[небо/автомат]

IV-82. Голлум/Кольцо. Angst. Страдания после вероломного бегства Бильбо. Переломный момент, когда Голлум решает покинуть гоблинские пещеры и отправиться на поиски Прелести.

Исполнение №1
Исполнение №2.Части: 1 2 закончено

@темы: Выполнено, Четвертый тур, Голлум

Comments

[Hobbit!Anon]

Ну, что получилось...

548

Его нет. Мысль об этом не дает покоя, мучительно зудит на границе отчаяния и физической боли. Его нет. Нет. Исчезло. Я один. Я чувствую, что исчезаю, размываюсь, как прибрежный песок, становлюсь тонким и ломким. Его нет. Пустота там, где раньше было оно, невыносима. Я мечусь, не находя себе места, ярость сменяется отчаянием. Я царапаю каменные стены, и слышу, как эхо воя разносится по темным коридорам. Кто это воет? Кто? А, да. Это я. Нет. Нельзя. Не могу. Любая мысль, любое желание, все неизбежно соскальзывает к одному – Его нет. Я кружу по пещере безостановочно, проводя ладонью по шершавому холодному камню, кружу, кружу. Потом вспыхивает надежда. Мучительная, ослепительная надежда – и я сую руку в мешочек на поясе, шарю судорожно, вышвыриваю на пол камешки, наконечник стрелы, высохшую рыбью голову, выворачиваю мешок и бью им об стену, плюясь и визжа. Падаю на колени, перебираю камешки, надежда бьет судорожно крыльями в груди, царапая, разрывая ребра. Нет! Его нет! Швыряю камешки в озеро, разрываю рыбью голову на части, глубоко пропоров палец острым загнутым зубом. Сворачиваюсь в клубок, раскачиваясь, вою мерно и ровно. Это успокаивает. Так легче. Оно. Пронзительно совершенное, прекрасное – я вижу его, закрыв глаза. Теплая тяжесть в руке, гладкое, невыносимо, сладостно гладкое, пальцы скользят по бесконечности снова и снова, не останавливаясь. Оно нужно мне. Нужно!
Не знаю, сколько я так сижу. Минуту. Час. Год. Время истончилось. Оно плывет мимо меня, не замечая, не задевая. Я не существую. Вокруг темно, волны с мерным, равнодушным упорством бьют в каменный берег. Мерное, ритмичное шипение кажется успокаивающим. Я слушаю, положив голову на ладони, потом иду к озеру. Камень под ногами становится холоднее, ступни скользят по влажной слизи водорослей. Вода касается меня, ледяной язык облизывает щиколотки, я иду дальше, медленно, стараясь не поскользнуться. Мыслей нет. Пустота внутри затихла, она молчит ,пока молчит – и я спешу ее заполнить. Сейчас. Еще два шага. Раз. Два. Вот. Вода холодная и сладкая. Она течет в меня. Рот, нос наполняются водой. В ушах гулко бьется пульс озера. Дно уходит их под ног, и я парю, раскинув руки, в темной воде. Как птица. Птица в небе. Да. Я помню. Небо. Снаружи. Снаружи! Я вскидываюсь, взмахиваю руками, гребу отчаянно, выталкивая себя из воды. Воздух разрывает легкие, дышать больно. На берегу меня рвет, вода, которая течет из меня – ледяная.
Я знаю, что делать.
Я иду к выходу из горы. Стоя, спрятавшись за валуном у входа, и гляжу наружу. Мне страшно. Небо. Бесконечное, высокое, все накрывшее своей звонкой голубой скорлупой небо. Солнце, злое, впивающееся лучами, как когтями, в желтую мертвую землю. Запахи, звуки – они рушатся на меня, сминают, заставляя забиться в щель. Я колочу себя по голове, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Кровь, густая, соленая. Вкусная. Я облизываю губы, слизываю кровь с рук. Открываю глаза. Передо мной равнина – она длится и длится, не кончаясь, вся покрытая отвратительной сухой травой. Трава шуршит, как истлевшие пальцы мертвеца, пахнет остро и страшно. Это невыносимо. Невыносимо чувствовать кошмарную, неподдающуюся осознанию бесконечность вокруг. Я чувствую, какой я маленький. Маленький и беззащитный, как вытащенная из панциря улитка. Я корчусь у входа, не решаясь выйти. Я уязвим, непоправимо уязвим, ничтожен. Глаз солнца слепо шарит по равнине, от него нельзя укрыться, негде укрыться!
Я зажмуриваюсь, прячусь в себе. Вот оно. Бесконечное совершенство круга, сияние – теплое, мягкое. Коснуться, сжать в руках, чувствовать, как металл впечатывается в кожу…
ОНО МОЕ!
Я делаю шаг из пещеры.

