1 477 слов Оин. Мальчик пристально всмотрелся в стену. Совершенно точно он видел какое-то шевеление. Оно было там! Оно уже давно, давно приходит к нему! Оно крадется, посреди ночи, желая… желая что? Утащить его, наверняка! Зачем иначе ему красться в тишине, втайне от мамы? Но почему Оин? Он маленький, слабый, он совсем ничего не может стоить. Или это тролль?! Ой, Махал, а если это тролль, который так любит, как хрустят на зубах розовые пяточки молодых гномят?! Оин дождался, когда шевеление притаилось, схватил крепко деревянного пони, что стоял на столике у кровати, а потом с воинственным воплем, в одну секунду, выскочил из постели, метнулся к двери, распахнул ее, вывалился в коридор, отбиваясь от теней все той же игрушкой, и со всех сил понесся к спальне родителей. Мама уже встречала его на пороге, торопливо завязывая халат и обеспокоенно протягивая к нему руки. Она схватила его, позволив малышу прижаться к себе, запустив пальцы в его рыжие кудряшки и внимательно оглядев помещение. Не увидев опасности, женщина тихо спросила: - Кто напугал тебя? - Тролли пришли. За мной. Ему показалось, что мама фыркнула, но когда он заглянул ей в лицо, там было только глубокое участие и желание защитить. Он был в безопасности, а когда его положили между мамой и папой – стало и вовсе спокойно.
Но оно не пропало, нет. Лишь притаилось. Очень хитро притаилось. На несколько лет. Оно оставило в покое на несколько лет, дождалось, когда он подрастет, и уже не сможет убежать к родителям из гордости и упрямства, и напало со всей силы, которая накопилась за эти года. Оно напало так внезапно, так сильно, что юноша буквально изогнулся на постели. Его глаза были широко распахнуты, но он не видел своей комнаты. В воздухе перед ним вилась вереница образов, будто туман, сгустившийся, и впивающийся, впитывающийся в его голову. Это было очень-очень больно. Он извивался на постели, вцепившись в свои курчавые, завивавшиеся колечками волосы, цеплялся за свою бороду, за уши. Хотел сделать что угодно, лишь бы поставить хоть ладонями преграду между собой и этой мукой. Не хотел слышать этот многоголосый шепот. Казалось, что тысячи голосов шептались у него над ухом! Не видеть эти знакомые и незнакомые лица. Не видеть этих страшных глаз змеи в огне, каких-то сражающихся гномов, и прочего. Всего остального. На утро он хмуро жевал кашу, не понимая, почему мать бросает на него такие обеспокоенные взгляды. Может, она заметила, что он выдрал несколько локонов волос? Но нет, он смотрел в зеркало и видел, что ничего не заметно, крови нет, а курчавые клочки он спрятал в столе, среди перьев и свитков. Но мать, вдруг, произнесла: - Нам надо поговорить. Есть вести, которые касаются всех нас. Оин вопросительно посмотрел на мать. А та улыбнулась как-то робко: - У меня будет ребенок. У нас. Скорее всего - сын. Скорее всего, у тебя будет брат. Оин выронил ложку из рук. Глоин. Тысячи шепотков ночью, а это – одно из имен. Глоин. Брат. Он знал. Это имя светящимися рунами вчера было выбито на стене, это имя ему шептали на ухо, это имя он выделил из всех других и чувствовал его – брат.
Глоин смотрел на старшего брата с недоумением. Тот сидел, выпрямившись так, словно палку проглотил. Его руки вцепились в каменные подлокотники с такой силой, что пальцы стали белыми-белыми. Губы брата шевелились, а глаза… Глаза были просто ужасны! Бессмысленный взгляд, словно он смотрел на что-то, чего не видел Глоин, он перебегал от одной точки на стене к другой, казалось бы, без какой-либо связи. Оин выглядел злым и напуганным, даже его борода, загибавшаяся в стороны, разгневанно топорщилась. Глоин дотронулся до брата, позвав: - Что с тобой? Эй! Ой! Аргх! Стоило ему возвысить голос, как крепкие пальцы начинающего воина вцепились в горло, сдавив так, что ни глотка воздуха не смогло протиснуться в легкие. Оин посмотрел на него все тем же безумным, без капли узнавания взглядом, а потом… он улыбнулся как-то горько и хищно, вглядевшись в лицо Глоина и бросив с непонятной злостью: - Разве ты настоящий? Оин отшвырнул задыхавшегося гноменка, рыкнув: - Убирайтесь. Глоин принял этот приказ на свой счет, ведь он был очень напуган! – и убежал.
Мать уперла руки в бока, строго и даже рассержено глядя на старшего сына: - Что это значило? Синяки на шее твоего брата – что значат?! Оин устало пробормотал: - Эребор падет. Отец… - он осекся, увидев как мать, все еще сердитая, приподняла бровь в странной смеси недоверчивого удивления. Он покачал головой. Женщина набрала в грудь воздуха, желая разобраться, но тут сын сделал такое, чего не делал очень давно. Он метнулся к ней, встав на колени и обхватив ее руками за талию. Уткнулся лбом в живот и забубнил: - Всегда вижу что-то странное. И ничего не могу сделать с этим. Руны на стенах и голоса, которые рассказывают мне правду, а иногда и ложь. Мертвые и живые приходят, тычут пальцами в руны, и исчезают там, где меня нет. Ходят за мной, показывают и рассказывают. И я ничего не могу сделать. Тогда больно. Я ничего, кроме этого не вижу, но чувствую. И боли – больше. Голова болит, будто молотом стукнули, и она раскололась. И каждый раз страшно. Они научили уже многому, но не всему, и мне страшно. Есть знаки. И они учат их видеть. Он не осмеливался посмотреть ей в лицо, только стиснул крепче, беспомощно бросив: - Мам? Теплая рука погладила его жесткие кудри, с которыми не справлялись заколки.
