[I Am Going To Be A Teenage Idol]

8. Заявка 20. Торин/(|)Бильбо. Спустя год после похода к Одинокой горе и гибели Торина, Фили и Кили в битве пяти воинств, Бильбо встречает свое одинокое Рождество дома и, глядя на необычный для этого времени года звездопад, загадывает, чтобы гномы вернулись. А утром просыпается от стука в дверь. Были ли у Торина и Бильбо уже отношения или только будут, а может быть их не будет вообще - решать автору.

Исполнение №1
Исполнение №2
Исполнение №3. Части: 1 2 3 4 5 6 7 8 закончено
Исполнение №4, части: 1 2 закончено
Исполнение №5, части: 1 2 закончено

@темы: Выполнено, Бильбо, Торин, Мини-тур

Comments

[tata_red]

Только правосудие, только справедливость!

только хардкор ))

какое милое продолжение! спасибо!

[~Ахэ~]

какое милое продолжение) так и знала что мелкие потащатся за чем-нибудь для Солнцеворота, правда думала за украшениями, но ... ель - это круто
спасибо, автор

[Шут обыкновенный]

чудесное продолжение

[Стриж_]

Спасибо за продолжение, автор ). Чудесное ).

[merryginn]

о, здорово Вот и солнышко наше Торин улыбнулся )), awwwww!

[Цветущий розмарин]

Шпашибо, робята! Пишу дальше!

[Amaltiirtare-the-Witch]

уууууууууууууууууииииииииииииииии
теперь вся чесная компания будет наряжать ёлочку!!!
оно шикарно, хочу еще!!

[Цветущий розмарин]

Amaltiirtare-the-Witch, спасибо, будет ещё, всё будет

[Galadriel]

Автор 5, это просто чудесно!))) Всегда очень хотелось, чтобы вмешались валары и все исправили, пусть это и читерство)

[Цветущий розмарин]

Наконец, ещё одна часть готова увидеть свет. И снова встаёт вопрос: сие несуразное тварьение может закончиться в следующей части, а может и не закончиться - это зависит только от вас. И если вы, дорогие читатели, всё-таки решите, что ему ещё не пора заканчиваться, то слёзно прошу кого-нибудь стать моей бетой, ибо текст нуждается в вычитке. Впрочем, бета нужна в любом случае. Обещаю нежно любить и кормить печеньками!

И да, в этой части упоминается одна танцевальная мелодия. Собсна, вот она:

Listen or download The Cliffs John Ryan Polka for free on Prostopleer

Исполнение 3. Часть 7 из чёрт-знает-скольки.

1394 слова.

