Не совсем повседневная жизнь. На «удивить заказчика» автор не претендует. Юмор Объяснение, почему в Ривенделле отряд Торина встретил именно Линдир, а не Эрестор.
Исполнение №1Путешествие в Лориэн заканчивалось и Эрестор уже предвкушал, как вернется домой в Ривенделл. Лорд Элронд встретит его, усадит в мягкое кресло, нальет вина, и они неспешно обсудят путешествие Эрестора. Линдир тоже будет рядом, наигрывая на арфе какую–нибудь легкую мелодию и иногда негромко вставляя свои комментарии. А затем настанет очередь Элронда и Линдира поведать о том, как идут дела в Последнем приюте. Покидая Ривенделл, Эрестор оставил за место себя именно менестреля, чем несказанно удивил своего лорда. Но на самом деле удивляться тут было нечему. Из всех обитателей долины, которые только и делали, что ночи на пролет горланить частушки про гномов и танцевали возле костров, Линдир казался самым адекватным и способным худо–бедно следить за порядком. Тем более, думал советник, я все оставил им в идеальном состоянии. А поддерживать порядок гораздо проще, чем его наводить. Линдир нашелся в трапезной около мраморной статуи и кажется, смахивал с нее пыль. По крайней мере, так показалось Эрестору. «В кои то веки занят полезным делом, а не сочинят очередную балладу об очередном цветущем розовом кусте или мимо летящей бабочке!» – подумалось ему. Заметив советника, менестрель стушевался и, спрятав тряпку за спину, попытался закрыть собой статую. – С возвращением, лорд Эрестор. Как прошла твоя поездка? – он натянуто улыбнулся. – Все замечательно, Линдир, – советник нахмурился, почуяв неладное, и сделал несколько шагов по направлению к смутившемуся эльфу. Под ногой что-то чвакнуло. Эрестор наклонился и поднял с пола булочку, обильно намазанную маслом и вареньем. Эльф окинул взглядом трапезную и опешил. Остатки еды были повсюду. На полу, столах, креслах, статуях и даже на потолке. Кое–где виднелись пятна от вина, а на столе – следы от грубых ботинок. – Что у вас случилось? – Эрестор ошарашено посмотрел на менестреля. Линдир глубоко воздохнул, понимая, что бедствие таких масштабов дальше скрывать уже бесполезно: – У нас случился Гэндальф…
***
– Что это? – Элронд нахмурился глядя на стопку бумаг, которое приземлилась на его стол. – Список, – глаза Эрестора сурово поблескивали, так что владыке Ривенделла стало не по себе, – И я хотел бы знать из каких золотых запасов теперь возмещать убытки нанесенный Гендальфом и его бродячим цирком?! – Все так страшно? – Элронд вздохнул, понимая, что советник теперь не успокоится. – Линдир, будь добр огласи владыке весь список, пожалуйста! Линдир откашлялся и, взяв бумаги в руку, начал читать. – Пропало 118 столовых приборов. Из них 45 серебряных ложек, 33 серебряные вилки, 39 серебряных ножей и одна поварешка. – Прекрасный набор столовых приборов на 150 персон, подаренный владыками Лориэна между прочем на вашу свадьбу, мой лорд! И что от него осталось? Хорошо, я могу это понять, прекрасная тонкая работа, но зачем им понадобился латунный половник с кухни?! – Ну, – протянул Элронд,– видимо, гномам не чужда практичность. Серебряными ложечками мешать варево в походном котелке не сподручно. – Может ты еще знаешь, зачем им столовые приборы в таких количествах? Я понимаю, если бы пропало 13 предметов, ну 26! Но это! – Ну … – задумчиво протянул Элронд, – может про запас, вдруг потеряют, а тут запасные… – полуэльф осекся встретившись взглядом с глазами советника. Эрестор был зол и возмущен и непонятно чем больше, то ли вопиющим, по его мнению, равнодушием владыки к творящемуся кругом беспорядку то ли жадности гномов. – Так что там у нас дальше по списку? – быстро проговорил Элронд. Эрестор зло зыркнул на своего владыку и кивну Линдиру, чтоб тот продолжил. – Соусницы 4 штуки, 3 кубка, 4 подсвечника… – Между прочем раритетных! Сделанных нашими мастерами еще во Вторую эпоху! – Мебели приведено в негодность… – Сожжено, сломано или испачкано, – уточнил Эрестор. – Софа, 12 стульев с обивкой из красного бархата, три скамьи, пять табуретов, стол резной из красного падуба… – Привезенный из Ост-ин-Эдиль* чудом сохранившийся после нашествия Саурона! Прекрасный образец и напоминание того, что эльфы Эрегиона умели работать