Двери, ведущие в эти чертоги – впечатляли сами по себе. Огромные, резные, с выбитыми рунами. Оин поморщился. Руны текли. Он видел – видел, что это не только приветствия, не только предостережения, что это храм знаний. Эти руны сами по себе – защита. За словами привычными пряталось что-то другое. Что-то, что могло и убить. Это знание прошило его голову такой же вспышкой боли, как и все другие. Но он совладал с собой, сосредоточившись на гноме, что ждал их у дверей. Средних лет, со слегка посеребренными сединой русыми волосами, он мало изменился с тех пор, как Оин видел его в последний раз. Они были не очень близки, но все же. Балин улыбнулся тетке и двоюродному брату, ободряюще положив руку на плечо Оина: - Я нашел в библиотеке кое-что. Ты не один такой. В нашем поколении таких нет, но были другие, раньше. И наверняка найдутся средства помочь это все… понять. - Сдержать. - Что? Оин повторил: - Сдержать. Сдержать боль, сдержать их настойчивость. Балин улыбнулся: - Наверняка. Они не были близки, но он был надежным. Это Оин помнил.
Глоин возвращался с тренировки, желая похвастать перед Оином новым умением. Подсечка секирой у него выходила славно, да с такой удалью, что он не мог не гордиться собой. Но в комнате брата не обнаружилось, не смотря на поздний час. В позднее время Оин всегда был в своих покоях, потому что «оно» приходило только вечерами, чтобы «учить его видеть». Глоин забеспокоился, отправившись туда, где чаще всего бывал брат. Первым делом, в мастерскую травника. Оин давно заинтересовался лекарским делом. Глоин подозревал, что он выискивал способ унять головную боль. В общем-то, нашел брата он быстро. В одном из коридоров, по которому Оин должен был возвращаться – слава Махалу, пустынному! Оин сидел на корточках, привалившись к стене и вцепившись в голову руками. Мерно покачиваясь, он издавал звук, подозрительно похожий на скуление и рычание одновременно. Глоин знал, уже знал, что в таком состоянии брат невменяем и говорить с ним – бесполезно. Молодой рыжий гном отстегнул пояс и приблизился к брату. Когда тот стукнул его, не понимая, что Глоин настоящий, младший брат перехватил его руки, ловко обмотав поясом. Не то, чтобы Оин теперь не мог драться, но задача усложнилась. А Глоину так проще было вести его за собой. Как пса на поводке. На следующее утро Глоин, вместо приветствия рявкнул: - Я думал, что ты учишься это контролировать. Оин свернулся комочком на постели, слабо застонав. Выглядел так, как выглядят гномы с похмелья. Но все же ответил: - Учусь. - Так почему оно стало сильнее? - Надо успеть. - Что успеть? - Уходи. Уходи. Уходи-уходи-уходи… Оин бормотал, словно в припадке. Глоин действительно ушел. Видящий хотел заплакать. Заплакал бы, если бы не отучился давным давно. Он понимал, что очень обидел младшего брата. Но что он мог?.. Как он?.. Как он мог сказать, что вскоре их жизнь перевернется, они потеряют дом, отца, их мать постареет от горя на десятки лет, а они все будут идти за младшим из двоюродных братьев и потом своим и умом зарабатывать на жизнь? Как сказать, что он должен успеть выучить как можно больше, научиться различать как можно больше знаков прежде, чем «оно» покинет его, когда контузия перекроет доступ? Как рассказать, что «оно» не вернется очень долго, и они останутся даже без этой помощи? Только с тем, что Оин успеет выучить. Как сказать, что он знает, что творится с братом, как он жалеет его, как хочет помочь, но никогда не сможет! Как сказать о… многом-многом! Сказать, что он всегда будет мучиться. Сказать, что горе и потеря любимого отца – будет временем благословенным для Оина ровно на тридцать восемь лет. Сказать, что у него не будет жены. Сказать, что он начнет глохнуть. Нет. Молчать. Кататься в приступе по постели. Готовиться к ночи. Когда «оно» вернется, чтобы учить. Оин учился видеть знаки.
Уважаемая администрация - не забудьте меня на этот раз, ладно? В смысле - пометьте пожалуйста и 9-ю и 10-ю части. Мимими? Исполнение №1, часть 10/27 768 словПосмертие.