[Hobbit!Anon]

Получилось замечательно!
Автор, вы прекрасны, готова дарить вам сердца.
Это именно то, что очень хотелось увидеть. Всегда было интересно почитать про то, как Голлум "чувствует" кольцо, что оно для него. И вам это удалось отлично передать.
Благодарности заказчика нет предела!

[Hobbit!Anon]

Спасибо на добром слове!
А вообще-то, я рада, что увидела эту заявку - писать было действительно интересно. Спасибо!

[fonticulus]

Бедный Голум Спасибо за исполнение!

[Hobbit!Anon]

Заказчик, спасибо за заявку, долго ничего не писала, а тут прорвало.
Получилось немного не то, что задумывалось... но, надеюсь, все же читабельно. К тапкам отношусь спокойно)

Исполнение 2, 2000 слов.

Часть 1/2

В недрах Мглистых гор не существует ни света, ни времени. Здесь легко найти приют разным злобным и подлым тварям, схоронившись в темноте среди скал. Тысячелетиями орки и гоблины копошатся в пещерах, порой выбираясь из своих гор и нападая на людские или эльфийские поселения, выжирая все на своем пути. И также тысячелетиями воины вырезали эту пакость, а жалкие остатки загоняли обратно в их вонючие норы.
Но были и другие существа – маленькие и почти незаметные, они забредали в Мглистые горы по случайности. Кто-то по ошибке, а кто-то из ненависти к солнцу и тому, верхнему миру. Немногие задерживались – попадались гоблинам, а может, другим тварям, прячущимся в глубинных пещерах с начала времен, или же уходили в поисках более подходящего места. А одно существо, называвшее себя Голлумом, осело и научилось выживать в этих местах. Голлум поселился на крохотном островке посреди небольшого озерца. Иногда на хлипкой лодчонке он покидал свою норку и отправлялся на поиски пищи. Часто возвращался с добытой слепой и уродливой рыбой, реже – с зазевавшимся гоблином. Он, урча, жадно глодал мясо и обсасывал кости. А после еды садился на берегу, доставал невесть откуда взявшееся у него колечко и, зажав между двумя длинными костлявыми пальцами, подносил к глазам и лопотал:
– Голлм, голлм! Вот мы с нашей прелестью и покушанькали. Вкус-с-сно было? Вкус-с-но? Нетс, моя прелесть, нам было невкусно. Эти мерсские гоблинсы совсем невкусссные. Их гадские косссточки мы долгонько будем выплевывать, да, моя прелес-с-сть. Голлм, голлм! – Он хватался за бледную впалую грудь, выпучивал выцветшие глаза и кашлял. – Голлм! Голлм! Вот видишь, моя прелесть. Гадкие гоблинсы, нехорошенькие гоблинсы. Но лучше есть гоблинсов, чем умереть голодненькими, да? – Голлум поднимал голову и словно высматривал кого-то. – Нет, мы не хотим-с-с умереть голодненькими, нетс. И наверхс мы тоже не хотим. Там злая Белая Морда, она жжет и кусс-сает бедненького Голлума. И есть наверхсу злые гадские людсы и эльфсы, они отнимут у нас нашу прелесть. Нетсс, здесс-сь хорошо. Здессь только мы и наша прелесть... Никто, никто у нас не отниметс нашу прелес-с-сть... Голлм, голлм!
Говорил Голлум долго, сжимал в одном кулаке кольцо, а другим потрясал в сторону, оскорбляя и проклиная Белую Морду, урчал, кашлял и плакал, и так до тех пор, пока его не одолевал сон. Не один десяток лет изо дня в день своды пещеры оглашали звуки «голлм, голлм», и это маленькое, человеку по колено, создание сидело на берегу островка и ворковало со своей прелестью. Казалось, что Голлум появился в пещерах, как только Мглистые горы поднялись от земли и устремили свои пики к небу, а не пришел сюда какую-то сотню лет назад, и что будет он здесь, пока не сровняют скалы с землей.