не только с драгоценными металлами! Линдир и Элронд переглянулись. Если Эрестор будет комментировать каждый пункт из этого немаленького списка, то они не закончат и до ужина, а в конце всех придется отпаивать настойкой валерьяны, а то и здравуром. – В общем понятно. Мебель, столовые приборы и прочие всякие мелочи. Что–нибудь еще? – спросил Элронд. – Тебе этого мало? В трапезной совершенный бардак! Мы до сих пор не можем оттереть жирные пятна с пола и очистить статуи! В гостиных, не считая сломанной мебели, все провоняла дымом, на полу следы костра. Шторы и гобелены выглядеть так, как будто бы об них вытирали грязные руки! – Ну почему как-будто бы, – тихо заметил Линдир. – У центрального фонтана сломаны бортики в двух местах! – тут Линдир и Элронд переглянулись. Хорошо, что Эрестор не знал, что делали гномы в фонтане. Иначе его бы точно хватил удар, – и главное, у нас не осталось ни капли вина! Как могло получиться, что за не полные двое суток 13 гномов опустошили все винные запасы Риведлелла?! – Не 13, а 14. Еще хоббит, – осторожно поправил Эрестора Линдир. – О, видимо все дело было именно в хоббите! – советник посмотрел на Линдира таким взглядом, что тому моментально захотелось провалиться под землю. Между тем Эрестор резко развернулся к Элронду: – Владыка, я вас попрошу больше в гости хоббитов не приглашать! – Ну вообще то это Линдир их пустил. Меня на тот момент не было, – попытался все свалить на менестреля Элронд, при этом надеясь, что советник не станет уточнять, где был в это время владыка и чем занимался. – А я здесь при чем? – Линдир возмутился, – они сами через черный ход прошли! Понимая, что ничего не добьется от этих двоих, Эрестор едва не зашипел: – Учтите вы оба, в следующий раз я лично раздам вам швабры и тряпки и вы будете мыть полы после гостей! Не умеешь быть правильным радушным хозяином, мой лорд, так может из тебя хорошая поломойка выйдет! Грозно зыркнув сначала на одного эльфа, потом на другого, Эрестор гордо удалился. Линдир вышел следом, едва сдерживая смех. Кто же виноват, что у менестреля было такое живое воображение, что он тут же представил Элронда в одной рубашке и штанах, с ведром в одной руке и со шваброй в другой. О, увиденного хватило бы не на одну балладу!
***
Солнце ярко светило в открытое окно. Элронд сидел за столом и заполнял бумаги под чутким руководством своего советника. После легкого стука в дверь в кабинет вошел Линдир. – Новости из восточных земель, Владыка. Отряд Торина благополучно пересек горы и сейчас находится во владениях лесного короля. – Интересно, как Трандуил справится с этим нашествием? – задумчиво проговорил Элронд. Последний приют только–только оправился от визита бородатых гостей. Читать как, Эрестор только-только успокоился и перестал возмущаться – Он уже справился, распихав тринадцать гномов по отдельным камерам и поставив туда охрану. Правда, про хоббита ничего не известно, – Линдир пожал плечами. – Вот, лорд Элронд, тебе стоило бы поучиться дальновидности у короля Трандуила! – заявил Эрестор, – Вместо того чтобы тратить на гномов свои съестные припасы (и винные тоже, про себя добавил Линдир) лесной король поступил очень мудро, сразу отправив гномов по темницам! – Нда, мудрость Трандуила несомненна, – протянул Элронд, посмотрев в окно, и странно при этом улыбаясь, – жаль, что о хоббите лесной король ничего не знает…
* Ост-ин-Эдиль – столица Эрегиона, в переводе с синдарина «твердыня эльфов».
– Не 13, а 14. Еще хоббит, – осторожно поправил Эрестора Линдир. – О, видимо все дело было именно в хоббите! бедный Бильбо, а он и не знал, насколько он ужасен) теперь понятно, почему в вк Эрестор постоянно сопровождал Элронда. в Ривендейле не один, а целых четыре хоббита! спасибо, Автор, повеселили)))
Автор должен предупредить о двух вещах: 1) все стихи в тексте - переделки Гумилева, один - переделка песенки вагантов 2) ваш автор повел себя как голливудский сценарист ))))
Часть 1/?Когда его провезли через ворота Имладриса (подковы коней прогрохотали по камню), он был залит кровью, но все еще оставался в сознании. — Давай! Немного осталось, — шептал Майнио, пытаясь осторожно снять его из седла. Выученный конь опустился на колени… И все закончилось.