Очнувшись, но не открыв глаза, Оин первым делом с радостью прислушался к своим ощущениям. Он хотел почувствовать то, чего ждал столь долгие годы – звуки. Настоящие. Не шепот несуществующего «нечто», что преследовал его до конца жизни, а реальные, насколько это возможно на данном этапе бытия - звуки. Он ждал смеха родичей, что встречают его тут, ворчливого приказа Махала открыть глаза, отдаленные звуки мастерских, ударов о наковальни, может звуки пирующих воинов. Но их не было. Абсолютная тишина окутывала его тем ошеломительнее, потому что даже к концу жизни, практически полностью оглохнув, он не оставался в абсолютной тишине. Гном испуганно распахнул глаза, и поначалу зажмурился снова. Яркий свет бил по глазам с такой силой, что становилось больно. Привыкнув к этой яркости, он сумел оглядеться. Нечто, без названия. Пустота, в которой он парит, непонятно благодаря какой силе. А свет исходил от рун. Тысячи рун, светящиеся синим светом окружали его, в беспорядке кружа в этой пустоте. Оин снова зажмурился. Зна-а-аки…
Старый гном предположил, что все это – для чего-то. Что-то он должен сделать или понять, чтобы двигаться дальше. В то, что это есть окончательное посмертие, которое определено ему на века, он отказывался верить наотрез. Он не заслужил такого! Всю свою жизнь он покорно сносил боль, увечье, отсутствие радостей, которые могли бы у него быть, если бы не это… проклятье! Всю жизнь. И в итоге – вот это? Нет, даже со стороны Великого кузнеца, чьего замысла он, конечно, не тщился понять, но даже с его стороны – это было бы чересчур жестоко. Поэтому Оин кропотливо, терпеливо и упрямо принялся за дело. Он читал их, впитывал их и систематизировал так просто, так быстро и легко, что ему даже стало казаться, что он идет по неверному пути. Но это все, что у него было. Распутывание бесконечного клубка сущего. Потому что это так и было. Все сущее вместе. Прошлое и будущее, случившееся и только имевшее вероятность случиться. Правда и ложь. Спустя какое-то время он понял, что может направлять эти руны своей волей, перемещать их, переставлять. Он начал выделять линии. Линии судеб живых – под правой стопой, одна за другой, так, чтобы случайно не смешались. По правую руку линии правды, по левую – линии лжи. У левой стопы струились руны с линиями смертей. Будто нарочно рядом оказались и руны, вещавшие о знакомой жизни. Кили, бедный мальчишка, вся суть его счастья и его горя, вся суть того, что он нес была тут, перед глазами Оина, заставляя его видеть снова, как он видел ранее. Это был первый раз, когда он нарушил порядок. Встретив знакомое и радостное, он сплел линии жизни Кили, его смерти, его правды, его лжи, его сущности, и бытия, созданного принцем. Ведь все, что мы делаем, порождает что-то другое, но сущее. Он соединял это все осторожно, кропотливо, будто из этих рун хотел заново слепить существо, саму душу живого гнома, которого когда-то знал. И вот, в конце концов, спустя долгие годы работы, спустя много лет внимания, направленного только на это, он… закончил. Он бережно присоединил к аккуратному клубку последнюю руну и замер, сам не зная, чего ждать. Клубок сплелся в плотный, сияющий шар, который словно взорвался изнутри синим светом, выплюнул из себя тысячи собранных знаков. Они рассеялись в разные стороны, но вот – снова устремились друг к другу и сложились в фигуру. Это и был Кили. Идеальное исполнение. Как живой, словно настоящий. Только моложе, чем Оин помнил его, когда парень погиб. Лет пятидесяти – не более. Совсем юный, но уже со следами той самой правды и жизни на челе. Как будто даже здесь он вынужден нести все это. Молодой гном сиял синим цветом, а руны из которых он был соткан, так идеально были подогнаны друг к другу, что принц казался даже теплым. Словно он жил, дышал, словно его сердце билось. Но в то же время он был застывшим, как кукла. Но нет! Вот он осторожно осмотрелся, растерянно хмурясь, потом перевел взгляд на своего «творца». Посмотрел прямо в глаза Оину и произнес что-то, но вместо слов в этой тишине Оин лишь увидел, как этот призрачный рот исторгает такие же руны. Они сложились в слова: «Сущее правды». Кили улыбнулся, кивнул на светящуюся надпись, кивнул самому Оину, рассмеялся так светло, как раньше – при жизни, тем самым порадовав Оина, и исчез. Просто растворился в этой темной пустоте, словно и не было всех этих усилий, что Оин потратил в последние годы. Старый гном ликующе улыбался. Он знал, что делать. Все сущее впереди. Вечность впереди. Он заставит все эти знаки сплестись так, как им и положено от начала. Он заставит, и тогда сможет двигаться дальше. Оин хотел было найти что-то связанное с Глоином или Гимли, потому как порядком соскучился. Но потом решил оставить это «на попозже». Тем приятнее будет встреча. Он начал с двоюродного брата, с Балина. Как он там в Мории?
_grim_, ну, в таком случае трудно ошибиться) Король-под-горой, Спасибо тебе! модераторы странно относятся к этому исполнению... Я даже в личку написала с просьбой как-то отметить мое существование, или хотя бы кол-во частей. Но нет) Вот, теперь эту запись пишу, чтобы тонко завуалированный намек сделать еще раз. Как думаете, поможет?
