[небо/автомат]

VI-36. Трандуил|Леголас. «Милосердие, отец. Ты знаешь что-нибудь о милосердии?»

Исполнение №1. Части: 1 2 3 4 5 6 закончено

@темы: Выполнено, Трандуил, Шестой тур, Леголас

Comments

[Hobbit!Anon]

Исполнение 1
1/6(?)

От автора

Подозреваю, что заказчик хотел других акцентов, но фраза эта там есть))). И да - мой дорогой заказчик, я голову себе сломала, выстраивая диалог прежде чем поняла, что заявленная фраза вовсе не подразумевалась как ответ на какой-либо вопрос.

Не бечено ничем, даже слепыми раскабельскими кроликами в Беззвездную Ночь.

1412 слов

Появление на свет сына король Трандуил считал одним из счастливейших событий в своей долгой жизни, богатой и на скорбь, и на радость. Не в продолжении династии он видит свое счастье, и даже их горячая привязанность единственных родных друг у друга не кажется королю эльфов самым главным. С Леголасом Трандуил словно сбрасывает весь пережитый опыт и остается вновь обнаженным и беззащитным перед новым, внезапно помолодевшим миром вокруг. Смотрит чужими юными глазами на звездное небо – впервые, слушает плачущую лютню – впервые, ощущает запах нагретого летом медоносного разнотравья – впервые. Ему кажется, как будто он вслед за сыном снова переживает юность с ее первым любовным томлением, с поиском ответов, с острой радостью и разрывающим сердце горем.

Ему кажется, что их Эпоха еще не уходит.

Леголас красив даже для эльфа, но, что важнее, за высоким гладким лбом скрывается живой и пытливый ум. Трандуил дает молчаливо сосредоточенному сыну несколько дней раздумывать над тревожащей его проблемой, не желая раздражать навязчивыми расспросами, опасаясь вывести на давно нарушающий их спокойствие разговор о желании Леголаса покинуть Сумеречье.
Однако, глядя за медленно слетающими с деревьев искрами огоньков, слушая смех музыкантов, чувствуя легкость от выпитого вина и тяжесть богато украшенного цветами и драгоценными камнями венка, Трандуил все же разрывает молчание:
- Какая мысль волнует тебя? Что ты пытаешься постичь?
Леголас молчит, и на секунду Трандуила охватывает ледяной страх, что сын не ответит, однако потом молодой эльф улыбается, светло и легко.
- Милосердие, отец. Ты знаешь что-нибудь о милосердии? – он делает глоток из кубка и продолжает: - Ты столько пережил, ты столько видел, ты встречал рассвет и закат Эпох – скажи, отец, что есть милосердие, когда вокруг сгущается Тьма?
Трандуил пьет вино, но мыслями он уже далеко, и губы его безмолвны - теперь его очередь размышлять. Он никогда не отвечает на вопросы Леголаса с высоты своих лет. Трандуил живет только сейчас, его сыну жить в эту – несчастную, великую, прекрасную, полную потрясений, тьмы, пороков, самопожертвования и благородства – Эпоху, и ответы должны быть найдены там и тогда, где и когда задаются вопросы.
Владыка Сумеречья, король нандор, синда из Дориата – он считает, что знает о милосердии достаточно много. Благодарение светлой Элберет, ему чаще удавалось не запятнать себя жестокостью, да и к нему самому не раз проявляли милосердие. Вопреки этому, эльфийский король молча пьет и молча смотрит на развеселившегося, сбросившего тяжкий груз одинокого раздумья сына.
Что есть милосердие, когда вокруг сгущается тьма?
Что есть милосердие?..
В этот момент тьма вокруг сгустилась в самом буквальном смысле, лепестки светлых крупных меллорнов внезапно схлопнулись, закрывая светящиеся сердцевинки, и эльфы едва успели схватиться за оружие, прежде чем на поляну набежали гигантские пауки, которые не то гнались за кем-то, не то убегали от кого-то. Для лесных эльфов сражения с темными чадами Унголианты давно стали почти привычными, однако сейчас столкновение оказалось слишком внезапным, и даже Трандуил почувствовал себя ошеломленным. Однако эльфы быстро взяли себя в руки и отогнали пауков прочь в черную темноту ночного леса.
А потом на измятой траве они нашли потерявшего сознание Торина, сына Траина, внука Трора, и, право слово, Трандуил предпочел бы еще одну встречу с пауками – те были врагами, но врагами из «здесь и сейчас», привычными и изученными. Торин врагом не был, но появился он словно из позавчерашнего дня – а, как известно, ни один день не умирает так прочно как позавчерашний.
Желание эльфийского короля исполнилось наполовину: с пауками этой ночью они еще столкнулись, а вот Торин никуда не исчез – сидел в чертогах лесного владыки, словно не он виноват в окончательно испорченном празднике, машинально оглаживал разбитыми пальцами темную с обильной проседью бороду, огрызался на вопросы, сыпал обвинениями. Есть хлеб и пить вино эльфийского короля он, впрочем, тоже не забывал.