Фили и Кили, даже не снимая сапог, перехватили ель с двух сторон и бодро понесли в гостиную. Только, правда, с высотой дерева они немного просчитались. Потолки в смиале даже для гномов были достаточно низкими, не говоря уже о двухметровых ёлках…
- Как вы собираетесь её укорачивать? – крикнул Бильбо братьям.
- У нас есть топор! – ответил Фили.
- Топор? – переспросил Бильбо. – А откуда вы его взяли? – но ответа не последовало, братья были слишком увлечены протаскиванием дерева через дверной проём.
Им навстречу из кухни вышел Торин, который до сих пор не успел снять свой передник. Он закатал рукава рубахи и тоже перехватил ель под одну ветку, чтобы помочь, наконец, занести её в комнату.
- Батюшки, здесь же всё будет в хвое! Вы бы хоть сапоги-то сняли, пол потом сами мыть будете! – Бильбо наблюдал за действом со стороны, но, как бы ему не хотелось присоединиться, понимал, что будет только мешать.
Со всей это суетой он напрочь забыл о своих волнениях, все его мысли теперь были сосредоточены вокруг нежданно ворвавшегося в его спокойную норку праздника. Впервые за долгое, долгое время Бильбо почувствовал семейное тепло и заботу и очень не хотел отпускать это приятное чувство.
В конце концов, ель была установлена в просторном цветочном горшке, наполненном землёй и камнями. Её, разумеется, пришлось укоротить почти вдвое, чтобы она не утыкалась верхушкой прямо в потолок, но от этого хуже она не стала.
- Теперь пора украшать! – довольный увиденным результатом, провозгласил Кили. – Есть чем?
Традицию украшать деревья на Солнцеворот хоббиты переняли у людей давным-давно. В ход шло почти всё, что можно найти в кладовой: гирлянды из засушенных фруктов, листьев и орехов, праздничное печенье, рябиновые бусы и выдутые яйца. А если было время и желание, то некоторые рукодельники и рукодельницы мастерили деревянные и глиняные игрушки. Считалось, что чем пышнее украсишь ель, тем плодороднее потом будет земля и обильнее урожай.
Но Бильбо уже много лет не занимался украшением ели на Солнцеворот, и игрушек у него не имелось. Зато, будучи предусмотрительным, на зиму он напас много сушений.
- Сейчас, сейчас, - сказал Бильбо и побежал в кладовую. Там он набрал с полок и крюков несколько связок яблок, грибов, взял даже связку таранки и пару-тройку пучков мяты, душицы и крапивы. Вернувшись, он скинул всё это на стол. – Вот!
Гномы воссияли, и вся компания принялась дружно развешивать украшения по косматым лапам дерева.
Фили и Кили справлялись очень быстро, Торин тоже не отставал, а вот Бильбо пришлось трудновато. В силу своего роста ему постоянно приходилось подпрыгивать, и в один момент, когда он даже в прыжке не смог забросить гирлянду на ветку, он вдруг почувствовал чьи-то тёплые руки у себя на боках.
- Помочь? - раздался позади голос Торина. Гном не стал ждать ответа и без лишних слов поднял Бильбо в воздух, чтобы тот повесил украшение.
- С-спасибо, - потом, очутившись на полу, поблагодарил его хоббит.
Так общими усилиями ель была украшена чуть меньше чем за полчаса, и все пошли за праздничный стол. Трапеза в компании гномов, конечно, не могла быть спокойной. Они шутили, требовали эля и звонко чокались глиняными кружками, даже Торин не остался в стороне от веселья.
- А тебе очень идёт зелёный цвет, - подмигнул своему дяде Кили, указывая на передник.
- Молчи, - широко улыбнулся Торин в ответ и отвесил племянничку символический подзатыльник.
Когда с едой было покончено и убрано со стола, все перекочевали в гостиную, где Бильбо разжёг камин и куда принёс четыре тёплых пледа и несколько подушек, чтобы рассесться у огня прямо на полу.
От ощущения сытости клонило в сон, да разве ж с гномами уснёшь? Они рассказывали старые походные байки и страшные истории, немного приукрашивая и перевирая их. Впрочем, хорошую историю грех не приукрасить. И никто не вспоминал о прошлогодней войне, о смерти, об отравленных орочьих и гоблинских сарбаканах, о том, как горько было расставаться, и том, какой ценой далась победа. Нет, тихая, по-душевному тёплая ночь располагала только к добрым воспоминаниям.
- Бильбо, а нет ли у тебя музыкальных инструментов? – прерывая немного затянувшуюся паузу после очередного рассказа, спросил Торин.
- Были где-то скрипка и флейта. Пойду поищу, - ответил Бильбо и отправился в свою спальню. На скрипке играл ещё его дед, а флейта досталась в наследство от матушки. Как он и предполагал, инструменты обнаружились в старом, пыльном сундуке на нижней полке шкафа. Скрипка оказалась немного расстроенной, но Бильбо всё равно поспешил скорее вернуться в гостиную.
- Вот, - усаживаясь на пол, он отдал инструменты Торину, а тот в свою очередь передал скрипку Фили, а флейту – Кили.
- Надеюсь, ты не забыл уроки Бофура? – обратился он к младшему.
- А что играть-то? – задал встречный вопрос Кили, наблюдая, как его брат подкручивает колки у скрипки.
- Танцевальную, - подмигнув племяннику, сказал Торин. – Мистер Бэггинс, Вы умеете танцевать? – спросил он в шутливом тоне, повернувшись к хоббиту.
- Да, мистер Дубощит, я когда-то неплохо выступал на хоббитонских танцевальных конкурсах.
- В таком случае, мистер Бэггинс, позвольте Вас научить нашему народному танцу, - гном поднялся и протянул руку Бильбо, и тот её охотно принял. – Что Вы знаете о казадских танцах?
- Ровным счётом ничего.
- Тогда смотри и запоминай, - Торин отвёл Бильбо в сторону, чтобы освободить пространство, встал слева от него и положил руку ему на поясницу. – Левую руку на моё правое плечо. Поведу я. Дальше, поставь правую ногу на пятку, потом перекрести её с левой и поставь на носок. Так два раза. Потом три шага вперёд, разворот, снова дважды пятка-носок, - он внимательно следил за тем, чтобы Бильбо повторял все движения правильно и, если требовалось, показывал их дважды. – Сейчас повернёмся лицами друг к другу, бери меня за руки. Почему замер? Подними правую ногу и, не сгибая, одновременно отводи её в сторону. Нет, во внутреннюю сторону. Будто резко выбрось её. Да, то же самое с левой. А теперь кружись. Нет, я веду, значит, кружишься ты. Отлично. Положи руку обратно мне на плечо. Нет, мы всё ещё стоим напротив друг друга. И теперь приставным шагом двигаемся по квадрату. И потом всё повторяется сначала.
Танец оказался довольно простым и весёлым, почти все движения были синхронны. Единственное, что немного смущало Бильбо – это тот факт, что он исполняет женскую, ведомую роль. Ну а в остальном ему всё очень понравилось. Он знал много танцев, даже подсмотрел в Ривенделле один эльфийский, но с гномьим встретился впервые.
- Ну что, музыка готова? – Торин пригладил растрепавшиеся волосы и заправил их за уши.
- Готова, - хором сказали братья.
- Тогда начнём!
Зазвучал лёгкий, весёлый мотив, очень похожий на то, что обычно музыканты исполняют в тавернах под кружку эля хмельными вечерами. Переливчато заливалась флейта и, смеясь, пела скрипка, а вместе они сливались в живую, беззаботную мелодию.
Бильбо не успел уловить тот момент, когда именно они с Торином пустились в пляс. Движения быстро сменяли друг друга, голова шла кругом, вся комната превратилась карусель, и среди мелькающих силуэтов иногда можно было различить улыбающиеся глаза братьев. Оно притаптывали себе в такт и, наверно, сами были не прочь станцевать.
На одну секунду в голову Бильбо закралась совершенно глупая мысль о том, как бы красиво на некоторых поворотах в танце могла взлетать пёстрая, пышная юбка. Назойливое воображение почему-то подкинуло ему образ его самого в этой юбке, и он тут же себя одёрнул.
«Что за глупости, что ещё за юбки…», - подумал Бильбо и посмотрел на Торина. Тот улыбался, как ребёнок – немного глупо, открыто и искренне, и от этой улыбки у хоббита на душе стало ещё теплее.
- У тебя отлично получается! – рассмеялся Торин, чуть плотнее прижав Бильбо к себе на повороте.
- У меня хороший учитель, - сказал хоббит.
Они протанцевали до конца песни, и, как только затихли последние ноты, свалились без сил на пол под аплодисменты Фили и Кили. Танец оставил после себя приятную тяжесть в теле и слегка ноющие ноги, и всё же ничуть не умалил сил для полуночных разговоров.
Какое-то время голоса в гостиной не смолкали, но ближе к утру усталость взяла своё. Первыми спать легли гномы: братья расположились прямо на полу, Торин последовал их примеру, а Бильбо ещё немного посидел у камина и понаблюдал за извивающимися языками пламени, пытаясь упорядочить свои мысли и успокоить бешено колотящееся в груди сердце. За день слишком много всего произошло – сбывшееся желание, Матильда, Теодор, Солнцеворот, казадские танцы… Голова немилосердно гудела, закрывались глаза. В конце концов, и его сморило. Но прежде, чем лечь, он сходил ещё за несколькими пледами и укрыл гномов. Ночь (или уже утро?) обещала быть холодной, за окном снова разъярилась метель, и стал подвывать ветер.
Сам Бильбо устроился напротив Торина и долго, словно убеждая себя, что всё это не сон, смотрел на его безмятежное, спокойное лицо, пока не заснул.

[Стриж_]

Ааа! Pat-a-Cake Polka! Почти ).

[tata_red]

я яростно требую продолжения.
танец! музыка! разговоры у камина!
черт, это так прекрасно, тепло, душевно, что нет сил...
музыка заводная, захотелось самой пуститься в пляс!

[Pray for Life]

Автор, пишите дальше!!! Пишите много и еще больше, ибо это прекрасно - превосходно - восхитительно!!!!
Я с удовольствием буду для вас, милый автор, бетой. Опыт имеется, и довольно большой)

[~Ахэ~]

какая красота) читала под музыку и мне то и дело хотелось пуститься в пляс)) пишите еще автор, пожалуйста
так и останется музыка в памяти казадской народной хД

[nanya]

Почему я думаю о том, что когда Бильбо проснется все будет так, как до праздника?

[Шут обыкновенный]

автор, пишите, пишите!!!

[Хравнсдоттир]

SleepingDevil, пур-пур-пурспасибо за проду)))

[Amaltiirtare-the-Witch]

ааааааааыыыыыыыыыыыыыыы, Автор, это все восторги мира в одном клочке текста
спасибо

[Цветущий розмарин]

Шпашибо всем за отзывы! Буду писать дальше! Кстати, гашлись и бета (Мирамина), и гамма (Pray for Life)! Лучей любви этим добрым человекам!

Стриж_, а вот этой польки не знаю.))
tata_red, ~Ахэ~, в пляс пускайтесь смело, ибо все движения описывал, как меня учили! Так что, хватайте кого-нибудь под руку и бегом плясать!
nanya, не-не-не, у нас история с хорошим концом, до которого ещё жить и жить.))
Шут обыкновенный, шпашибо, пишу))
Хравнсдоттир,

*радостный убёг писать дальше*

[Midnight_Guest.]

Весь текст улыбалась от уха до уха, чудо что такое Спасибо, милый автор!

[HelenSummer]

SleepingDevil, это просто прелесть, что вы творите!