Но однажды в подземелье забрел какой-то смешной жирненький зверек, который важно представился хоббитцем. У Голлума даже слюнки потекли, он никогда не видел у себя дома жирненьких хоббитцев. Но хоббитц оказался хитреньким, и была у него страшная светящаяся штучка, которой он безжалостно колол Голлума, когда тот подбирался к хоббитцу ближе. Голлум едва не захныкал – он не любил, когда его кололи. Тогда он решил сыграть в загадки, чтобы за это время изучить этого хоббитца и понять, съедобен ли он.
– О, мы с нашей прелес-с-стью прос-с-то масс-с-тера загадок! – хлопнул себя по коленям Голлум. – С-с-слушай нас внимательно хоббитц, помни: проиграешь, и мы тебя съедим... – Он вспомнил одну из тех загадок, которую когда-то загадывала ему бабуля и которую он долгонько не мог отгадать.
Не увидать ее корней,
Вершина выше тополей,
Все вверх и вверх она идет,
Но не растет.
Как же быстро хоббитц догадался! Ничего, будет большое состязаньице, и Голлум загадает сложненькую загадку. А пока он с любопытством уставился на зверька и облизнулся. Хоббитц будет мягоньким, вкусненьким и мясца его надолго хватит.
– На красных холмах
Тридцать белых коней
Друг другу навстречу
Помчатся скорей,
Ряды их сойдутся,
Потом разойдутся,
И смирными станут
До новых затей, – запинаясь пробормотал хоббитц.
– Это с-старая загадка, моя прелесть. Это зсубы, – проскрежетал Голлум и обнажил шесть штук своих. – Теперь наша очередь.
Игра близилась к концу, и Голлум с нетерпением смотрел на вкусного жирного хоббитца. На лице его выступили капельки пота, а сам хоббитц глядел испуганно и растерянно.
– Мы с прелестью ждем, – проворковал Голлум.
– Что у меня в кармане?
Голлум отшатнулся.
– Это нечес-с-с-тно, – плаксиво протянул он. – Мы с прелес-с-тью не знаем, что у хоббитца в кармансах. Ручка, его вкус-с-ненькая ручка лежит в его кармансах.
– Нет, не угадал.
Какой же этот хоббитц довольный... Что? Что может лежать в кармансах? Прелесть тоже не знает, голлм.
– Нож, – буркнул Голлум.
– Снова неверно!
Хоббитц сияет от счастья, голлм, голлм! Но есть еще две попытки, хоть прелесть по-прежнему молчит...
– Веревка! – взвизгнул Голлум. – Веревка или пус-с-то!
– Обе попытки неверные!
Голлум завыл от досады. Он не был голоден, у него еще оставались гоблинские косточки про запас, но как хотелось попробовать вкусненького хоббитца! Но Голлум договорился с хоббитцем, что выведет хоббитца к его друзьям, а Голлум добренький и честненький, он не может нарушить слово.
– Так и быть, – прорычал он. – Только нам надо вз-с-с-ять кое-что важное, подожди. Здес-с-сь полно гоблинсов, гадких, нехороших гоблинс-с-ов, надо от них с-с-прятаться.
Голлум подплыл к своему островку. Подобрался к камушку, под которым всегда прятал свою прелесть, свое сокровище, приговаривая:
– Гоблинсы глупые, мы возьмем нашу прелесть, сцапаем за ручку хоббитца и обманем этих глупый мерсских гоблинсов... – Голлум отодвинул камень и уставился на пустое место. Прелести не было. Что же у хоббитца в кармансах?..
– Вор! – выл Голлум. – Он украл нашу прелесть!
Он бросился в туннель и побежал так быстро, как не бегал еще никогда. Он видел впереди жирненькую фигурку пыхтящего хоббитца, видел, как хоббитц размахивает толстенькими кулачками, и знал, что в одном из этих кулачков зажата прелесть. Вдруг этот гадкий, мерзкий хоббитц кинулся в другой туннель, и Голлум припустил за ним, но, свернув, не обнаружил его.
– Где он? – шипел Голлум. – Где этот противный хоббитц? Мы слышим его, как его волосатые пяточки постукивают по камням. От нас-с не утаишься! Мы слышим, но не видим! Где он? Где?