Трандуил и слушает, и не слушает гнома, погруженный в свои мысли. Он смотрит в проем окна на то, как в предрассветной серости утра эльфы выравнивают тропинки перед дворцом, стирая с них все следы вчерашнего дня. Леголас в детстве часто плакал, не найдя наутро оставленных вчера отпечатков своих ножек, однако недавно овдовевший Трандуил был непреклонен – в лучах нового солнца все должно начинаться заново. Здесь и сейчас, и никаких следов из прошлого.
Осколок прошлого ставит кубок на стол, и прозрачно-зеленые глаза Трандуила снова и снова скользят обеспокоенно и как-то обреченно по фигуре гнома в рваном плаще, бывшем когда-то небесно-голубого цвета. На язык идут не те слова о том, что Торин постарел и поседел, а на ум не те мысли о Короле-под-Горой и Эреборе.
Трандуил вглядывается, всматривается в глаза гнома и спрашивает снова и снова:
- Зачем ты здесь, Торин Дубощит? Зачем ты шел сюда?
Гном отвечает резко и гневно – не привык отчитываться, либо наоборот пресыщен необходимостью отчитываться – но Трандуил ищет ответ не в его словах, а в собственных размышлениях.
Торин идет за своими воспоминаниями, вдруг понимает эльф и, разворачиваясь спиной, вновь подходит к окну. Торин идет к Горе, и будет рад видеть ее, потому что там он провел самые светлые дни своей жизни. Торин даже его, Трандуила, рад видеть немножко, потому что тот тоже часть того времени, когда под Горой был король, когда отец и дед были живы, когда вокруг царили богатство и почет, когда у гномов был их дом. Ему нужен не просто Эребор, а тот, вчерашний Эребор.
Что милосерднее: позволить вспоминать светлые дни или заставить забыть темные? Что причиняет меньшую боль: мысли о счастье, которое потом ушло, или пустота за тобой, с которой содрали все следы?
После того, как Келебриан покинула Средиземье, в доме Элронда часто говорят об ушедшей хозяйке, словно та все еще здесь, а сам Полуэльф признался, что радуется, видя в детях черты их матери. Возможно, ему нравится лелеять свою боль, но не милосерднее было бы это прекратить?
С тех пор, как Тауриэль ушла за Море, никто не смеет даже упомянуть о ней при Трандуиле, слуги спрятали все портреты, и он никогда не говорит с Леголасом о его матери, как когда-то они с Орофером забыли в разговорах о Дориате.

Трандуил слегка постукивает пальцами по наличнику окна, словно наигрывая полузабытую мелодию. Следы с дорожек уже стерты. Вчерашний день умер.
Торин молчит, прикрыв глаза. Ему дали поесть и умыться, но он явно едва в сознании от усталости и вот-вот впадет в тот тяжелый сон, что больше напоминает обморок.
Что может быть милосерднее забвения?
На толстых пальцах - печатка Трора, в сохранившейся серебряной отделке плаща – орнамент Эребора…
Милосерднее забвения…
…разве только воспоминания для того, кто страстно их жаждет. Или у кого все равно больше ничего не осталось ни здесь, ни сейчас.

Трандуил садится за богато украшенный письменный стол, смотрит на Торина и видит Трора, видит Кольцо из Семи вместо печатки, видит Эребор, жадность гномов, золото, Смауга, видит горящий Дейл, зарево, кровавый рассвет, трупы, запустение…
Воспоминания милосердны в своей честности, и королю становится немного легче. В окно несется песня лесных эльфов и проникают первые солнечные лучи – приходит новый день.
- Отведи Торина Дубощита в темницу, - говорит Трандуил сыну, - пусть переоденется и отоспится. Возможно, он станет любезнее.
Леголас отдает распоряжение страже и уже собирается уходить, когда Трандуил ловит сына за руку.
- В твоих глазах… - начинает он и запинается.
«Свет Эарендила», «сияние утренней росы», «блеск первых листьев» - это его обычные слова отцовской нежности, слегка вычурные, но привычные.
- В твоих глазах, - с усилием выговаривает Трандуил, - такой же огонь, что горел в глазах твоей матери.
Леголас вздрагивает, и его губы раздвигаются в недоверчивой, но счастливой улыбке.
- Ты любил ее?
- Да, - не колеблясь, отвечает Трандуил, отпуская, наконец, боль вместе с воспоминаниями, - я очень любил ее.
Леголас опускается на колени и порывисто целует пальцы отца, а Трандуил кладет свободную руку на голову сына, приглаживая растрепанные волосы.