[Цветущий розмарин]

Midnight_Guest, HelenSummer, спасииибо!

[ale-ol]

Автор, спасибо.

[Цветущий розмарин]

ale-ol, не за что!

[fromdarkwater]

итак, Автор 4 закончил воскрешать гномов
пре-слэш, 5787 слов

Исполнение 4, часть 2-я и последняя

Бильбо поднимается, забирает из расслабленной руки Торина трубку, вытряхивает ее, затем свою, аккуратно возвращает обе на подставку. Метель за окном усиливается, а в Норе удивительно тихо, из кухни не доносится ни звука. Хоббит прокрадывается туда на цыпочках, вдруг испугавшись, что все это ему снится, и сейчас он медленно просыпается, а его друзья оказываются по-прежнему мертвыми, погребенными далеко-далеко отсюда и очень глубоко под горой. В кухне и в самом деле никого нет. Зато на столе полно грязной посуды, обглоданных косточек, пустых кувшинов и прочих свидетельств обильного гномьего завтрака, если только Бильбо, помутившись рассудком, не устроил все это в одиночку.
Пропавшие гномы находятся в одной из уютных гостевых спаленок. Братья спят, соприкасаясь плечами, светлые и темные волосы, спутанные и разметанные, смешались на общей подушке. В отличие от Торина, вид у его племянников самый что ни на есть безмятежный, из них, кажется, совсем ушла та непонятная ледяная отчужденность, которую этим утром они принесли с собой в дом. Да и выглядят как-то здоровее. Их тихое сопение успокаивает, если не думать, что они уже год как мертвы. Были. Лежали под серыми полотнищами на грязном склоне, в пропитанном кровью снегу. Бильбо прикрывает за собой дверь и прислоняется к стене, сползает на пол, запрокинув голову. Он все еще боится радоваться, но и пугаться не хочет, хотя чего уж там, его в дрожь бросает, если хорошенько задуматься о происходящем, и под ложечкой сосет определенно не от голода.
— Дождемся Гэндальфа, — бормочет хоббит себе под нос, направляясь на кухню, чтобы провести время с пользой и не разбудить друзей. — Отчего же не дождаться.
Бильбо не замечает, как проходит время за хозяйственными хлопотами и готовкой. Рутина успокаивает, придает ему уверенности.
«Волшебникам-то ведь тоже подкрепляться надо время от времени, да и время обеда подходит», — думает он, перебирая баночки со специями и принюхиваясь к их содержимому.
Метель за окном утихает, из-за расползающегося покрывала облаков показывается холодное голубое небо. Просыпаются Кили и Фили. Все еще непривычно тихие, но озорничать начинают, едва войдя в кухню: суют нос в кастрюльки, таскают еду — один нарезку с оставленной без присмотра доски, другой тянет руку к едва подрумянившимся с одного бока картофельным колобкам. Бильбо, хоть и робеет еще, но замахивается на Кили прихваткой. Тот подозрительно быстро отступается, а следующие несколько минут Бильбо борется с улыбкой, наблюдая, как братья делят захваченных полпалки колбасы. «Все еще голодны», — отмечает он со смесью умиления и беспокойства.
— Вам надо нормально питаться, набираться сил. Скоро сядем все вместе, тогда и пообедаем как полагается, — ворчит Бильбо, а королевские племянники жуют и синхронно кивают. Этак старшему придется потом копчености из усов выбирать. — Ну чисто звери какие-то, — фыркает хоббит.
— Бильбо, ты прямо как наша мамуля, — усмехается Кили, а потом умолкает, заметив застывший взгляд брата.
Потому что да, они понятия не имеют, как их мамуля.
Бильбо откашливается.
— Уверен, ваша матушка будет счастлива увидеть вас живыми и в добром здравии, а сейчас, уж извините, вид у вас не очень-то. Готов поспорить, что там, где вы провели последний год — где бы ни было это там — вас не особо баловали вкуснятиной.
— Отлично, давай сюда вкуснятину, — радуется Фили. — Чего мы ждем? Пока еще Торин выспится…
— Как я понял, ждем мы Гэндальфа, он обещал к полудню явиться. И если он все еще такой пунктуальный, каким я его помню, ждать осталось недолго.
Часы показывают без четверти двенадцать. Еду Бильбо оставляет тушиться (причем подозревает, что процесс идет гораздо быстрее под двумя буквально пылающими взглядами), а сам вертит перед носом усмотренный возле часов на подоконнике подвядший венок из плюща, привезенный на днях с предпраздничной ярмарки в Забрендии. Да, о чем бы там не судачили его родичи, Бильбо вовсе не собирается зарастать мхом в норе или каменеть, как какой-нибудь тролль на рассвете. Просто он теперь умеет найти такое общество, которого ему порой очень не хватает с тех пор, как он «взял и ушел» словно какой-нибудь Тук — «неблагопристойное», «сомнительное» и «возмутительное». А от такого общества, которого ему хочется избежать, научился скрываться.
«Вот придет Гэндальф к своему старому другу, с которым не виделся несколько месяцев, — размышляет хоббит о смутным ощущением неудовлетворенности, —Наверняка он будет усталый, замерзший и, может быть, даже немножечко одинокий, в своей шляпе с заснеженными полями. Взберется на холм, а Нора-то окажется вовсе не гостеприимной, ведь на двери даже праздничного венка не висит, не говоря уж об учиненном погодой беспорядке — ко входу попробуй проберись».
Бильбо решительно направляется в одну из своих кладовых. В этой он бывает так редко, что даже, оказывается, запер ее на ключ. Найти его, впрочем, не составляет труда: он всегда отлично управлялся со своим имуществом дома, какие бы сумасбродные мысли не занимали его голову. Переложив с места на место множество вроде бы нужных и не очень-то нужных, а иногда просто дорогих сердцу и памятных вещей и вещиц, хоббит, наконец, обнаруживает связку маленьких золотых колокольчиков. Он сдувает с них пыль и вслушивается в тихий, немного печальный перезвон.
Бильбо ловко вплетает колокольчики в венок и отправляется с ним на улицу. Прежде чем пристроить нехитрое украшение на дверную ручку, внимательно осматривает и даже ощупывает дверь. Просто так, мало ли. Нет ли тут опять какого-нибудь знака, чьего-нибудь послания. Пальцы замерзают, быстро теряя чувствительность. Когда украшение прилажено куда надо, и Бильбо уже готов вернуться в нору, из-за спины раздается знакомое «Хм».
Поднявшись на одну ступеньку, Гэндальф поддевает посохом венок и недовольно бормочет что-то себе под нос.
— …как они вообще вошли, — улавливает Бильбо.
— И тебе доброго дня, — фыркает хоббит, глядя на волшебника снизу вверх. Старик выглядит очень неплохо, будто из-за соседнего холма по-соседски в гости решил наведаться, а не пол-Средиземья проехал, как оно наверняка было. Радостный он какой-то. Наверное потому, что знает все обо всем, хоть обычно и не признается.
— Вижу, вы меня ждали, — Гэндальф похлопывает Бильбо по плечу, и длиннопалая ладонь кажется удивительно теплой.
В следующий момент волшебник уже не обращает внимания на хоббита.
— Гэндальф, — говорит Торин вместо приветствия.
Проснулся. Бильбо думает, что уже присутствовал при подобной встрече, только в тот раз он и волшебник стояли по ту сторону двери, в этой самой прихожей, а гномий король без королевства — за порогом.
— Здравствуй, мой друг, — улыбается Гэндальф.
Торин делает шаг вперед. И одновременно шум крыльев нарушает застывшую тишину зимнего дня: напоследок чуть не сбив с Гэндальфа шляпу, на навершии его посоха устраивается ворон.
— Это же… — Бильбо не знает, как узнал птицу, но она смотрит на него как будто насмешливо, блестя похожими на черные камушки глазами.
— Это посланник, — говорит Гэндальф, обращаясь главным образом к Торину. — Из мест, тебе известных.
Гном, однако, выглядит скорее недоумевающим.
— И что он здесь делает? — встревает хоббит.
— Здесь не место для подобных разговоров, — хмуро замечает Торин и отступает в полутьму коридора.
— За платой явился, — бросает волшебник Бильбо и, собирая снег полами серого плаща, проходит в Нору вслед за гномом.