Голлум, добравшись до конца «коридора», с размаху шлепнулся на землю и сухо зарыдал, скребя по полу костлявыми пальцами.
– Он надел нашу прелесть! Мы его не видим! Не видим, не видим. Он убежит далеко-далеко, к другим таким же мерсским хоббитцам, и у нас не будет больше нашей прелести, нет! Нет, нет, нет! Голлм! Голлм!
Долго Голлум сидел у выхода, выкрикивая проклятия и ругательства.
– Нам надо было сразу его съесть, да, прелесть? Мы бы долгонько ели его мягонькое, вкусненькое мясцо. Нет, жесткое и невкусное мясцо! А теперь мы остались голодненькими и без прелести! Теперь глупый-глупый хоббитц попадется гоблинсам, они сожрут его мяско. Пусть подавятся! Подавятся! Или... или он убежал, нож-ш-ками топ-топ, и вернулс-с-ся к своим мерсским хоббитцам...
Нет, мы не будем догонять его в туннелях к гоблинсам. У хоббитца есть прелесть, а у нас прелести нет. Гоблинсы нас увидят и слопают, обглодают наши старые косссточки, хрум-хрум. Ш-ш-ш! Ш-ш-ш, гоблинсы близ-с-ско, гоблинсы услышат, надо уходить...
Голлум втянул голову в плечи и попятился назад, всхлипывая и кашляя: «Голлм, голлм». Родные пещеры вдруг стали чужими и опасными. Он бежал обратно к своему островку, бормоча:
– Мы не может, нет, не можем хорошо прятатьс-с-я, придут гоблинсы и нас-с-с увидят, и с-съедят, и вс-с-се из-за этого гадского, мерсского, противного хоббитца.
Он, добежав до грота, запрыгнул в свою лодочку и погреб. Обычная его бесшумность на этот раз изменила ему, Голлум громко хлопал по воде руками с перепонками между пальцами, издавая какие-то странные звуки, и распугал всю рыбу, но рыба была ему не нужна, нет, совсем не нужна, зачем ему какая-то невкус-сная кос-с-стлявая рыба, ес-с-ли прелести с ним нет...
Долго потом он метался, как подстреленный зверек, по островку, разбрасывая камни.
– Но ведь хоббитц не мог знать, где мы прячем нашу прелес-с-ть, не мог? Нет, мы никому не говорили, где мы ее прячем... вот, вот камушек, большой камушек, под него закатилас-с-ь наша прелес-с-сть, ей надоело лежать под нашим камушком, мы с-с-ейчас найдем ее и забудем про глупого хоббитца... – Голлум вытянул тощую шею и с надеждой осмотрел землю. Потом лицо его разочарованно вытянулось, и он завизжал, покатился по полу, барабаня по нему кулачками: – Нет-с, нет-с, прелес-сть у хоббитца, в его мерсских грязных кармансах! Там наша прелес-сть запачкается, да, запачкается, и он не будет ее чис-с-стить так, как мы! У него будет плохо нашей преле-с-с-сти, а нам будет тоже плохо, нет, гадский хоббитц.
Голлум сел на корточки и принялся утирать выступившие на глазах слезы.
– Голлм, голлм. Но мы же не ос-с-ставим это? Нет, не ос-с-тавим. Однажды этот хоббитц снова придет с-с-сюда. Он подумает, что мы уже умерли, и придет с-сюда, глупенький хоббитц! А мы не умели, нет, мы сцапаем глупенького хоббитца и с-с-вернем ему шейку, обглодаем все мясцо и заберем у него нашу прелесть, да? Да!.. – Голлум вскочил и захлопал в ладоши, как ребенок. – Или придет другой хоббитц... но мы и ему с-с-вернем шейку, с-сделаем ненавис-с-тному вору больно...
И Голлум потерял покой. Он скользил по озерцу на лодке, напрягая свои блеклые глаза, всматривался в темноту туннелей: не появилась ли там долгожданная жирненькая фигурка хоббитца. Изредка он ловил рыбу и ел ее прямо в лодке, ни на миг не переставая вслушиваться: не раздастся ли снова тяжелый шаг ненавистного вора. Спал Голлум урывками и часто просыпался в страхе, что упустил своего врага. Тогда он поднимал голову и взбудоражено втягивал носом затхлый воздух, шепча себе под нос:

