[небо/автомат]

IV-47. Торин / Фили, Кили или Двалин – на усмотрение автора. Один из спутников Торина предал его. Будет это стоить Торину жизни или его спасёт кто-то, кто любит его – решать автору.

Исполнение №1 части: 1.1 1.2 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 3.3 4.1 4.2 4.3 4.4 4.5 закончено
Бонусные сцены к Исполнению №1: 1, 2, 3.1, 3.2, 3.3, 4.1, 4.2

@темы: Выполнено, Четвертый тур, Торин, Кили, Двалин, Фили

Comments

[medb.]

Исполнение 1

Бонус про бремя короля
(конец 3 части)

1 154

Начало плану было положено, когда Балин, перестав улыбаться, обвел всех серьезным взглядом и сказал:
- Дальше так продолжаться не может – иначе ситуация полностью выйдет из-под нашего контроля.
После этих слов звон посуды смолк, и в зале повисла выжидающая тишина. Даже Фили и Кили, наперебой что-то рассказывавшие Ори, переглянулись и замерли, готовые слушать.
Нори, первым поняв, о чем речь, старательно расправил косички в своей бороде и задумчиво кивнул:
- Да, согласен, а то последнее время я все чаще слышу тревожные шепотки среди простого народа…
Торин медленно отложил вилку, стараясь внешне ничем не выдать охватившее его настороженное напряжение. Похоже, обычное вечернее собрание за ужином в малой трапезной неподалеку от королевских покоев на сей раз обещало принести неожиданные результаты.
Балин откинулся на спинку стула, переплетая пальцы на животе, и спокойно сообщил то, о чем они все знали, но избегали говорить вслух:
- Как такового заговора еще нет, но честолюбие Драупнира не дает ему покоя. Он продолжает мутить разумы, пытаясь перетянуть на свою сторону как можно больше сторонников, и на данный момент мы не можем быть точно уверены, кто именно его поддерживает, - он задумчиво помолчал, но никто не решился перебить. – Я думаю, нам стоит вмешаться. Выбрать нескольких добровольцев, которые могли бы присоединиться к Драупниру, чтобы дирижировать всеми планами изнутри и, пока заговор еще в зачаточном состоянии, придать ему такую форму, которая будет наиболее выгодна и удобна нам.
Торин краем глаза заметил, как нетерпеливо подпрыгнул на своем месте Кили, но Фили успел удержать брата за руку. На лицах некоторых участников Компании читалось откровенное изумление, другие с согласным видом сосредоточенно хмурились.
- Брат, порой я тебя боюсь, - абсолютно серьезно и без малейшей доли смущения признался Двалин, скрещивая руки на груди.
Балин в ответ только спокойно и польщено улыбнулся.
И, наверное, в этот момент – не во время Похода, не в яростном безумии Битвы Пяти Воинств, не в час своей коронации… нет, именно после этого разговора Торин впервые с ослепительной ясностью осознал, насколько ему повезло, что эти гномы, такие разные, гордые, верные – с ним, а не против него.
Прошло несколько месяцев, и на первый взгляд жизнь в Эреборе продолжала идти своим чередом. Но внутри, в самом сердце горы, все тайно бурлило, как раскаленная сталь, которую осталось только залить в заранее приготовленную форму.
Торин позволил себе медленно, устало выдохнуть и потер глаза, помассировал переносицу. В его спальне было тихо и почти совсем темно – только угли жарко тлели в камине, изредка вспыхивая короткими языками желтого пламени. Живой огонь всегда являлся источником тепла, необходимым средством для работы в кузне… но теперь первая ассоциация невольно была связана с проклятым драконом.
Торин откинулся затылком на спинку своего тяжелого дубового кресла, глядя на плясавшие по потолку гротескные тени. Двалин ушел некоторое время назад, и одиночество, как голодный пес, сразу вцепилось в разум сотней острых сомнений и тревожных мыслей.
Несколько месяцев настороженной игры, постоянные взгляды через плечо, ни минуты спокойной умиротворенности… По вине полученного в Битве сильного удара в висок Торина теперь часто мучила мигрень, но последние дни из-за неотступного нервного перенапряжения эта тупая пульсирующая боль буквально заставляла скрипеть зубами, мешала мыслить связно, рационально просчитывать все варианты. Казалось, будто что-то пыталось выдавить его глаза изнутри, и приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы сосредоточиться, не сорваться раньше времени, довести партию до конца. Торина изрядно раздражало, что ему не подчинялось его собственное тело, что он не мог справиться с болью усилием воли.