— Полагаю, тебе уже приходилось видеть его сородичей, — Гэндальф спокойно прихлебывает чай. Ворон за окном перепрыгивает по толстой ветке яблони, явно специально выбранной для лучшего обзора.
— Нет.
После недолгого молчания, когда Торин глядит на волшебника, упрямо наклонив голову, старик отодвигает чашку и хмурится:
— У нас нет времени на гномье упрямство, Торин. Сдается мне, это дело нужно уладить до заката, если только ты не хочешь снова лежать под горой. Вместе с Фили и Кили. Вы, как я понимаю, тоже ничего не помните?
Одинаково бледные принцы качают головами.
— Это объяснимо. Но с тобой, Торин, если верить посланнику — а у меня нет причин ему не верить — был заключен особенный договор. В Чертогах очень удивятся, если ты окажешься слишком жаден, чтобы отдать камень. Заплатить ту смешную цену, на которую, к тому же, уже согласился.
Торин скалится:
— Не припоминаю ничего подобного, маг.
— Тебе придется вспомнить, — вздыхает Гэндальф. — Иначе…впрочем, я в самом деле могу сначала рассказать кое-что о последствиях. Знаешь ли ты что-то о своем королевстве? Донеслись ли какие-нибудь вести и до владений Махала?
— Только не до меня, — передергивает плечами король. Однако, теперь видно, что он готов слушать.
— Тени сгущаются, — говорит волшебник, и Бильбо ежится от смутного предчувствия и от подозрения: он знает, о чем пойдет речь дальше, — а тем временем твой народ, Торин Дубощит, все еще похож на разбредшееся по всему Средиземью стадо. Кланы, когда-то покинувшие Эребор, неохотно собираются под началом Даина. Кто-то не верит, что дракон мертв, кто-то предпочитает хранить верность погибшему предводителю в Синих горах или в Железных Холмах. Те, кто вернулся, говорят, что Даин, сын Наина, недостаточно предан Эребору, что сама гора не благоволит народу, и дела у них не спорятся.
Фили и Кили обмениваются тревожными взглядами.
— Эребор — не дом Даина, его дом в Железных Горах, — тихо говорит Торин.
— Да, — просто соглашается Гэндальф. — Но если бы только это…
— Без вас Эребор не станет домом никому, — Бильбо решительно выдыхает и, достав из внутреннего кармашка жилета сложенный вчетверо пергамент, разглаживает его на столе. — Считай, у них вовсе и нет Короля.
— А Даин?.. — Фили, нависнув над столом, пытается прочитать письмо вверх ногами. Кили дергает его назад за ремень.
— Даина королем почитают только в Эсгароте и Дейле. Или только называют, — отвечает Бильбо.

[fromdarkwater]

продолжение

Судя по лицу Торина, он уже готов взвалить на себя всю тяжесть вины за происходящее, и Бильбо спешит объяснить:
— Балин пишет, — при этих словах Торин несколько раз подозрительно часто моргает и отворачивается, — что Даин не может или не хочет выбрать, кого оставить вместо себя в Железных Холмах. Кроме того, он не доволен соседством с эльфами, — гномы все вместе понимающе кивают, хоббит, уловив это единодушие уголком глаза, морщит нос, — дошло до того, что главы вернувшихся кланов решили избрать правителем кого-то из нашего отряда, — запнувшись, он добавляет: — из Отряда Торина Дубощита. Только они и слушать не пожелали, — в полной тишине Бильбо опускает взгляд на письмо, выученное почти наизусть, — в письме говорится: «Никто бы на такое не пошел. Не осталось среди нас королей».
Гэндальф печально улыбается, а лицо Торина скрывают свесившиеся змеистые пряди, когда он снова отворачивается.
— Любой из наших мог бы сделать все, что требуется от короля и привести Гору в порядок, — замечает Кили. И, глядя на дядю, добавляет: - Только это не то же самое, что быть королем, верно?
Бильбо заставляет себя вмешаться, тихо кашлянув:
— Они…они собираются в Кхазад-дум. В Морию. Я многого не знаю, но мне не нравится это название. А Гэндальф говорит…
— Глупцы, глупцы…— бормочет себе по нос Гэнальф, выпуская неаккуратные облачка табачного дыма.
— Сколько их будет? Об этом что-нибудь есть? — спрашивает Торин после того, как гномы несколько минут обдумывают что-то, доступное только им и переглядываются. Фили, тут же выхватив у Бильбо письмо, утыкается в него вместе с братом.
— Точно пока не известно. Вестей давно не было, но не похоже, что они соберутся в ближайший десяток лет, — как Бильбо и надеялся, Торин немного успокаивается.
— Балин, Оин, Ори…из наших все, похоже. Остальных не знаю, — говорит Фили.
— Но для кого-то они тоже «свои», — уголки губ Кили опускаются, и Бильбо не в первый раз замечает такое полное глубокой скорби выражение на его лице и в глазах.
— Возможно, им удастся найти достаточно союзников, — задумчиво говорит Торин знакомым тоном «нас-ждет-Дом-с-сокровищами».
— Как нашел их ты, — едко замечает волшебник. — Не так уж много времени прошло. Да и собери они хоть пять тысяч отменных воинов, ты знаешь, что не народу Дурина суждено одолеть Проклятие.
— Они погибнут, если решатся на это, — почти шепчет Кили.
Его словам вторит пронзительное карканье ворона. Как угроза или обещание, что он не даст забыть, не оставит их в покое, пока все не закончится, так или иначе.
— Нет. В этот раз никто не умрет, — Торин поднимается и как бы припечатывает свое слово кулаком по столу. — Гэндальф, что нужно делать?
— Мы должны спешить, — очнувшись в очередной раз от своего чародейского забытья, Гэндальф тоже встает из-за стола. — Нам понадобится кровать.
Слишком темно. Тучи снова заволокли небо, и непонятно, когда собирается наступить этот треклятый закат. Билбо торопливо зажигает свечу и догоняет Гэндальфа в коридоре, когда тот, привычно пригнувшись, уже заглядывает в ближайшую комнату. Ею оказывается спальня Бильбо (определенно, есть смысл в том, чтобы спальня хоббита располагалась недалеко от кухни).
— Подойдет, — недолго думая, заключает волшебник.
Торин входит следом, осматривается, потом, с непривычной готовностью повинуясь нетерпеливому жесту Гэндальфа, стаскивает сапоги и укладывается на кровать. Она, кстати, замечательная (хотя и казалась больше до того, как на нее лег гном), и все же Бильбо переминается некоторое время в стороне, непонятно чего смущаясь, прежде чем зажечь лампу на небольшом круглом столике. Нужно отвоевать еще немного света у тусклого декабрьского дня.
Фили и Кили устраиваются на большом сундуке в изножье кровати. Гэндальф простирает руку над головой Торина. Гномий король лежит неподвижно, ровно, словно в гробнице, в которую уложили его уже более года назад. Глаза закрыты, лицо в тени. Бильбо мерещится тусклый кроваво-рубиновый отблеск на пальце у мага; огонек в лампе трепещет, когда Гэндальф начинает сосредоточенно что-то нашептывать. Он то хмурит лоб, и напряжение чувствуется в каждом вздохе, то слегка наклоняет голову к плечу, словно пытаясь найти ответ на сложную, но интересную загадку. Несколько минут спустя бормотание его становится монотонным, а по виску скатывается капелька пота. Когда голос волшебника стихает, Фили, бывший уже наготове, притаскивает ему удобный стул с подушечкой, а Бильбо прокрадывается на кухню и приносит оттуда стакан воды. Пока Гэндальф жадно пьет, обессилено откинувшись на спинку стула, хоббит с Фили и Кили нависают над Торином, вглядываясь в его черты. Напрасно ждут они пять минут, и десять, и двадцать, не решаясь нарушить молчание. Кажется, что волшебник уже задремал. Лицо Торина выглядит абсолютно застывшим, вокруг глаз залегли глубокие тени, и Бильбо, наклонившись, прикладывает ухо к его груди. Дышит.
Потом Фили и Кили устраиваются ждать прямо на полу, а пришедший в себя Гэндальф опускает руку Бильбо на плечо и увлекает его за собой, прочь из комнаты. Хоббит слушается неохотно. Обернувшись, он видит, что принцы сидят друг напротив друга. Фили передает Кили широкий гребень, и младший принц принимается расплетать растрепавшиеся косы брата. Похоже, что они ведут беззвучный разговор, с помощью одних только взглядов.
На душе у Бильбо теплеет. А еще, при виде их напряженных и одновременно полных надежды, обращенных друг к другу улыбок, на мгновение появляется чувство, будто какой-нибудь тролль опустил свою тяжелую лапищу прямо ему на грудь и выдавил оттуда весь воздух.