Исполнение №1, часть 11/27 1 365 слов Глоин. С самого детства, а может быть, даже с самого рождения, он был полон непередаваемого упрямства. И всегда знал, чего он хочет. Всегда упорно шел к своим целям, вне зависимости от обстоятельств. Размышления о возможности или невозможности – никогда не заботили ни маленького гномика, ни подросшего юношу, ни взрослого гнома. Он просто должен был добиваться желаемого и все. Не из соображений долга или любой другой аксиомы, рожденной из упорства. Просто потому, что он «не может не». Он не может не стать превосходным воином. Так он думал в юности. У него были причины для такого желания, одной из которых был старший брат. Оин, постепенно теряющий себя, был тайной душевной болью Глоина. Гном любил старшего брата и от души хотел ему помочь, облегчить его участь, забрать себе хоть частицу этой боли. Но он этого не мог, а потому и не помышлял о том. Зато он мог стать самым верным и преданным телохранителем, охранником, защитником. Тогда, в юности, он планировал быть рядом с Оином всегда, не отлучаясь. Быть рядом, чтобы успеть встать на защиту, во время приступа боли, которая делает его брата беспомощным, глухим и слепым. Быть рядом, когда душа Оина наполняется горечью и злостью, чтобы подставить плечо, поддержать. Просто защищать. Потому что это брат. И он направил на обучение всю свою душу, которая, казалось, и состояла-то из одного упрямства, упорства и воли. Только одно его изредка, мимолетно коробило – иногда ему казалось, что мать, отец и брат не ценят его порывов так же сильно, сколь сильны сами эти порывы. И ему действительно было из-за чего смутиться, если бы он видел себя со стороны. Дело в том, что с самого детства гном этот был малоэмоционален. Нет, даже не так, это определение было бы несправедливым. Эмоции его, чувства и порывы были горячи и благородны, даже возвышенны. Но он никогда не умел проявить этого внешне. Всегда немного отстраненный, всегда хмурый, из-за чего его взгляд с самого детства казался грозным, словно возмущенным чем-то. Он принимал объятья матери спокойно, холодно, безответно. Просто принимая их. Сам он, внутри, просто впитывал это тепло и любовь, даже мысли не допуская, что какой-нибудь ответный знак внимания был бы уместен. Это просто было, изначально принадлежало ему. Оно – его. А мама, видя эту отстраненность, очень быстро, много раньше, чем можно было бы, перестала прикасаться к сыну. Ей казалось, что это его раздражает. А Глоин и это принял как факт. Он вырос. Ему тринадцать. Хватит нежностей. Более всего эмоций он проявлял по отношению к Оину. Но и это выражалось скупо и сухо. Глоин брюзжал и ворчал, когда приходилось тащить брата на себе, или смотреть на его метания у постели. Молча. Выпрямившись. Замерев. Охраняя. В эти моменты Глоин был переполнен жалостью, любовью, и горделивым ощущением собственной полезности. Выполненного обещания. Вот он. Пока только хороший, но уже в ближайшем будущем – превосходный воин, стоит рядом с братом и защищает его. Бережет его беспомощность. Стережет его беспокойный сон. Есть чем гордиться. Оин знал. Он всегда знал все. Но то, что он знал, и то, что он видел не только перед собой, но и в будущем – наполняло его и печалью и надеждой. Он знал, откуда эта скупость и отстраненность и знал, во что она выльется с возрастом. Но так же он знал, что есть шанс. А Глоин просто шел своим путем, не догадываясь о том, что он… своеобразен.
Позже, не понимая, что настороженность и отстраненность семьи вызвана его же холодностью, даже не осознавая, что эта отстраненность есть, он, тем не менее, пришел к выводу, что брат нуждается в нем, как в охраннике и защитнике много меньше, чем Глоин себе воображал. Да и он сам недавно понял, что нуждается… нет, тянется – к другому. К драгоценным камням. Как-то он наткнулся на шкатулку с драгоценностями матушки, которую та оставила на столе, куда-то в спешке умчавшись. Глоин раньше не обращал на что-то подобное внимания. Его время и мысли уходили на одно – стать воином. А вот теперь он, грызя краюху хлеба, разглядывал эти переливы, цвета и грани. И вот что странно – ему показалось, что он видит что-то в глубине этих камней. Что-то… живое. Оно было там – живое, теплое, мирно дремавшее. Крошечное. Как песчинка в самом центре. Такое… милое. Глоин не заметил, что он даже усмехнулся, ласково поглаживая крупный изумруд колье. Он смотрел в центр камня с нежностью, бессознательно покачивал его на ладони, словно боялся причинить вред. Как ребенок мог бы держать в ладошках хрупкого птенчика, замерев и не дыша от восхищения и страха. Ощущения собственного превосходства и беспомощности. Так Глоин изучал свою первую драгоценность. Первую, на которую обратил внимание. Он даже испытал приступ любопытства, прошел в свои палаты, достав наследственную шкатулку. Там, в разных отделениях лежали его украшения. Заколки для волос и бороды на каждый день. В отдельном отделении – парадные заколки, броши и знаки – все с гербом королевского рода. На случай, когда Траин или Трор призовут его к подножию трона, как племянника и королевского воина. В крупном отделении лежали парадные наручи. Он всегда хранил их отдельно от своего основного доспеха. Из всего, что у него было, это было самым ценным, передавалось из поколения в поколение – узор их рода был выполнен из мифрила. Великая ценность. А еще, среди всех этих украшений, безделушек – как он считал – было всего два кольца. Он не любил кольца. Глоин думал, что они будут мешать правильно держаться за секиру. Вообще… будут мешать. Но надев парадные украшения, оставлять руки голыми – неприлично. Кольцо с личной печатью, и еще одно с рубином. Вот его-то Глоин и взял. И да, в нем он тоже увидел то крошечное. Только оно не дремало, а спало крепко, глубочайшим сном. Так он это почувствовал, так ему почему-то подумалось. А еще ему подумалось, что оно чувствует себя брошенным, ему одиноко, оно расстроено, потому что не выполнило своего предназначения. Гном повертел кольцо в пальцах, а потом сообразил, что опаздывает на встречу, где его ждут родители. Неудобно. Резко задвинув ящик на место, он без задней мысли надел кольцо на палец, умчавшись на встречу так быстро, как был способен. А уже вечером, во время домашнего ужина, он сообщил родителям, что желает изучать ювелирное дело. Глоин всегда знал, чего он хотел, принимал решения быстро и был упрям. О своем решении он сообщил, легонько поглаживая пальцем рубин, который так и не снял.