Он думает об облегчении, которое наступило вслед за разбитым молчанием, о счастливой улыбке сына, о слезах на его щеках, об острой боли от вонзающихся в мозг воспоминаний, об отчаянии в глазах Торина, которого память пригнала сюда через все Средиземье. Он думает о потерянной жене, об убитом отце, о поруганном Дориате. Дав волю памяти, никто не в силах уже скрыться от вчерашнего дня.

Трандуил, право, не знает, что милосерднее в темные дни: помнить или забывать?

Забыть все означает забыть и о гномах там, в чаще, где еще царит ночная темень. Сотри все следы, что тянутся между ним и Торином – и эта компания превратится в обычных чужаков: не друзей и не врагов. С чужаками нандор, как правило, вообще не имеют никаких дел.

Вспомнить означает тоже вспомнить все… Горит Дориат, гномы на стороне Саурона, мрачное зарево от проклятого Кольца над Эребором и привлеченный Смауг Великий несет смерть и разрушение…

- Отправь стражу в лес, - со вздохом говорит Трандуил, чуть отстраняя от себя сына. – Найдите спутников Торина Дубощита и приведите сюда.

Трандуил очень надеется, что это решение милосердно. По крайней мере, для умирающих от голода в лесу гномов.

[Kaly]

[monteray]

[Бладж]

гномы на стороне Саурона, мрачное зарево от проклятого Кольца над Эребором

Что? О.о
Автор, поясните!

[Hobbit!Anon]

можно анону тоже про Саурона и гномов.
Толкин конечно сделал допущение в приложениях, что некоторые гномы переходили на сторону печенек и вафелек от Темного Владыки, но чтобы уж прямо так...
С кольцами оно всё понятно, гномские кольца власти, жажда богатств, Смауг прилетевший за золотом всё логично.
Вот гномы (звучит как тотальное утверждение про всех) на стороне Саурона - это очень интересно. Очень-очень.

[Hobbit!Anon]

Kaly, monteray,
Бладж, Hobbit!Anon,

мрачное зарево от проклятого Кольца над Эребором

имелось в виду одно из Семи, кольцо Трора, обладавшее способностью притягивать богатство и возбуждавшее жажду золота одновременно, такое сочетание в Мории закончилось тем, что гномы дорылись до балрога, а в Эреборе - тем, что они на свои головы привлекли Смауга. Единственное, что я сейчас поутру))) сомневаюсь, не лоханулась ли, написав Кольцо с заглавной буквы. Честно, не помню, использует ли Толкиен такое написание, кроме как относительно Единственного. Мне вообще кажется, что да, но могу и ошибаться

про Саурона и гномов

считается, что гномы выступали на обеих сторонах во время войны Последнего Союза. )Справедливости ради, надо заметить, что рода Торина это как раз не касалось - они на темной стороне не воевали.) Но вообще гномы на стороне Саурона выступали и сталкиваться с нандор и Трандуилом они могли.

звучит как тотальное утверждение про всех

Вы все еще верите, что воспоминания Трандуила беспристрастны? Гномы-противники ему помнятся, гномы-союзники были, но сами по себе в памяти не всплывают: это ведь ряд болезненных воспоминаний был. Да и откровенно говоря, обобщить грехи тех или иных представителей и обвинить всю Расу, было в ходу у многих народов Средиземья, а у гномов и эльфов вообще ИМХО это национальный спорт такой
Но я подумаю, нельзя ли как-нибудь переформулировать, указав на не тотальность подобного утверждения.
Спасибо за интерес.

А.

[Inviolabily]

[Hobbit!Anon]

Hobbit!Anon, автор, родненький
Всё же мега-кольцо, ну, всмысле, Кольцо - оно одно. Все остальные (и человеческие, и эльфицкие, и гномьи) - это малые кольца власти, они никак и не выделяются, ну, разве что эльфицкие, у которых есть имена собственные)))

считается, что гномы выступали на обеих сторонах во время войны Последнего Союза.

опять же таки не целыми родами, гномы вообще создавались как существа, которые плохо переходили к печенкам. Считается, что и эльфы из числа авари тоже переходили гна сторону печенек, но - это единичные случаи, которые не подтверждают большинство, хотя и запоминаются.