Лодка без весел плывет по реке в ущелье. Бледно-серое небо виднеется высоко — узкой лентой меж двух антрацитовых отвесных склонов. Течение быстрое, поток шумит, а Торин слушает. Он не чувствует ни боли, ни страха, просто слушает и смотрит вперед.

Кто-то поднимает его. Кто-то настолько огромный, что Торин может уместиться на одной его ладони. Он не видит ничего и даже почти не чувствует своего тела, только необъяснимое ощущение опоры, спокойствия и доверия, чего-то, что может обхватить его целиком, и прикосновение или дыхание, или дуновение воздуха, которое касается его волос и лица. Он словно оказывается в тени горы, которая надвигается и поглощает все вокруг. Он застывает в прохладе и молчании, которое знакомо только камням, оно не немо, а звучит неуловимо для остального мира и священно для гнома. Ощущение сильное, знакомое, как потерянный дважды дом, и в то же время происходящее вызывает священный ужас, как древнейшая тьма, до которой никогда не добраться ни гномам, ни кому бы то ни было еще, никому не разбудить ее. Потому что она никогда не спит. Она все видит и знает все, и сейчас Торин окружен ею. Постепенно он начинает чувствовать, как она проходит сквозь него, а потом и вовсе забывает, кто такой этот «он», откуда и зачем, и как его имя.
Времени нет, а потом Торин вдруг начинает осознавать его и себя и думает, что могли пройти уже годы. И теперь кто-то смотрит на него. Смотрит так, как не может смотреть смертный на смертного или даже тысячи смертных на одного. Он лежит и он как будто прозрачный или размером с речную гальку, такой же простой перед тьмой и целым миром.
— А тут все непросто, — не голосом, а громовым рокотом с неожиданным недоумением и долей веселости возражает тьма. — Погоди-ка немного.
И Торин мигом тяжелеет, начинает чувствовать тянущую боль в груди и спине, жжение в глазах и — падение.

Бывает, что ему спокойно и радостно, он словно бы оказывается на пиру, на нескончаемом, роскошном и безудержном пиру в чертогах, стены и свод которых нельзя разглядеть в дымке и сумерках. Там поколения его сородичей едят, пьют, смеются и поют старинные песни под ритмичную и словно бы пульсирующую мелодию струнных, барабанов и неведомо, чего еще, а в другое время она служит фоном остальному шуму. Тут сталкиваются кружки, плеская элем, и пахнет мясом жарящегося на вертеле кабана, туша которого слишком огромна, чтобы принадлежать любому из животных Средиземья. Трещат факелы, мерцают фонари, звенят доспехи и гудят голоса. Иногда раздается удар молота, и все вокруг сотрясается, но странное дело — никто кроме Торина, похоже, не замечает этого и не ничего не слышит, все продолжают пировать как ни в чем не бывало. И кажется, что не будет этому конца.
Однажды кто-то, смеясь, протягивает Торину кружку с шапкой пены, он принимает ее, внезапно ощутив страшную жажду. А потом роняет кружку, словно кто его под локоть толкнул.
— Хочешь пить? — спрашивают его.
Торин кивает, с трудом сглатывая.
— А голоден? — тот же голос.
— Нет, — отвечает гном, чувствуя уже, как возвращается почти забытое ощущение: он хочет есть, да так, что все мутится перед глазами.
— Это оттого, что ты жив.
— Нет, — мотает головой Торин, уже совсем ничего не видя.
Шум пира стих. К горлу прижимается остро отточенный клинок, пахнет сталью, и горячее стекает по шее на грудь.
— Как же. Да ты мастер самообмана, упрямейший из потомков Дурина.
Торин молчит, запрокинув голову, стиснув зубы и задержав дыхание.
— А они?
Перед глазами встает поле боя у Одинокой горы. Там груды тел в грязи и запекшейся крови, а Фили и Кили сидят спина к спине и как будто спят, склонив головы.
И вот сейчас Торину кажется, что он умирает. Второй раз.
— Они живы, как думаешь?
— Да, — хрипит Торин.
— Ой ли?
— Да!
— Я не был бы так уверен, — вздыхает голос.
— Чего ты хочешь?
— Отдашь мне Сердце, — это тон хитрого менялы, с которым Торин не станет торговаться.
Неужели у него все еще есть сердце? Оно чего-то стоит?
— Да.
— Драгоценное, сияющее Сердце, Торин сын Траина. Сердце Горы.
— Его нет у меня, — удается разлепить сухие губы.
— Есть.
— Тогда все что угодно, — выдыхает Торин.
Это легко, он смутно помнит сейчас, как это — быть хозяином Аркенстона. И вообще как это — быть. Зато бледные в синеву лица племянников все еще стоят перед глазами, кроме них он вообще ничего не видит и почти не верит ни во что, кроме них.
Клинка у горла больше нет.
— Изваял на свою голову. Слушай, — доносится до Торина, прежде чем его швыряет на холодный камень.