И все же, спустя пару лет он решился поведать мастеру, который его обучал о том, что видит. Глоин начинал думать, что это странно – видеть то самое «крохотное», что всегда заперто в сердце каждого драгоценного камня. Мастер выслушал его сбивчивые и неуверенные объяснения внимательно, после чего разъяснил ему все… а потом прогнал. Драгоценность, сам по себе источник – просто камень. Слюда, слезы горы, исторжение и единство. Прекрасное в своей сути, но не представляющее интереса для живых и мыслящих. Когда камень добывают и обрабатывают – изменяют суть его. Как в легендах о том, что гномы были выточены из камня. Измененный камень (а он всегда изменен, стоит к нему прикоснуться) – именно драгоценный камень – как проводник. Как хранилище, как шкатулка. Как Таркун носит в навершии своего посоха этот странный, мутный и немного светлый, серого цвета камень. Камень оттуда, откуда он пришел. Тоже драгоценность. Если ты когда-либо встретишь Таркуна, и наберешься смелости, Глоин, то взгляни на то крохотное, что таится в его центре. Шкатулка эта – как хранилище всего. И лишь мастер может увидеть, понять, для кого именно подойдет тот или иной камень. Что, допустим, этот маленький бриллиант будет оберегать сокровенное хозяина лучше, чем выбранный им на глаз крупный сапфир. Будь умным торговцем – продай и то и то. Ты получишь деньги, продав сапфир, и выполнишь свое предназначение чующего мастера – продав маленький бриллиантик. Как ты рассказывал, Глоин, колье твоей матери хранит ее, то теплое и мягкое – это единодушие, это бережливость по отношению к душе. Какие бы горести не приключились с ней – то самое сохранит в ней возможность любить безгранично все, что ей дорого. То, что по твоим словам, спит глубочайшим сном в центре твоего рубина – оно просто не твое. Не тебя ему беречь. Но оно впитывает то, что есть твое. Хранит тебя. Свой камень ты найдешь наверняка. Да и владельца рубина тоже. Это все, что старый мастер может тебе сказать. Остальное же… остальное темно и забыто. Как та гномья древность, которая должна быть забыта. Ты выяснишь сам, а старый мастер тебе не помощник. Уходи. Ты научился обрабатывать камни, а во всем остальном ты уже лучше мастера. Нечему тебя учить больше. Нечему из того, чему старый гном хотел бы научить. Уходи, чующий. Учись сам. И будь осторожен. Будь осторожен, молодой гном.
Исполнение №1, часть 11/27 Окончание 952 словаКогда Эребор пал единственное, в чем Глоин встал поперек воли матери намертво – это строжайший запрет матери продавать колье. Вот удача-то, что именно оно было на ней в момент атаки. Продавали все. Потому что выбегали, кто в чем был. Проданы заколки с бород Оина и Глоина, материнские украшения, да и кольца братьев. Только перстни с печатками остались, да материнское колье. Но она была рада послушаться. Свадебный подарок отца, которого они потеряли. Необходимая память. С этим колье ее и похоронили через двадцать лет. Не смогла долго без мужа. Гномы любят один раз.
А лавка работала хорошо. Оин умел увидеть самые плодоносящие жилы. А его брат – самые лучшие камни. Оин видит все, и брата в том числе. Все смурнее, все отстраненнее. Будто заживо превращается в огненно рыжую драгоценность. Оин не был мастером-ювелиром, чующим душу камня. Зато он видел знаки. Видел, как зарождается что-то в центре перстня Глоина, который тот носил, не снимая. И вроде – ничего особенного – янтарь. Простой янтарь там. А все же – что-то в нем поселилось и с каждым прожитым мгновением – разрасталось, крепло. Пило душу его брата, впитывало в себя. Чтобы сохранить. Выпив смертную оболочку – сохранить навсегда все ценное, что в нем было. Больно это. И страшно. Но Оин не знал, что делать. Это было не то, с чем он умел справиться. Правда, нашел один способ, который, как он думал – ему помогал. Он ругался с братом на чем свет стоит, постоянно доводя до драки. Вызывая эмоции такие яркие, что невозможно было отмахнуться. А потом они со смехом и прибаутками мирились. И этого хватало на пару дней, а затем снова - отстраненность и холодность. Но однажды все изменилось. Когда появилась Фрест. Красивая, как все драгоценности мира. Сиятельнее Аркенстоуна. Красивее всего, что Оин видел. При этом ее внешность он оценивал весьма посредственно – он всегда был далек от внешнего. Он видел… цвет ее души, ее знаки, ее силу и мощь, что окутывала ее хрупкую фигуру с ног до головы, и придавала золотистого