, было в ходу у многих народов Средиземья, а у гномов и эльфов вообще ИМХО это национальный спорт такой

здесь, плюсую безмерно.
а вообще текст очень хороший, пишите, автор, пишите

[Hobbit!Anon]

Всё же мега-кольцо, ну, всмысле, Кольцо - оно одно. Все остальные (и человеческие, и эльфицкие, и гномьи) - это малые кольца власти, они никак и не выделяются, ну, разве что эльфицкие, у которых есть имена собственные)))

Ну, все же профессор пишет с большой буквы числовое поименование группы как Три, Семь, Девять, и мне кажется, что сцене с зеркалом Галадриэли ее кольцо тоже написано с заглавной - но я не помню толком. но вообще и у меня подозрение, что вы правы, и кольцо тут надо писать с маленькой буквы. Мой косяк, в последующей редакции исправлю. Виновата

опять же таки не целыми родами, гномы вообще создавались как существа, которые плохо переходили к печенкам.

да я же не спорю, я согласна))) вы Трандуила убедить попробуйте Случаи были, случаи запоминаются, накладываются на предыдущую неприязнь, всплывают в памяти потом, вот и все. Наплыв тягостных воспоминаний - это вам не кинохроника военных лет, а говорят, и она врет подчас. Да и для представителя народа, про который Гендальф вполне общо говорит, что они никогда на службу к Врагу не переходят, и несколько случаев могут показаться вопиющими и сильно застрять в памяти.

а вообще текст очень хороший, пишите, автор, пишите

Спасибо, думаю, продолжу дальше. В конце концов, лесной владыка на вопрос сына-то еще не ответил)))

Cu-Cu-Emi,

А.

[Hobbit!Anon]

автор, вы пишите-пишите, это анонче что-то брюзжать начал. Аж стыдно, блин Не принимайте близко к сердцу.

[Hobbit!Anon]

Да вы что, озверели? Если автор такая нежная фиалка, что стухает не просто от критики, но и от обсуждений с ним канона, который он знает и/или воспроизводит неидеально, то ему не надо в инете ничего писать, ему надо сидеть и нервы лечить. Брюзжите побольше, пожалуйста, иначе писать и выкладывать совсем неинтересно

А.

[melenur]

[Hobbit!Anon]

melenur,

[Hobbit!Anon]

Hobbit!Anon, автор, миленький, нонеча авторы иногда бывають такими нервными, что капец. Вроде ничего ему такого не сказал, а он в обидочку ушел, плакает в уголке
Аж прямо гестаповцем иной раз себя ощущаешь.
Ну, раз разрешили брюзжать, анонче будет брюзжать Энто дело мы любим, да.
брюзжащий анон

[Hobbit!Anon]

Вроде ничего ему такого не сказал, а он в обидочку ушел, плакает в уголке

это фандом у вас, наверное, новый и нервный, как юный эльф))) автор выпускник других университетов

Ну, раз разрешили брюзжать, анонче будет брюзжать Энто дело мы любим, да.

пожалуйста-пожалуйста))) автору приятно обсудить промахи и удачные моменты

А.

[Бладж]

Только добралась до интернета. Автор, спасибо за утреннее пояснение. Соглашусь с Аноном - Кольцо с большой буквы в фандоме всего одно)
И у вас там по тексту просто идёт такая линейка трандуилистых ассоциаций, что кажется, что значит ещё Трор продался Саурону, а тот его потом Смаугом то и потравил (чтобы, видимо, совершить ритуальное самоубийство - Кольцо то уже было в горе). Сделайте фрагмент чуть-чуть более развёрнутым, если будите править - чтоб читатель не говорил в офигении: "боги, это мёртвый лось Обоснуй"!)

*жду продолжения. очень-очень. а это всё так. между делом. вот прода - дело серьёзное.

[Hobbit!Anon]

Бладж,

Кольцо с большой буквы в фандоме всего одно)

Помните, что есть только одно Кольцо и это Кольцо, а все остальные просто кольца... про перстни мы уже не говорим (с)перто и переделано.

И у вас там по тексту просто идёт такая линейка трандуилистых ассоциаций, что кажется, что значит ещё Трор продался Саурону

ну строго говоря, линейка там захватывает даже Дориат, что по справедливости, даже при ограниченном ее запасе, в вину Трору ну уж никак не приписать, так что мне казалось, что довольно прозрачно, что Трандуил перебирает вообще все события своей жизни, которая явственно длиннее, чем у бедолаги Трора.
Но я подумаю, может удастся перефразировать, если придумаю как.

жду продолжения. очень-очень.

это хорошо строго говоря, кусочки относительно автономны, и закончить можно в любой момент, но пока планирую продолжить)))

А.

[Бладж]

пока планирую продолжить

И это обнадёживает)

[Hobbit!Anon]

Исполнение 1
Часть 2/6(?)

Предупреждение: Игры с грамматическими временами! Причем не факт, что удачные.