[Hobbit!Anon]

Часть 2/2

– Нет, никого здесь не было, мы бы услышали, слух у нас остренький, и глазки сильненькие, никто не пройдет мимо нас незамеченным: ни рыбка, ни гоблинс, ни хоббитц, голм, голм! – и Голлум обнажал шесть своих зубов, плотоядно облизываясь.
Как долго он жил в лодке, поджидая Бильбо Бэггинса, Голлум не знал, он перестал считать время, как только нашел это озерцо, да и раньше минуты и часы были ему не особо нужны. А еще Голлум сильно отощал, хотя и не знал этого – он не чувствовал, весь занятый мыслями о прелес-с-сти, и не видел, потому что темная подземная вода ничего не отражала. Просто в один момент он понял, что никто не приходит: ни вор, ни какой-то другой хоббитц. И даже гоблинсы перестали заглядывать сюда, и в верхних пещерах поселилась какая-то странная тишина...
Голлум забеспокоился. Ему стали часто сниться странные сны, такие живые, настоящие, цветные, как наверху, во сне он ощущал, как на груди, подвешенная на веревочке, висит его прелес-с-сть, он трогал ее, держал в ладонях, и прелес-с-сть была так приятно тяжела!.. Но раздался какой-то всплеск, и Голлум проснулся. Рука его сразу потянулась к груди, но прелести не было. И Голлум заплакал.
– Голм! Голм! Это не хоббитц глупенький, – постанывал он, накрыв голову руками и раскачиваясь. – Это мы глупенькие, а хоббитц умненький, он знает, что мы не умерли, голм, голм, и не идет с-с-сюда, не хочет нам возвращать нашу прелес-с-ть... Что делать? Что делать нам, бедненьким, несчастненьким! Плохо прелести у хоббитца, мы должны выручать нашу прелес-с-сть, но как? Мы не знаем, куда пошел этот гадский хоббитц! Но ведь нам же снится прелес-сть, она лежит у хоббитца в грязных вонючих кармансах, и он ее не чис-с-стит, с-совсем не чистит!
Долго он размышлял, что делать ему и куда идти на поиски прелес-с-ти, наверное, даже дольше, чем просто сидел и ждал Бильбо. И однажды Голлум причалил к берегу и пробежал по туннелям, чуть-чуть не дойдя до облюбованных гоблинсами пещер. Ни разу не услышал он их брани, топота, не почуял запаха. Застыл Голлум, задумался.
– Нет, не может быть, чтобы гоблинсов не было, это обманс, да, обманс, – бормотал он. – Возвратимся мы, а то набегут гоблинсы и разорвут нас на тряпочки, тс-с-с...
Он опрометью кинулся обратно с бешено колотящимся сердцем и почувствовал себя спокойно, только очутившись в лодке. Голлум повертелся немного, а затем усталость взяла свое, и он забылся. И снова видел во сне свою прелесть, а проснувшись, захныкал и запричитал:
– Прелесть, прелесть, наша прелесть. Она знает, что гоблинсов в пещерах нет, и зовет нас-с, бедненьких, несчастненьких, за собой. О да, прелесть заботится о нас, а мы ее брос-с-сили, нехорошие, глупые... Голм, голм! – И Голлум скорчился на дне лодчонки. Ему было почти по-настоящему больно, ему вдруг захотелось надеть это кольцо, бесценное кольцо, на палец... – Не-е-ет, нам больше не надо знать, где этот плохой хоббитц и где у него грязные кармансы, наша прелесть сама нас позовет, да-с, голм, голм!
Голлум запрокинул голову и засмеялся, как умел, точнее – заурчал и много раз повторял это самое «голм», и внезапно успокоился. Прыгнул из лодки в озеро и поплыл к берегу. Вылез, отряхнулся, как зверек, и бросился в темноту. И он совсем не боялся гоблинсов и Белой Морды.

[Hobbit!Anon]

Автор№2, это Вам спасибо!
Заказчик и не мечтал о таких прекрасных исполнениях, ведь тема не самая благодарная.
Мне очень нравится Ваш вариант. Голлум тут так хорошо представляется, со всеми его гримасами и ужимками, и очень интересно видеть, насколько трудно ему решиться покинуть привычный обжитый мирок и отправиться на поиски. Заказчик доволен и счастлив по прочтении текста.
Позвольте и Вам отсыпать сердец

[Hobbit!Anon]

Автор №1 и Вам ещё раз хочу сказать спасибо!
Приятно, что не мне одной интересны взаимоотношения Голлума с кольцом

[Hobbit!Anon]

Автор2 безумно рада, что Заказчику понравилось)) Люблю Голлума, что поделать, не могла пройти мимо.