света ее черным волосам. Красива и чиста. Добра. Великолепна. И Глоин видел то же. Это были самые счастливые два года в жизни Оина – наблюдать, как брат буквально с ума сходит. Сначала тот пытался найти камень. Единственный истинный камень, подходящий такой, как Фрест. А потом понял, что не камень, а сама Фрест заставляет его раз от раза приходить к ней с полной шкатулкой драгоценных заготовок, снова и снова примеряя их к ней, и с досадой отбрасывая. Все больше часов он проводил у гномки, но при этом все реже запуская руку в шкатулку. Говоря чаще. Потом больше. Потом с интересом. Потом с воодушевлением и вот, спустя год его мировоззрение, чувства смущены. Он никогда так полно не чувствовал. Так жарко и так умиротворенно одновременно. Так хорошо и так странно. И так тревожно! Оин делал все – подначивал, сводничал, советовал, настаивал, насмехался… пил кровь младшему братишке всеми возможными способами, лишь бы тот все больше утешения находил в доме подруги. Все больше и больше того, чего гном не понимал, и вот… Спустя еще десять лет в их семье появилось сокровище, принадлежащее и оберегаемое каждым из них. И как же Оин был рад, что его маленький племянник, окруженный отцовской любовью, упрямством, лаской, поддержкой, защитой, наставничеством, смехом и рассерженным ворчанием – что молодой Гимли никогда в жизни не узнает, каково это – чувствовать на себе тяжелый и холодный, отстраненный взгляд. И ради этого Оин готов был терпеть этот взгляд до самой смерти. Как он приходил в их дом, спасаясь от головной боли, так и в его одинокие палаты являлся Глоин, садился и замирал. Неподвижнее и холоднее камня. И ни одного знака рядом. Пустой. Выпитый камнями своими и своей же любовью. И как же рад был Оин видеть, что любовь эта, пусть и высушивала его брата, но и дарила тоненький ручеек, в котором тот черпал силы и волю не уйти полностью в свой янтарный перстень.
Когда они сидели там, в Эреборе, запершись как наседки в курятнике – каждый занимался своими делами. Вот и Глоин совершил экспедицию в бывшие жилые покои. Скелеты на полу причиняли боль и вызывали гнев. Где-то среди них скелет его отца. Позже, когда отвоюют это место окончательно, старые гномы будут бродить здесь и по знакам на одежде определять принадлежность погибшего к дому. Но кого-то не опознают. А кто-то лежал на дне глубокой пропасти, выкинутый туда драконом. Торин сказал, что отца не было с отрядом, что встал у ворот, в которые врывался Смауг. Но мать говорила, что он погиб у ворот. Она видела. Тела они с Оином не обнаружили. Скелета, в одежде их отца – не было. Зато их комната выглядела так же, как и раньше. В эти переходы Смауг пробраться не мог – слишком узко для такой туши. Почти вековой слой пыли на всем, но все – как раньше. И его старые вещи – целые и невредимые. Глоин поглядел на шкатулку, и лишь после нескольких секунд открыл ее. Все это будет носить его сын. Эти парадные драгоценности, заколки, наручи с мифриловым узором. И перстень. Глоин знал еще при рождении сына – вот он – хозяин его старого перстня, который отец носил так долго в молодости. Вся любовь и сознание предков спят в крошечной песчинке внутри. Его самого, его деда, прадеда. Гимли совладает с ним лучше кого бы то ни было. Глоин знал. Ведь лишь тому, кто может чуять уготована честь стать одной из этих крох внутри камня. Не хозяевам, нет. Только чующим.
В один день старый Глоин, ворча скрипучим голосом, призвал к себе сына. Почитаемый и владетельный – гордость! Он поцеловал его, стиснув в крепких объятьях, не смотря на свою старость. Он решил, что ему пора присоединиться к Фрест в чертогах Махала. Попрощавшись с сыном, он ворчливо уселся на давно заготовленное каменное кресло, что стояло в его покоях, и замер. Лишь спустя пару дней Гимли, в соответствии с волей отца, стянул янтарный перстень с мертвой руки, отправив его Даину. Такие ценности – с чем-то крошечным и дремлющим внутри – не должны быть похоронены.
KrokoBill, о, вы монстр - так быстро текст читать! Мне это так приятно! Спасибо)) Я просто... ну, смотрю на них) а потом утрирую. А потом выискиваю, и довожу обратно до логики и жизни. И вот.
галактическая нить персея-пегаса, комплекс сверхскоплений рыб-кита, местная группа галактик, галактика млечный путь, рукав ориона, солнечная система, земля
это удивительно, завораживает, это песня )
с каким достоинством ушел Глоин! Сел в кресло и... Настоящий казад.