[fromdarkwater]

продолжение

И он лежит, как когда-то на скале среди горящих сосен, не в силах пошевелиться. Сколы и трещины породы впиваются в тело, а внутри привычная пустота, только жжет что-то, как капелька смолы, горящая прямо на коже. Он чувствует гору вокруг, но она молчит — голоса, которые начинают доноситься до него со временем, принадлежат иному миру. Миру маленьких вещей и боли, миру живых. Там тоже поют песни, но иные. Эти песни старые и новые, знакомые и нет, торжественные и тоскливые, громкие, как крики, и тихие, словно плач, зовут его, тянут. И чем сильнее, тем отчетливее он чувствует, что не может ответить на зов, что у него на груди лежит огромная наковальня, словно кто-то, в чьей власти он находится, пытается вдавить его в камень. Он рычит от боли и злости, пытаясь двинуться и понять, где вообще у него руки, где ноги и на месте ли голова, пытаясь вырваться.
В конце концов у него, похоже, получается. Потому что, сперва проглоченный тьмой и забытьем, Торин приходит в себя на чем-то рыхлом и сыром, да не теплее камней. Поворачивается, опираясь на локоть, и падает лицом в снег с непривычки, а после медленно поднимается, отплевываясь. Рядом раздается тихий стон.

Почти полностью отстроенные уже каменные стены Дейла окружены снежными валами, окна темны. Бард Лучник и его люди празднуют наступление Нового Года с жителями Озерного города, словно никуда и не уходили. В канун Солнцеворота с Одинокой горы спускается Даин, сын Наина, а с ним Балин, Бофур, Бифур, Бомбур, Двалин, Оин, Ори и еще несколько гномов.
В самом богатом зале самого высокого дома на сваях в Эсгароте пьют пряный сидр, люди веселятся и разбавляют своей глупой верой торжественные и слишком печальные для праздника гномьи песни. Народ Дурина тоскует, а эльфы чувствуют их тоску, тоску мира, и знают, что каждое чувство, каждое слово в мире оставляет какой-то след и последствия, знают, что происходит нечто странное. Стены расступаются, истончаются границы и в притихший мир возвращается что-то потерянное.
Люди и гномы поют, а эльфы слушают и слышат не песню победы или светлой памяти, но плач и зов. Эльфы склоняют друг к другу головы и шепчутся, не забывая, впрочем, о вине — они пьянеют медленно, пьют и подливают снова. Пляшут язычки свечей и факельный огонь, блики скользят по покатым бокам кубков и чаш, отражаются в глазах. Песня гудит и дрожит, заглушая тихое уже и редкое звяканье струн. Величественные и скорбные, нетрезво искренние и слитые в одно чувство и одно желание, ее звуки уходят и впитываются в притаившуюся по углам, за колоннами и под массивными балками тьму. Тьма — самый благодарный слушатель в ночь зимнего Солнцеворота.

Стоя на склоне горы недалеко от главных ворот, Дис смотрит во тьму, сгустившуюся высоко над огнями Эсгарота. Там воет и разносит обрывки песен ветер, роятся колючие снежные мухи. Чудится, что вместе с ними на землю опускаются искры, какие могли бы сыпаться с Махаловой наковальни. Сосны шумят тревожно, болит душа, которая могла бы омертветь уже, но все что-то трепыхается, ждет чудес, в которые не верит.

Бильбо тихо заходит в спальню. Прошло не меньше часа, но ничего особенно не изменилось.
— Идите уже, пообедайте что ли, — говорит он принцам.
Они переглядываются, и Кили дергает Фили за свежезаплетенный в косичку ус. Наверняка не больно, потому что старший только беззвучно смеется и шепчет:
— Я бы дернул тебя в ответ, да не за что.
— Засранец, — шипит Кили.
Бильбо бросает обеспокоенный взгляд на Торина, но тот никак не реагирует на звуки. И неясно уже, так ли это хорошо.
— Еда стынет, — поторапливает братьев хоббит, а сам усаживается на стульчик у изголовья. — Я за ним присмотрю, будьте спокойны.
Идет третий час после полудня. За окном снова светлеет. Бильбо смотрит, как гномий король в изгнании дышит ртом: тонкие губы разомкнуты и вовсе не выглядят мертвенно бледными. Это обнадеживает. Однако не успевает хоббит расслабиться, как Торин уже кусает нижнюю губу, не приходя в себя, а потом запрокидывает голову, лицо его искажается от муки, и кадык прокатывается по горлу.
«Ему же больно, больно-больно», — пугается Бильбо и хочет позвать Гэндальфа, но сперва склоняется над гномом и касается высокого лба в надежде успокоить, и, прежде, чем осознает, что произошло, уже оказывается прижат к груди Торина. Запястье в болезненном захвате, и не двинуться.
— Гэнальф, — сдавленный писк без особого шанса быть услышанным.
Но волшебник является совсем скоро и застает Бильбо в крайне неловком положении: он почти лежит на гноме, колени едва достают до пола.
— О, — посмеивается Гэндальф, — теперь мы знаем, что рефлексы у него уже работают. Но боюсь, мой друг, тут я ничем помочь не могу, придется тебе потерпеть. Ты уже неплохо устроился, как я посмотрю. Может, подушку?
— Обойдусь, спасибо большое, — пыхтит Бильбо гному в плечо.
Что это за рефлексы такие — и не душит как следует, до смерти, и не отталкивает?
В конце концов хоббит находит, что это подходящее время для раздумий. Королевским племянникам, прибежавшим на шум, скоро надоедает покатываться со смеху у него за спиной. Сердце Торина бьется мерно и гулко совсем рядом, да и лежать на нем не так уж жестко. Однажды у него даже в животе урчит. Бильбо закрывает глаза.
На вопрос о звездопаде Гэндальф наплел что-то несусветное об очень большом и искристом праздничном бревне, фигурировавшем среди прочего в хоббичьих гуляньях вниз по холму. Про венок объяснил, что он довольно жалкое подобие того рода ритуальных вещичек, которые, «находятся ли они на двери или около нее, могут сделать ее в некотором роде переходом между мирами». И нет, наверняка о них ничего не известно, и не спрашивай. Еще сказал, что границы все этой ночью истощились, что рубеж между старым и новым годом — опасное время. Силы земли, мол, пробуждаются, и не только они. Люди вон вообще верят, что к утру в зимний Солнцеворот каждого года рождается некий Король Дуб. Бильбо слышал о таком, да и у хоббитов похожие легенды водились, так что разъяснений просить он не стал, просто постарался как-то сложить в голове все известное в общую картину. Получалось все еще не очень понятно. Волшебник неопределенно похмыкал в свойственной только ему крайне раздражающей манере, Бильбо побуравил его взглядом, повздыхал, и, так и не дождавшись больше ничего конкретного, взялся подогревать обед.
И вот он здесь. И Торин здесь. И скоро все закончится, если повезет, то даже наилучшим образом.
Бильбо не сразу соображает, что больше его никто не держит. Если точно, он понимает это только когда ритм дыхания Торина меняется, а его рука опускается Бильбо на голову и слегка взъерошивает волосы. Хоббит с горящим от смущения лицом сползает на пол у кровати.
— Ты в порядке? — спрашивает гном, приподнявшись и прочистив горло.
— Ага. А ты?
Затекшие конечности колет иголками.
— Я сделал тебе больно?
Бильбо пожимает плечами и улыбается. Наверняка, на запястье останется синяк от этих каменных тисков.
— Пустяки. Какие новости?
— Гэндальф был прав.