Он снова выдохнул и прикрыл веки, тщетно убеждая себя расслабиться, хотя бы ненадолго. В душе медленно тлела глухая лютая ярость, в любой момент готовая вспыхнуть всепоглощающим пламенем. За долгие годы скитаний он привык действовать прямо, в открытую, и ему нестерпимо хотелось уничтожить всех заговорщиков сразу же, задушить проблему в зародыше. Однако остальные старательно убеждали подождать, еще немного потерпеть, чтобы вычистить всю заразу целиком, избавиться от всех предателей разом. И Торин не говорил этого вслух… но в основном он согласился на план Балина только ради того, чтобы укрепить позиции своих избранных соратников перед народом Эребора.
И вот наконец все подошло к логическому завершению. Осталась только кульминация, триумфальное разоблачение. Пожалуй, Торин мог с уверенностью сказать, что достойно сыграл отведенную ему роль.
Он открыл глаза и взглянул на прозрачный сияющий алмаз в своей руке, холодный и отполированный до скользкости. Место в спинке трона уже заняла подделка, которую заранее выточил Нори, помимо своих шпионских склонностей удивлявший также природным талантом ювелира.
Торин чуть повернул Аркенстон, ловя его гладкими гранями затухающие отблески пламени. Лившийся из глубин камня голубовато-радужный свет придавал его ладоням мертвенную белизну, и король видел перед мысленным взором кровавые сцены Битвы, ссору и последующее примирение с Бильбо, неподвижные тела племянников…
Но, даже пытаясь специально, он не мог вспомнить, как ощущалось безумие. Именно поэтому последние дни ему приходилось импровизировать в отчаянной надежде, что его игра покажется достаточно правдоподобной… В то время как душу исподволь грыз липкий страх при мысли, что однажды безумие может вернуться, само собой и против воли Торина.
Он сжимал в руке величайшее сокровище своего деда, «сердце горы», и не чувствовал того, что испытывал при виде этого волшебного сияния раньше.
Торин перевел взгляд на угли в камине, хмурясь и пытаясь побороть, сдержать очередную волну ярости. Тяжелее всего было смириться с тем, какие роли в их плане выпали на долю Фили и Кили… И при одной мысли о том, что ранее в тронном зале никто из его подданных, никто из советников не возразил против несправедливой поспешной казни, не посмел вмешаться, перед глазами Торина буквально темнело от бешенства. Горечь и разочарование, раздражение, желание выпустить эту злость и немедля уничтожить угрозу сворачивались где-то в груди беспорядочным тошнотворным клубком. И больше всего беспокоила настойчивая мысль, что Кили, беспечный непосредственный Кили, будет отныне вынужден мириться с последствиями травмы, которую он сам пока даже не осознает.
Торин скрипнул зубами так сильно, что едва не стер с них эмаль, и стиснул Аркенстон в кулаке, чувствуя, как впились в ладонь острые края. Предательство на вкус оказалось горьким и вяжущим. Но гораздо хуже были мучительные сомнения, попытки понять: что он сделал не так? Чем на самом деле вызвал недовольство заговорщиков, верящих, что без него Эребору будет лучше? Чего им не хватало? В чем был виноват он сам и как это исправить, как оправдать ожидания своего народа?
Когда он, не выдержав, наконец задал подобные вопросы Балину, пытаясь сохранить внешнее безразличие, не показать, насколько на самом деле все это его тревожит и волнует, старый друг только устало вздохнул, крепко сжал его плечо и просто сказал: «Парень, ты хороший король. Ты был с нами все эти годы скитаний, не сдался, не отошел в сторону и в итоге вернул нам наш законный дом. Однако пока ты странствовал и искал для нас лучшей доли, многие грезили светлым прошлым и мечтали вернуть все, как было, неготовые к переменам. Твой народ любит тебя. Но есть те, кто не знает тебя, пытается видеть в тебе твоего деда, и те, кто считает, что участники Компании, бывшие бродяги и простые солдаты, незаслуженно получили высокие должности при королевском дворе. Мы – твоя главная поддержка, но мы же – твоя слабость».
Торин не раз и не два прокручивал в голове эти слова. И пусть не сразу, но в итоге понял, что именно должен сделать.