-=Kaen=-, я очень рада, что поверили - это так важно! )) merryginn, Да! Отец Гимли как-никак! Спасибо вам! Король-под-горой, доооолгая работа - он упрямился и не хотел делиться секретами! Хотя у меня впереди одни упрямцы остались, не считая принцев - те просто на вкусное останутся)
Он, по большому счету, не ждал ничего. Немного боялся, может быть. Боялся, что потеряет себя, окажется внутри своего собственного янтарного перстня. И немного надеялся, что все же истории не врут, что чертоги Махала существуют, и он увидит там Фрест и всех остальных. Не было ни того, ни другого. Был… рынок. Как ни странно. На рынке он в последний раз был самостоятельно в те времена, когда он работал подмастерьем, а их с Оином мать лежала на смертном одре. После он увлекся своей работой настолько, что о пропитании, одежде и мелочах заботился Оин, а после – Фрест. Ах, да! Он был на рынке один раз после. Когда пытался глубоким вечером, уже ночью почти, раздобыть беременной жене ежевичный пирог. Но на этом все. И вот – он на рынке. Стоит за прилавком, разглядывая, видимо, свой собственный товар. Драгоценности всех мастей! Красота, от которой дрожали руки и глаза слепли. И… никого вокруг. И никого и не было. Долгое – долгое время. Глоин пытался уйти, но, заворачивая в переулки пустого, какого-то ненастоящего города, он неизменно оказывался там же – на рыночной площади, у центрального прилавка, где продавались драгоценности. Подумать только! Наследник королевского рода! И все, чего он заслужил после смерти – это быть торгашом для пустоты?!
Все переменилось к вечеру. К вечеру он начал различать таинственные силуэты гномов, людей и эльфов, словно сотканные из воздуха. Со временем они становились все плотнее, эти текущие массы народа. Но никто из них – никто его не видел и не слышал, даже когда он попытался от души стукнуть одного гнома. Нет, его просто не видели, словно он был призраком. Но вот, от толпы отделился гном. Старик, в ужасающих лохмотьях, седой, скособоченный, опиравшийся на корявую палку. Его нечесаная борода, без каких-либо украшений, висела до самой земли. Этот убогий подкрался бочком к нему, глядя странными, ясными карими глазами. Он ткнул пальцем в прилавок: - А сделай мне перстень, который меня достоин. А? Сможешь? Глоин пристально вглядывался в гнома. Его терзало чувство смутного узнавания. Он знал, он совершенно точно когда-то знал его! Гном, чтобы не спугнуть, попросил: - Смогу, почему бы не смочь… Только ты должен остаться. Я должен видеть тебя. Старик хрипло, иронично рассмеялся: - Чуять меня. Глоин кивнул, еще строже глядя на гнома.
Так они начали жить вместе. Долгое время. Глоин не мог начать работу, не поняв его сути. Для него все было своеобразным вызовом. Он знал, что он мертв и это все – его посмертие, здесь все должно быть по-другому и правила игры – другие. Значит, здесь он может не скрывать свой секрет, и работать наконец-то может так, как считает нужным. Не просто искать нужный камень, с крошечным хранилищем души внутри, но и, может быть, создавать самому. А этот конкретный гном, не назвавший своего имени – он знал, что Глоин чующий ювелир. Это упрощало дело. Старик не отвечал на вопрос Глоина – откуда тот его знает. Говорил, что Глоин сам поймет ответ. Только так он сможет закончить работу. Ну а пока Глоин ждал озарения, горбатый старик был не прочь с ним поболтать: - Каково это? Превращаться в камень? - Грустно, в большинстве своем. Но мне повезло. - О, да! Ха-ха! Все могло быть совсем-совсем иначе. Я знаю. Глоин с ворчанием перевернул ящик, принимаясь за следующую партию драгоценностей. А старик продолжил: - Я много-много знаю. Как стало и как могло быть. И то и другое – правда. Я знаю одну правду. Это неприятно, знаешь ли. Это тяжело. – Он вздохнул, уставившись куда-то вдаль, словно вспоминал что-то. Глоин смотрел на него, на эти странные, совсем не старческие, ясные глаза, и… и тут его озарило. Смутное воспоминание… вскользь брошенные слова брата, которые всегда ассоциировались у Глоина потом именно с этим грустным, немного отсутствующим, но ясным и солнечным взглядом. Слова Она: «Он всегда знает только правду. Бедный мальчишка». Глоин ошеломленно прошептал: - Кили? Старик перевел взгляд на него, ухмыльнувшись скособоченным ртом: - А я знал, что ты сообразишь. - Но… ты настоящий? - Разве? Разве я дожил до старости? Почему я такой? Уродец. Со скрипучим голосом и больными ногами и руками. Быть старым – неудобно. Я настоящий? Твой внучатый племянник, частица твоей крови? Родня твоя? Почему я нищий? Разве я не принц? Почему прошу тебя о работе? Почему?.. Глоин осторожно обнял старичка, как мог бы обнять расстроенного чем-то Гимли. Бедный, бедный мальчик. Если догадка Глоина верна… Если Оин всю жизнь знал и видел все это… Не только Глоина, постепенно уходящего от семьи в камень, но и племянника, так… А что еще видел его брат? Что он видел в Гимли, во всей королевской линии: Балине, Двалине, Фили, Торине, Фрерине, Дис? Что же он видел?.. Кили чуть отстранился, тихо велев: - Ты должен закончить работу. Всю. Когда я уйду, не забывай об этом.