Балин стоит чуть впереди, остальные одиннадцать гномов сгрудились за его спиной, нескольких, самых измученных, поддерживают товарищи.
Трандуил переводит взгляд с одного грязного уставшего лица на другое, с Бофура на Бифура, с Ори на Дори, с Оина на Глоина. Бомбур взгляд эльфийского короля не встречает, тупо уставившись в пустоту, почти повиснув на плечах брата и Нори, Двалин смотрит мрачно, в глазах Кили веселье прорывается через мутную накипь усталости и голода, Фили озирается по сторонам с неподдельным интересом. Балин встречается глазами с лесным владыкой и спокойно выносит его взор.
- Почему ты не хочешь откровенно рассказать мне о ваших целях? - увещевает Трандуил. - Я, в конце концов, могу и помочь вам.
- Можешь, владыка, - соглашается Балин, и Трандуил вдруг понимает, что спокойствие в его глазах деланное, тонкий лед, прикрывающий черную пучину тревоги, - но куда больше меня волнует, что ты можешь нам помешать.
Трандуил вскинул бровь.
- К чему мне мешать вам?
Балин молчит и утыкается взглядом в многоцветный пол.
В сверкающем, украшенном золотыми узорами и драгоценными камнями зале, созданном руками их предков, гномы кажутся нелепыми, и в их мерцающих глазах Трандуил видит усталость, пережитый страх, тревогу, равнодушие.
Даже природная непосредственность сейчас покинула гномов – они стоят перед королем исхудавшие, осунувшиеся, заросшие растрепанными бородами, испачканные клейкой паутиной. Совсем юные, явно не знавшие Эребора, и старики, уроженцы королевства под-Горой и нет, есть воины, есть мастера. Чем объединил эту разношерстную компанию Торин?
Чем больше Трандуил смотрит на них, тем меньше ему все это нравится. Он лишь смутно угадывает планы короля без королевства, но уже чувствует большое горе, в которое они выльются, в первую очередь для этих уставших, угрюмых гномов. Возможно, еще не поздно как-то помочь, но для этого придется вырвать у них правду.
- В чем цель вашего похода? – спрашивает Трандуил.
Гномы устало молчат. Король молчит тоже, его бледные руки с узкими запястьями неподвижно лежат на резных подлокотниках трона, ни одна складка одежды не шевелится, на красивом лице не вздрагивает ни один мускул и по сравнению с этой застывшей маской взгляд светлых глаз кажется еще более яростным.
У стены сделан небольшой фонтан, роняющий капли одну за другой с ритмическим звоном. В оконном проеме устроилась птица, которая с механической регулярностью испускает короткий высокий писк. Больше тишина не нарушается ничем – не скрипят полы, не двигается король, не звенят длинные хрустальные подвески на потолке, даже звук дыхания поглощается залом.
От шороха плаща Балина, когда тот опускает обреченно плечи, все гномы вздрагивают. Трандуил, не поворачивая головы, метнул взгляд из-под длинных ресниц на фонтан, и следующая капля повисла и остановилась, стук прекратился. Второй взгляд – и птица улетела, каким-то образом умудрившись расправить крылья совершенно бесшумно. Гномы начинают нервно шевелиться, но звуки умирают, не родившись, кроме непереносимо оглушающего стука крови в ушах, от которого, кажется, слабо колеблются хрустальные подвески.
Хмурый взгляд Двалина становится затравленным, веселье в глазах принцев плещет истерикой. Трандуил ждет того, кто разорвет молчание, потому что он, движимый слабостью, отчаянием или безрассудством, выдаст, наконец, гнетущую тайну. Балин тоже знает, что через минуту или две, или три, но кто-то не выдержит, и тогда уже ничего не исправить. Взгляд, который он бросает на эльфийского короля, хорошо знаком Трандуилу – так смотрят на врага, когда гордость не позволяет молить о пощаде.
Преданность своему королю, и неважно прав он или ошибается, тяжелый гнет, который Трандуил еще прекрасно помнит по себе.
Милосерднее помочь незваным гостям против их воли или пощадить сейчас и позволить сберечь свои опасные тайны?

Трандуил откинулся на спинку трона, отбросил за плечи длинные волосы и с резким движением его руки мир вновь расцвел звуками, а гномы перевели дыхание.
- Что ж, мастер гном, храните свое молчание, свои тайны, свою приязнь и свою неприязнь.
Гномы, кажется, так рады были убраться из тронного зала, что даже приказ лесного короля отвести их в темницу восприняли с облегчением.
- В какую темницу? – уточнил Леголас, вошедший со стражей.
- В другую, - лаконично ответил король.
Дверь закрылась за спиной принца Сумеречья (вернее, закрылась она чуть позже, словно за Леголасом вышел кто-то еще, невидимый), а король Трандуил еще долго сидел, вслушиваясь в стук капель плачущего фонтана и вглядываясь в хрустальные слезы.