[medb.]

469

Правый висок прострелило резкой короткой болью, и он поморщился, подумав, что, пожалуй, все-таки стоит попросить у Оина какую-нибудь успокаивающую настойку.
Еще одним поводом для беспокойства был Даин. Кузен, низкий, рыжий и вспыльчивый, всегда прямо высказывал все, что думал, и в прошлом они с Торином нередко сшибались лбами. После битвы у врат Мории – страшной, жестокой и бессмысленной – оба они потеряли слишком многое и оба стали правителями в юном возрасте. Даин предлагал потерявшим дом эреборцам перебраться в Железные Холмы, несмотря на то, что там было недостаточно ресурсов, но Торин гордо отказался. После этого они ни разу не виделись, только изредка присылали друг другу почтовых воронов – до самой Битвы Пяти Воинств.
Торин не верил, не хотел верить, что Даин как-либо замешан в этом треклятом заговоре… но не мог быть ни в чем точно уверен, пока Бифур не пришлет подтверждение.
Аркентон чуть не выпал из его руки, когда он резко выпрямился и потянулся за кочергой, чтобы поворошить угли. Все-таки многоходовые интриги – не его призвание, теперь он убедился в этом точно. Ему едва хватало терпения выжидать, длительное притворство давалось мучительно, особенно в последние дни, когда ему пришлось играть самого себя двухлетней давности – и от этой маски, этого образа, воспоминаний до самого нутра пробирало тошнотворное отвращение. Но он готов был вынести все, что потребуется – ради Эребора и ради своей семьи.
Торин не помнил, когда спал спокойно в последний раз… Единственное облегчение – осталось совсем немного, финальная сцена, для которой уже подготовлены декорации, нужно только собрать всех зрителей и участников.
Возможно, именно из-за недосыпа он не сразу отреагировал, когда в углу спальни вдруг соткалась из теней знакомая фигура. Решил, что ему померещилось. Но потом пронзительно скрипнул, раскрываясь шире, зев тайного хода, и Торин резко выпрямился в кресле, изумленно распахнув глаза и выдохнув:
- Ты что здесь делаешь?! Давно должен быть наготове в тронном зале!
Кили поправил слишком широкий для него плащ, откидывая капюшон назад, и неловко пожал плечами, отмахнувшись:
- Знаю, знаю, я на минутку, хотел проведать, как ты!
Его глаза блестели встревоженно и нетерпеливо, и Торин не сразу смог заставить себя отвести взгляд от крови, коркой запекшейся на разбитых губах.
Горло сдавило до боли, и он тяжело сглотнул, не в силах найти ответа на простой вопрос – чем он заслужил такую преданность.
Торин поманил племянника пальцем, и, когда удивленный Кили нерешительно приблизился, встал и надел ему на шею тонкую прочную цепочку с Аркенстоном, после чего решительно оттолкнул прочь, сухо бросив:
- Я в порядке. Иди.
Кили в удивлении и недоверчивом сомнении посмотрел на алмаз на своей груди, после коротко поклонился и вернулся к тайному ходу. Замер, нерешительно помялся на пороге…
А потом вдруг бросился назад к Торину и порывисто обнял, как когда-то в детстве, и метнулся обратно – только тяжелый плащ гулко хлопнул за спиной.
Каменная плита медленно встала на место, и в гладкой стене не осталось ни трещины.
Торин снова сел в кресло и закрыл глаза ладонью.

[Lalayt]

medb., я счастлива читать ваши тексты и нисколько не кривлю душой. Потому что редко встречается, чтобы герои были настолько живыми.
Спасибо еще раз.

[Lalayt]

И мне очень, очень сильно нравится ваш Торин.

[medb.]

Lalayt
Я очень люблю этих персонажей и искренне рада тому, что мне удается передавать эту любовь в текстах))
И особенно рада за Торина - потому что с этим героем у меня очень неоднозначные отношения... Наверное, еще и поэтому 4ый бонус писался так долго и сложно ^^
Спасибо

[Lunnij krolik]

medb., жестоко у тебя Торин расплатился за жизнь. Мигрени страшны

[Lalayt]

medb.,
любовь видна. А Торин... он сам по себе очень сложный.
Спасибо, что вы показали его вот таким, потому что я до самого последнего момента верила, что он и правда способен убитть племянника.

[Crogall]

Я в свое время именно из-за мигреней решила, что Торин не в себе, из-за этой пелены боли неспособен четко воспринимать реальность. А еще мне чудилось, что Аркенстон за его спиной - гадость, радиоактивный алмаз, и он-то сводит короля с ума. Это когда я в первый раз читала. Чего-то вспомнилось.
Как же мне было стыдно перед Торином, когда он сказал народу: что ж вы так легко от меня отказались? Так легко поверили в мое безумие? Я же тоже в него поверила, хотя не до конца. Слышали бы вы, как я вопила: "Представление окончено... Представление?!! Так это? Это действительно неправда?" Как я лыбилась довольно, когда Кили выступил из тьмы к заговорщикам. Когда Торин в походном одеянии сел на престол - не застыл на нем, а живой, настоящий! Как я рада была концу этого наваждения, и как мне было стыдно, что мои глаза были так слепы.
medb., спасибо вам.

[Повелительница Молний]

medb., большое спасибо вам за продолжение! Простите, пожалуйста, что давно не оставляла комментариев, но лучше поздно, чем никогда. Я хотела, чтобы вы описали эти события с точки зрения Торина, и вот оно, именно так, как и должно быть.
Пока вы еще не открыли правду, я было едва не поверила в безумие Торина именно из-за его головных болей, это был бы безошибочный обоснуй, не говоря уж о том, что параноиком поневоле он вызывал бы больше сочувствия, чем сознательным злодеем. Но, как оказалось, проблемы со здоровьем не мешают ему мыслить вполне здраво, и это радует. А с командой ему и правда очень повезло, что и говорить!
Надеюсь, что теперь им всем будет полегче. Хотя у короля и его приближенных, наверное, легкой жизни не может быть по определению, если, конечно, они действительно работают, а не почивают на лаврах.
А еще бонусы будут? Хотелось бы увидеть эту историю со всех сторон, как драгоценный камень, сверкающий множеством граней и оттенков, разных с каждой из сторон. Чью бы точку зрения интересно было рассмотреть? Может быть, Балина, а? Раз уж он у вас выходит гномьим Маккиавели, его взгляд на ситуацию должен быть интересным.