И Глоин сделал. Нашел идеальный камень для Кили, выковал оправу, обработал его своими руками, так, как принц заслуживал. Этот перстень получился сложным. На первый взгляд – всего лишь ободок с неприметным камешком, но если приглядеться, то можно увидеть уникальную, филигранную работу, тонко исполненный личный узор принца, поразительно красивый в своей простоте камень. Эта работа сочетала в себе простоту и сложность. Самую суть. Ловушку для души. И Кили ушел. Ушел туда, в него. Перед тем, как истаять окончательно, всего на мгновение Глоин увидел молодого, веселого гнома. Но больше он не мог смотреть на эту молодость прямо. Он видел старика. И вот – грудь Кили пробило невидимым копьем, ненастоящая кровь хлынула из раны молодого гнома, который снова умер. И исчез в кольце. Теперь Глоин знал, для чего на его прилавке эта странная, пустая шкатулка. Невероятно красивая, отделанная внутри для бережного хранения величайших ценностей. Кили хорошо улегся на мягкой, бархатной подушечке, в тепле и темноте. Ну а Глоин просто ждал. И пусть ожидание затянулось, но он знал, что он должен делать. Выполнить всю работу. Дождался. Следующим к нему пришел Фили. Ну конечно! Нельзя разлучать этих двух надолго. Но и Фили Глоин поначалу не признал…
SofiaSain, все-таки они у вас удивительно настоящие и живые... каждый. И в жизни, и в посмертии... Глоин, Оин и Ори, от их посмертия ощущения светлые) Знаете, продолжения вашей истории можно ждать сколько угодно, лишь бы оно было спасибо вам большое!
Ты будешь лежать пеплом десять тысяч лет, питаясь только ветром.
-=Kaen=-, спасибо вам большое за поддержку! ♥ ♡ Я очень рада! Скажите, а вы на фикбуке бываете? Я думаю, что продолжения до конца будут выкладываться там. Если что, я там под тем же ником
SofiaSain, я вот прямщас пошла искать прицельно ваши исполнения и добралась до одного громадного на соседнем фесте. И прочла единым духом. Улыбалась, ревела пару-тройку раз, ходила по комнате кругами и садиась читать дальше. Это было просто навылет! В душу! Столько всего прекрасного, столько всего ссыпалось на мою голову, я в подобном состоянии обалдения была после первого просмотра Фильма. Я должна буду это перечесть, одного раза категорически мало! Спасибо вам! Автор, вы грандиозны!
Сейчас я говорить ничего не буду, я просто похожу по комнате и пошаманю вам на удачу и вдохновение)) Очень хочется увидеть то, чем закончится история. Это очень хороший и сильный текст.
-
-
30.04.2013 в 21:481 477 слов
-
-
30.04.2013 в 22:12сильно, сильно написано
-
-
30.04.2013 в 22:19здорово, очень здорово.
-
-
30.04.2013 в 23:18И мне тоже жалко Оина
-
-
05.05.2013 в 16:38Исполнение №1, часть 10/27
768 слов
-
-
05.05.2013 в 19:24-
-
05.05.2013 в 22:11-
-
05.05.2013 в 22:16KrokoBill, Спасибо! Он мучился при жизни больше остальных. Мне так кажется, по крайней мере. Поэтому он заслужил больше добра)
-
-
05.05.2013 в 22:47я, кстати, вас пронзил по ходу
-
-
05.05.2013 в 22:53пронзил по ходу где? как? почему?
-
-
05.05.2013 в 23:12надеюсь,я не ошиблась))
-
-
06.05.2013 в 21:53спасибо большое)
-
-
06.05.2013 в 22:03Король-под-горой, Спасибо тебе!
модераторы странно относятся к этому исполнению... Я даже в личку написала с просьбой как-то отметить мое существование, или хотя бы кол-во частей. Но нет) Вот, теперь эту запись пишу, чтобы тонко завуалированный намек сделать еще раз. Как думаете, поможет?
-
-
17.05.2013 в 22:321 365 слов
-
-
17.05.2013 в 22:35Окончание 952 слова
-
-
17.05.2013 в 22:40-
-
17.05.2013 в 22:43Я просто... ну, смотрю на них) а потом утрирую. А потом выискиваю, и довожу обратно до логики и жизни. И вот.
-
-
17.05.2013 в 23:39спасибо!
про Глоина представить себе подобное почему-то не могла, а прочтя - сразу поверила...
-
-
18.05.2013 в 00:17с каким достоинством ушел Глоин! Сел в кресло и... Настоящий казад.
-
-
18.05.2013 в 00:26потрясающе!!!
-
-
18.05.2013 в 01:33merryginn, Да! Отец Гимли как-никак! Спасибо вам!
Король-под-горой, доооолгая работа - он упрямился и не хотел делиться секретами!
-
-
30.05.2013 в 14:24ни в коем случае не торопим, просто хотим сказать что очень любим и ждем)))
-
-
01.06.2013 в 11:42Исполнение № 1, часть 12/27
945 слов
-
-
01.06.2013 в 11:45пожалуй, от Глоина меня вынесло...аж мурашки по коже
-
-
01.06.2013 в 12:11-
-
01.06.2013 в 16:29-
-
01.06.2013 в 17:09-
-
05.06.2013 в 02:10все-таки они у вас удивительно настоящие и живые... каждый. И в жизни, и в посмертии...
Глоин, Оин и Ори, от их посмертия ощущения светлые)
Знаете, продолжения вашей истории можно ждать сколько угодно, лишь бы оно было
-
-
05.06.2013 в 08:54-
-
05.06.2013 в 17:00Столько всего прекрасного, столько всего ссыпалось на мою голову, я в подобном состоянии обалдения была после первого просмотра Фильма. Я должна буду это перечесть, одного раза категорически мало!
Спасибо вам! Автор, вы грандиозны!
Сейчас я говорить ничего не буду, я просто похожу по комнате и пошаманю вам на удачу и вдохновение)) Очень хочется увидеть то, чем закончится история. Это очень хороший и сильный текст.