Следующие дни гномы сидят в «другой темнице», а Трандуил выбирает ткани для новых драпировок, устраивает последние летние охоты, планирует большой праздник и нет-нет, но чувствует, как будто за ним наблюдает кто-то невидимый, но очень любопытный. Король перебирает мыслями всех возможных развоплощенных, но взгляд неведомого невидимки почти по-детски восторженный, злости в нем нет.
Трандуил берется было за перо, чтобы написать Элронду в Имладрис – в конце концов, Полуэльф куда больше интересуется делами других народов и, возможно, слышал что-то о компании из тринадцати гномов. Однако, поразмыслив, Трандуил не пишет ничего – какими бы ни были тайны гномов, они не терпят промедления, и эльф почти уверен, что к тому времени, когда письмо дойдет до Последней Обители и вернется обратно, он сам узнает о происходящем не меньше, если не больше Элронда.
С другой стороны, Элронд, пожалуй, смог бы вызнать всю правду, как бы Торин и его компания ни пытались ее скрыть, и остался бы при этом их добрым другом. Элронду всегда его милосердие подсказывало нужные слова. По крайней мере, Трандуил считал, что Полуэльфом двигало чистое милосердие, когда он сказал нужные слова, чтобы сорвать все покровы с его сердца после смерти Орофера и обнажить чистое горе, ну и когда позволил выплакаться на его плече тоже.
Хотя, разве не истинное милосердие отыскал в своей душе, опаленной бесконечным ужасом вокруг, гордый Гил-Гилад, когда не сказал Трандуилу ничего, венчая его короной покойного отца, перед армейскими рядами, сострадательно сделав вид, что не замечает следов слез на лице новоявленного короля нандор?
И Трандуил не знает ответа, что милосерднее: пощадить чью-то гордость, скрывающую тревоги, или сорвать все покровы, обнажая правду?
Он почти уверен, что сумел бы поймать невидимку, бродящего по его чертогам – в конце концов, в Сумеречье все подчинено одному взгляду лесного владыки. Однако снова и снова размышляя над вопросом сына, Трандуил лишь просит принести еду в свои покои, а потом, оставив поднос на столе, неплотно прикрывает двери и уходит ужинать с Леголасом. Он тщательнейшим образом не замечает, что к его возвращению от кушаний остается едва ли половина. Он оставляет тайны невредимыми.
Но иногда ему думается, что милосерднее было бы заставить тайное стать явным, потому что невидимка кажется ему очень и очень одиноким.

[Ангулема]

Трандуил! Здорово-то как

Автор, а я вас случайно не знаю?..

[Hobbit!Anon]

Ангулема,

Трандуил!

ага, присутствует

Автор, а я вас случайно не знаю?..

Я редкостный междуфандомник и летучий голландец, так что не исключено, но, признаться, я вас не помню. А вот подпись ваша под аватаркой - замечательна

[merryginn]

с каждым отрывком оно все отчетливее и захватывающе Как будто мелодия звучит все громче и громче

[Hobbit!Anon]

merryginn, ну вещица задумана недлинной и почти не сюжетной, так что то, что она захватывает - это уже прекрасно.

а.

[Ангулема]

Если не знаю - буду рада узнать

А вот подпись ваша под аватаркой - замечательна

Самой нравится Спасибо КВНу)

[Hobbit!Anon]

Бладж,

И это обнадёживает)

Спасибо, приятно слышать

Ангулема, я честно говоря, не всегда запоминаю ники, поэтому, если мы с вами и впрямь уже знакомы, то без обид, пожалуйста

А.

[Ангулема]

Да что вы, какие обиды =)
У меня плохая память на лица, это хуже, по-моему

[Hobbit!Anon]

Да что вы, какие обиды =) У меня плохая память на лица, это хуже, по-моему

а у меня и на лица тоже плохая, и на имена... в реале. всяких там художественных героев хрен знает откуда я прекрасно помню
а.

прекраснейшая история, прочитала с удовольствием на одном дыхании, не отрываясь
с нетерпением жду продолжения

[Hobbit!Anon]

another fan of Mr. Pace, автор устыдился и вернется в Средиземье так быстро как только сможет.
и спасибо.

[Hobbit!Anon]