[fromdarkwater]

продолжение

Хоббит ждет продолжения, глядя на Торина снизу вверх и вполоборота. Так проще. Гном садится, упирается локтями в колени и запускает пальцы в волосы, дергает, словно пытаясь их вырвать.
— Я пообещал отдать Аркенстон за наши жизни.
Он все не поднимает головы, так что Бильбо, потянувшись, неловко касается его руки:
— Это небольшая цена.
Торин кривит губы в ответ.
— Ты прав. Тогда мне тоже так казалось. Казалось, что он не нужен. Только там все было…по-другому.
— Конечно, — вмешивается Гэндальф. Он стоит на пороге, и его длинная тень ложится на пол рядом с Бильбо. — Ты же был мертв. Пойдем-ка, твое величество, перекусишь с нами. Путешествия по загробному миру сил не придают.
Бильбо подогревает красное вино со специями, и оно пользуется не меньшим спросом, чем еда. Он думал, теперь, когда Торин все вспомнил, дело разрешится быстро, но они с Гэндальфом продолжают спорить.
«Ну, да, в прошлом году он из-за этого алмаза чуть войну не начал, а в этом ты хочешь, чтоб он его просто выбросил в сугроб?», — думает хоббит и от досады принимается отколупывать с бутылки подписанную еще матушкиной рукой этикетку.
— Аркенстон принадлежит горе, а гора — моему народу, — говорит Торин. Он такой хмурый, что хоббиту кажется, под потолком вот-вот разразиться гроза. — Королевский Алмаз — его сердце. Сердце каждого, кто родился там, кто отдал горе свою жизнь, каждому, кто трудился в ней веками.
Кили в очередной раз пугающе побледнел. Да и Фили выглядит не многим лучше. Он сидит, приобняв младшего за плечи, и Бильбо никак не может понять, то ли это такая форма братской близости, то ли эти двое подпирают друг друга, чтобы со скамьи не свалиться. Времени, похоже, нет совсем. Пока король и маг мрачно молчат, Бильбо пододвигает принцам по новой порции вина и, зажмурившись, а затем со всей своей храбростью, которую сумел собрать, вперивается взглядом в Торина и выдает:
— Народ похоронил алмаз вместе со своим Королем. Сам владыка Лихолесья положил его тебе на грудь, и все потомки Дурина согласились оставить его под горой. Камень — дань твоим предкам, памяти, прошлому — болезни, от которой ты можешь исцелиться. Разве это не подарок от вашего Создателя, Ауле, — забрать Аркенстон? Правь народом, ему только это нужно, потому что ты, ты его сердце, а не какой-то камень!
Гэндальф раскуривает трубку и косится на Бильбо, хитро улыбаясь.
— Хорошо, — скрипит зубами Торин. Под его взглядом хоббиту хочется забиться в темный уголок и замолчать навечно. Но — не в этот раз, пожалуй. — Я должен просто отдать его какой-то…птице?
— Ты и сам прекрасно знаешь, что это не просто «какая-то птица», — хмуро замечает Гэндальф.
— Я все еще не помню ничего о воронах.
— Но достаточно о них знаешь, — прищуривается волшебник. — Не ожидаешь же ты, что он сам появится тут, возле приглянувшейся тебе уютной хоббичьей норки, чтобы забрать то, что тебе более не принадлежит? Как и кому-либо еще в этом мире. Кто-то должен передать ему Аркенстон, кому ты вообще согласился бы отдать его, Торин? Мне? — Гэндальф выпускает колечко дыма. Оно начинает таять, только подлетев к самому носу Торина. — Нашему Взломщику?
На лице гнома не дергается ни один мускул:
— Ты всегда с такой легкостью предлагал нелепые решения.
— И тебе хватало ума над ними задуматься. И шли они по большей част на благо твоему делу и даже, осмелюсь заметить, спасали жизни, твою в том числе, господин гном.
А потом раздается крик Фили:
— Торин!
А еще глухой стук и плеск. Это Кили роняет кружку с остатками вина, и она подкатывается, расплескивая красное, прямо к ногам Торина. Он поднимает ее, совершенно изменившись в лице, будто что-то еще вспомнив, что-то очень страшное. Такое выражение Бильбо видел у него от силы два раза. Когда одного из братьев с частью их компании чуть не размозжил об скалу каменный великан. И когда король узнал, кто отдал эльфам и людям Аркенстон. Ну да, а потом намеревался сбросить своего Взломщика с эреборской стены.
Ворон за окном разражается карканьем. Закат слишком близко.
— Поступай как считаешь нужным, — сдавленно говорит Кили дяде.
— Только быстрее, ради Махала, — рычит Фили, притискивая брата ближе к себе.
Торин кивает, поднимается с места и, бросив им что-то на кхуздуле, исчезает в коридоре. Пару мгновений спустя пламя забытой всеми догорающей свечи сдувает ворвавшимся в кухню сквозняком.

Они с Гэндальфом стоят за спиной у Торина. Бильбо не знает, что происходит с тех пор, как гном крикнул ворону что-то вроде «Птица, забирай!» и дальше на кхуздуле, а ворон ответил ему тоже по-гномьи.
А хоббит ведь пытался учить этот язык. Это было как будто в свежей ране ковыряться — но пытался. Получалось не очень-то, и сказать на нем он по-прежнему ничего не может, кроме приснопамятного «Ду Бекар», которое само рвется с губ вместе со сбитым дыханием в некоторые неспокойные ночи, после снов невеселых, где он все бежит куда-то или на него кто-то несется, и все этот клич стоит в ушах, раскатистый, оглушительный.
Вдруг ворон взмахивает крыльями и, стряхнув снег с ветвей, взлетает, оставляет внизу засиженную яблоню. Торин срывается с порога вслед за ним. Прямо так, без плаща и своих мехов, хорошо, хоть в сапогах — снег выше колена. Бильбо не поспеть за гномом, гному — за птицей, но оба бегут. Бильбо хватает только на то, чтоб спуститься с холма, потом он стоит, отдувается, согнувшись и упершись в колени ладонями, и может только смотреть, как Торин отдаляется, минует первый, затем второй дом вниз и к востоку по дороге, потом останавливается, глядя в небо, ветер треплет волосы. А ворон кружит над ним, улетает и возвращается, будто издеваясь. Солнце почти село, облив горизонт огненно-алым, предвещая мороз покрепче сегодняшнего.
Когда Бильбо открывает рот, собираясь крикнуть (сам еще не знает, что), король падает. Просто падает, навзничь, как подкошенный. У хоббита сердце застывает. Потом он изо всех сил торопится к Торину, легкие раздирает от ледяного воздуха, и ноги еле двигаются, хотя сугробы на дороге явно недавно расчищены. С другой стороны к распростертому на снегу гному приближается кто-то еще.