Исполнение 1
Часть 3/5(?)
От автора: Оно не беченное. Совсем-совсем не беченное

Осенние листья обсыпают золотой и серебряной пылью и полируют, пока те не начнут сверкать почти нестерпимым блеском в солнечном свете. Черенками их сплетают друг с другом в изящные розетки и в центре каждой укрепляют темно-синие, почти черные, с проседью ягоды. Каждая обмотана спирально тонкой золотой проволокой, которая врезается в налитые мерцающие бока. Украшенные мелкими голубыми топазами, розетки собирают в корону, готовую увенчать светлые кудри лесного короля на осеннем празднике.
Трандуил смотрит на себя в зеркало, когда Леголас мягко опускает тяжелую корону на его голову. Она менее красочная, более строгая, чем предыдущая, но не менее роскошная. На столике перед ним лежит еще простой витой венец с крупным алмазом – подарок Элронда, и почти невесомая, сплетенная из тончайщих брильянтово-сверкающих нитей тиара, сделанная в Лотлориене, лежит и работа гномов Эребора - богато усыпанная кроваво-красными рубинами, темно-алыми пиропами и огненными гранатами низкая корона с затейливой резьбой, которая при некотором воображении, пожалуй, может напомнить чешую некоего огромного пресмыкающегося. Трандуил делает вид, что выбирает, хотя уже и так знает, что наденет. Леголас знает тоже, но старательно подыгрывает – это их знакомая семейная игра.
- Она не слишком тяжела? – вдруг спрашивает принц, и Трандуил не в силах поймать его взгляд в зеркале.
В голосе Леголаса звучит какая-то непростая нотка, и король почти уверен, что тот спрашивает не о весе золоченных и серебренных листьев и драгоценных камней.
- Для меня нет, - отвечает Трандуил, и его ответ тоже относится совсем не к металлу и карбункулам. – Для тебя тоже.
Простенький алмазный венец, который покрытые мозолями от меча, уставшие руки Гил-Гилада водрузили на его голову перед поредевшими рядами воинов, весил куда больше, давил нестерпимой, невыносимой тяжестью, хотя Трандуил и держал голову прямо и высоко.
Хотя бы потому, что ему тогда милосердно не оставили никакого выбора.
- Отец, - внезапно и безо всякого перехода просит Леголас, - отпусти меня.
- Ступай, - отвечает король и тут же понимает, что принц говорит вовсе не о том, чтобы выйти из комнаты.
- Отец, я не могу просидеть в Сумеречье всю жизнь, - увещевает Леголас. – Вокруг мир, во все стороны простирается мир, и он страдает. Я не хочу быть в стороне, хочу видеть, участвовать. Я не ребенок уже, чтобы беречь себя от несчастий…
- Поверь мне, - перебивает его Трандуил, отворачиваясь, наконец, от зеркала, чтобы посмотреть на сына, - искать себе несчастья – это совершенно лишнее. Как только ты на самом деле перестанешь быть ребенком – они найдут тебя сами.
Глаза Леголаса яростно сверкают.
- Почему ты не веришь, в мои силы? Почему ты не доверяешь мне делать выбор?
Трандуил снова отвернулся, проводя кончиками пальцев по нежной тиаре.
- Я все сказал. Ступай.

Принцы рода Длиннобородых опять стоят перед троном в огромном зале, и Трандуил поочередно ловит взгляд то одного, то второго. Старший серьезнее, спокойнее, в глазах его пляшут озорные искры, как у того, кто легко готов откликнуться на любую шутку, на приглашение к проказе, и одновременно увереннее в себе, ровнее в эмоциях. Младший- нервознее, ранимее, сложнее в чувствах, и одновременно изобретательнее. Трандуил пытается прочесть в их глазах самые заветные мысли, кроме тех, что лежат на поверхности: что братьям хочется одновременно и убраться отсюда поскорее, и остаться уже не пленниками, чтобы как следует все рассмотреть в эльфийском королевстве. Ну и еще проверить, не удастся ли сделать так, чтобы хрустальные подвески на потолке рухнули в самый неподходящий момент.
В их глазах любопытство, которое бывает только в юности, когда самые тяжелые приключения только раззадоривают, когда от каждого следующего дня ждешь только радости, когда смерть – это не больше чем пустое слово. В их глазах тревога – принцам до сих пор не сказали, что с их дядей. В их глазах гордость и ответственность – они сейчас главные в отряде.
Только безжалостной жажды золота нет в этих глазах, никогда не глядевших на проклятые сокровища Эребора. Трандуил и сейчас ужаснулся отблеску того не рассуждающего голода, который увидел в глазах многих спутников Торина – что за зло породил Враг, что оно до конца дней клеймит взгляд и разум соприкоснувшегося с ним?
- Я отпущу вас, - говорит лесной владыка, - если вы пообещаете забрать своих подданных и покинуть Сумеречье тем путем, которым пришли, и никогда не возвращаться. Нам выбирать, каким будет мир вокруг нас завтра – и в этой Эпохе есть много зла, которое лучше не тревожить. Я не спрашиваю вас, куда и зачем вы идете, но я вижу в будущем кровь, много крови. Сокровища Под-Горой прекраснее многого, что создано мастерами в этом мире, но не настолько прекрасны , чтобы за взгляд и прикосновение к ним заплатить своими жизнями. Я знаю, вы не пожалеете себя ради цели вашего похода, но, возможно, вы пожалеете друг друга? Стоит ли пара украденных из-под носа дракона драгоценных безделушек смерти родича?
Гномы переглянулись искоса, и Фили сделал шаг вперед.
- Мы благодарим за заботу и за предупреждение, король. Никому не хочется приближать свою смерть, что и говорить, но мы не купим жизней в обмен на честь. Мы не отступим.
Им нет дела до сокровищ дракона, понимает Трандуил, они идут за Торином. Они выбирают его путь, его честь, его жизнь… и его смерть, если придется.
Трандуил оперся локтями о трон, а подбородком о сцепленные пальцы, глядя сквозь своих пленников, размышляя.
Он мог бы отобрать у них этот выбор, мог бы сказать, что Торин мертв. Он почти уверен, что сумел бы даже навести морок и показать им «смерть» короля-без-королевства. Трандуил – синда, не так сведущ в магии, как калаквенди, повидавшие свет Древ Валар, и морок – нехорошее колдовство, и все же он полагает, что сумел бы это сделать.
Удержать на краю пропасти, прежде чем лавина сорвется вниз, направить насильно по единственному пути к спасению, лишить выбора.
Это ведь милосердно?
Король смотрит то на одного, то на другого принца – у них светлые, ясные глаза, и в уголках рта дрожь близкой улыбки, просто потому, что сегодня прекрасный день, и они вместе, и все вокруг это часть Приключения. Он думает внезапно, что юность – она очень похожа для всех народов, она требует радости, требует вызова, напряжения всех сил, требует разветвленных дорог, требует позволить ей выбирать и признавать ее выбор.
Она одинаково хрупка и заслуживает милосердия.
- Что же, - говорит он вслух, - выбор сделан. Пусть минута решения окажется светлой.
«Пусть вы не успеете пожалеть о ней», - так он думает.
- А теперь можете возвращаться в темницу, - он сам чувствует, что в голосе его режутся почти издевательские нотки, но это от бессилия. Лавина сорвалась, лавина летит.
В глазах Фили поочередно сменяются обида, облегчение, благодарность.
Он тоже понимает, что ему могли не оставить выбора, и рад, что этого не произошло. От этой радости Трандуилу еще тяжелее, и он не в силах отделаться от мысли, что это очень жестоко во дни Тьмы давать кому-то выбор.

Леголас тихо стучится в двери его покоев поздно вечером, уже почти ночью.
- У тебя горит свеча, ты не спишь, отец?
Трандуил как раз запечатывает письмо и помахивает им в воздухе, чтобы чернила на конверте высохли быстрее.
- Подойди сюда. Возьми, - он протягивает письмо, и Леголас почти машинально сжимает пальцы. – Элронд – добрый друг, он не откажет. Поживи в Имладрисе, осмотрись. Ты прав, я не могу держать тебя под своей охраной в Сумеречье вечно.
Леголас целует ему руку, а потом вдруг порывисто обнимает за шею.
Письмо он сует в карман, и больше они никогда не заговаривают о нем. Леголас не уезжает ни завтра, ни послезавтра, ни третьего дня, ни через месяц, ни даже через год, когда уже много воды утекло, и Трандуил запоздало понимает, что дело не в самом выборе, а лишь в доверии и праве на него.

Венок в его волосах красив и тяжел, и король смотрит на почти черные в темноте воды реки, которые слегка фосфоресцируют под лунными лучами и отражают плавающие в воздухе огоньки.
- Дед не любил мою мать? – звонко спрашивает, садясь рядом, Леголас.
Шум осеннего праздника слышится откуда-то сбоку. Между деревьями дрожат огни факелов.
- С чего ты взял?
- Гирион сказал.
- Много говорит твой Гирион, - недовольно замечает Трандуил и после долгой паузы, в которую слышен только плеск реки, произносит: - Она была нолдо, Орофер боялся, что когда она уйдет на Валинор – это разобьет мне сердце. Он был прав.
- Но он не противился вашему браку?
- Нет. Он был милосерден, он позволил мне выбор, - Трандуил бледно улыбается, глядя на такого взрослого в бледном свете сына. – Теперь я понимаю, насколько ему было тяжело.
Орофер был милосерден, дав ему выбор.
Гил-Гилад был милосерден, лишив его всякого выбора.
Леголас поднимается на ноги и тянет отца за руку.
- Идем, сейчас менестрели начнут петь.
Трандуил кивает и, медленно сняв венок с головы, кладет его на воду, и тот мягко покачивается, как будто не весит ничего, пока река уносит его вдаль.
Какой-нибудь крестьянский ребенок, выловив его из воды, обеспечит всю семью деньгами на год.
Хотя, возможно, он предпочтет не связываться с эльфийскими драгоценностями, и тогда река унесет венок в Море, за Море, и к милосердным берегам Валинора, которые выбрала Тауриэль.