— Что это у вас за гости, мистер Бильбо, хилые такие? — пыхтит Хэмфаст по дороге, помогая тащить безвольное тело гномьего короля к Норе.
Бильбо молчит, игнорируя исходящие от молодого хоббита настойчивые волны любопытства.
— Доброго вечера, мистер Гэндальф, — с достоинством обращается садовник к волшебнику, ждущему их у калитки.
— Здравствуйте-здравствуйте.
Гэндальф подхватывает Торина подмышки, словно пуховый матрас какой-нибудь, и быстро доставляет до самой главной спальни, только пятки у сапог по полу волочатся. Бильбо бредет за ними, как привязанный, а потом обессилено прислоняется к стене, тяжело дыша. Хэмфаст, оказывается, тоже следом пришел, стоит теперь, разинув рот от удивления. Фили и Кили заметил. Правда, они совсем не двигаются, так что хоббит тактично притворяется, что все так и надо — полумертвые гномы у приятеля по всему дому — и пытается завести разговор на отвлеченную тему.
— Бэлль сказала, что с утра вас вроде как дома не было, так я думаю, дай хоть вечером заскочу да проведаю вас, мало ли что, — тут Хэмфаст снова косится на странных бэггинсовских гостей, и продолжает: — Пирога ее вы отведали, надеюсь, а то ведь она обидится.
— Да-да, отведали. Пирог был очень кстати. То есть, очень вкусный. Спасибо, в общем, — рассеянно отвечает Бильбо.
— Ну вот и славно. Да что с ними, в самом деле? — не выдерживает Хэмфаст, когда Фили, открыв глаза, осоловело моргает и издает слабый стон. — В баньку бы вашу их загнать, да веником дубовым отходить хорошенько, мистер Бильбо, небось оклемались бы скоро. Те, кому у вас попариться довелось сказывают, что и самые веники у вас целительную силу имеют, и пар.
Бильбо смеется. Хэмфаст Гэмджи — крепкий парень, как лупанет, так из этих сейчас, пожалуй, и душа отлетела бы обратно к праотцам.
По возвращении из путешествия Бильбо отсыпал небольшую горсть золота из своего сундучка на постройку бани наподобие той, что когда-то впечатлила его в Ривенделле. Место подходящее неподалеку имелось. Да только баня без гномов не та была. Парился он редко, под настроение, и просиживал потом подолгу на чурбачке под вислыми ивовыми ветками, попыхивая трубкой и уставившись за реку, неведомо куда, и дым выдыхая словно сине-сизый, вовсе неаккуратный какой-то.
— Полежат, оклемаются, — отмахивается от Хэмфаста Гэндальф. Подойдя, заслоняет потихоньку от постороннего взгляда осевших без сил на широкую кухонную скамью Фили и Кили. — А что, мистер Гэмджи, дел у вас небось невпроворот? Рассада неусыпного внимания и заботы требует, и снег сейчас — только успевай расчищать, да еще крыша может под такими завалами в любой момент обвалиться.
Хоббит испуганно кивает, не отрывая глаз от волшебника. После этого препроводить Хэмфаста в прихожую не составляет труда.
— Ступай, Хэмфаст, мы уж тут сами как-нибудь разберемся. Заходи на чай. Как-нибудь, — Бильбо закрывает дверь за хоббитом, совершенно не обратившим внимания на неказистость последней фразы.

[fromdarkwater]

окончание

Они с Гэндальфом устраивают Фили и Кили на постели в уже облюбованной братьями гостевой комнате. Укутывают одеялами.
— Не совсем еще их отпустили, — говорит маг, ободряюще улыбаясь Бильбо. — Уж больно долго кое-кто кочевряжился, от этого гномьего упрямства, воистину, и перворожденный поседеет.
Бильбо согласно вздыхает. Гномская выносливость сегодня явно взяла выходной, только корми и баюкай. А вот хоббит начинает осознавать, что с утра толком и не присел ни разу. И кровать его занята — на ней мечется в жару Торин, ему приходится гораздо тяжелее, чем племянникам, и Бильбо знает, что ни за что не уснет, пока не убедиться, что королю ничего не угрожает. Так что остается только готовить чай и зажигать светильники. И не отходить далеко от спальни — вдруг помощь понадобится.
— Ну-ка, — когда Гэндальф распускает шнуровку рубахи у Торина на груди, Бильбо удивленно охает: словно многоярусное ожерелье, ниже ключиц и, как выясняется потом, кругом и по лопаткам, и по спине, по коже гнома паутинкой бежит рунная вязь. Значки, похожие на перепутанные птичьи следы, медленно выцветают из черного в темно-синий, а потом в совсем блеклый серый.
Бильбо, морщась от резкого запаха, растирает раздетого до пояса гнома запасенным некогда на какой-нибудь самый крайний — вроде этого — случай самогоном и все ждет, когда руны исчезнут совсем. Вглядывается, стараясь разобрать хоть слово, но так ничего и не понимает. А они так и остаются, словно насечки на коже. Гэндальф уходит, отколдовав свое и приказав менять прохладный компресс. И отдохнуть. Интересно, как сочетаются эти два занятия?
Бильбо думает об алмазе, который исчез. И о вороне, который тоже никак не напоминал о себе с тех пор, как Торин потерял сознание на дороге. И о том, что нора теперь не кажется такой огромной и пустой — это очень мучило его после возвращения в Шир, с прошлой весны.
Уже за полночь, и дыхание Торина постепенно становится глубже и спокойнее. Бильбо убирает тряпицу с его лба, отводит в сторону волосы, налипшие на влажную кожу, и прижимается к ней губами. Температура спадает. Можно свернуться калачиком на краю постели и подремать. Пока хоббит ворочается, матрас рядом с ним прогибается, места становится больше. Бильбо оборачивается.
— Знакомый потолок, — говорит Торин и скашивает глаза на хоббита, слабо улыбаясь.
— Спи, — ничего лучше смущенному Бильбо в голову не приходит.
Король послушно закрывает глаза.
Прежде чем задуть последнюю свечу, Бильбо украдкой рассматривает окольцовывающий запястье лиловый синяк.

ссылаясь на банную заявку и исполнение не на что не претендую, а только лишь нежно люблю ее заказчика и исполнителя

[Lady Clow]

fromdarkwater,
Дорогой автор, торжественно вам объявляю, что вы садист! Как последняя?! Это... Это так прекрасно, что я не знаю сейчас куда деваться! Автор, миленький, ну скажите, что это ещё не конец, что они отправлятся официально воскрешать Торина и племянников и что мы сможем почитать ещё ваш шикарный текст! Потому что это ШИКАРНО!!!