*
По потолочным балкам тянулось переплетение цветов симбельминэ и листьев аканта. Целительница Лайниэль когда-то сама расписала свод лечебных покоев этим орнаментом. У нее спрашивали потом, почему она украсила цветами с могильных курганов место, где возвращают жизнь. Целительница лишь передергивала плечами. После ее ухода в Валинор краски узора так и не поблекли. И раненые в бреду по-прежнему путали его иногда с бело-зеленым саваном. У Лайниэль было очень мрачное чувство юмора, вспомнил Линдир эльфийку с непреклонным взглядом. Заслоняя свет, перед ним появилось и исчезло лицо — целитель Арфилд — эльф вступивший в третью пору своей жизни. — Я сделал все, что мог, но раны слишком серьезны. — Вижу, — ответил кто-то невидимый. — Привет-ствую тебя… Владыка… К удивлению Линдира голос его слушался, только говорить приходилось осторожно, чтобы не расплескать остатки сил. — Надеюсь… ты в добром здравии? — Вам не стоит разговаривать, — лицо Арфилда опять появилось у него перед глазами. Линдир закрыл их. Вид признающего свое поражение целителя на фоне могильных цветов будил неприятные чувства. — Это единственное…. что у меня сейчас получается… — Вам следовало бы проявить больше благоразумия… — снова буркнул Арфилд. Невыносимо брюзглив даже у постели умирающего… У прохладной, как весенний ветер, Лайниэль нрав был не в пример лучше, несмотря на пристрастие к сомнительным шуткам. — Вы же разведчик, как вас угораздило? — не унимался уважаемый мэтр. Старательно выговаривая слова, так и норовившие вперемешку раскатиться с языка, Линдир прошептал: — На него нападали орки, он убил четырех и отвлекся… тут же двое к нему подлетели, рассекли грудь и спину до пояса…. Кровь попала в горло. Он закашлялся. Пришлось даже открыть глаза. Перед ним стоял уже не Арфилд. Владыка смотрел, хмурясь, между бровями пролегла морщина. Его рука лежала на груди у Линдира, но Линдир ее не чувствовал. Он постарался об этом не думать. О чертогах Мандоса тоже. Интересно, там тоже все расписано акантом? — Ты действительно убил четверых? — Нет… — Линдир улыбнулся, забывая о цветах. Пузырь крови вздулся на его губах и лопнул. — Это поэтическое… преувеличение. Он помолчал, собираясь с силами. — Майнио… — он хотел уточнить, сказал ли напарник, что они обнаружили орков на тракте. — Он доложил. Отряд выехал. Линдир закрыл глаза. Хорошо. — Не смей уходить от меня, — услышал он требовательный голос. — Я оставляю себя… в твоих надежных руках… Владыка, — прошептал Линдир. Больше он ничего не слышал и не чувствовал.
*
Он не умер. Да и кто бы посмел в присутствии Владыки Элронда? Однако дни на грани бессознательности тянулись нескончаемой чередой. В этот раз он забрел по дороге в чертоги так далеко, что вряд ли сумел бы вернуться, если бы не голос Владыки и тяжесть на груди, которая не пускала дальше. — Не смей уходить, — возможно, эти слова Линдиру чудились, но он тянулся вслед за ними. И однажды сумел прийти в себя.
*
Целый день он спал, только изредка приподнимая ресницы, когда мерещилось, будто кто-то входит в покои: привычка, которую не вытянешь из крови даже безопасностью родных стен. Потом до него доносился запах целебных трав, и он немедленно успокаивался, снова проваливаясь в глубокий сон. На второй день Линдир нашел в себе силы перекинуться парой слов с мастером Арфилдом, чем вызвал всплеск недовольного брюзжания. На третий — уже изнывал от необходимости лежать и раздражался из-за невозможности вымыть перемазанные в крови волосы. На четвертый день пришел Майнио. Он открыл дверь и, казалось, не потревожив даже воздуха, проскользнул внутрь. Линдир улыбнулся. В свое время ему сначала пришлось выдержать едва ли не бой с Глорфинделем, который намеревался забрать юный талант в свой отряд, а затем еще один — с самим Майнио, желавшим пойти под начало своего героя. С некоторой приземленностью, свойственной даже бывшим обитателям Лихолесья, Линдир заявил тогда, что совершать подвиги, точно зная, сколько орков и где они находятся, намного удобней, поэтому служить Глорфинделю полезней всего именно в разведке. И без дальнейших разговоров забрал растерявшегося от такого довода юнца в рейд. Голос у Майнио был тихим — Приветствую тебя, Линдир. Рад, что смерть обошла тебя стороной. И он очень любил разговаривать высоким языком. — А я рад видеть тебя, — Линдир поудобней расположил голову на подушке. — Наконец-то, хоть кто-то догадался, что мой дух не покинет меня после нескольких произнесенных фраз. — Разве целители не уделяют тебе достаточно внимания? — Они запрещают мне разговаривать, — в возмущении Линдир даже приподнялся на локте, но почти сразу снова опустился на подушку. — Говорят, что я слишком слаб. И уходят, стоит мне сказать хоть слово. «Если это единственный способ заставить вас держать рот закрытым и не тратить драгоценные силы понапрасну, вы останетесь в одиночестве» — передразнил он Арфилда. — Я скоро в варга превращусь от такого лечения! — Мне кажется, мастер Арфилд был прав, — озвучил Майнио очевидный вывод, пока Линдир с хрипом пытался восстановить дыхание после страстной тирады. — Не вздумай уйти… Иначе я начну разговаривать со стенами, и целебное действие молчания будет потеряно… Что с орками? — Убиты. — Выяснили, откуда они появились? — Возможно, они просто сбились с пути. — И заблудились. Озадаченный сухостью ответа Майнио бросил на него удивленный взгляд. Линдир досадливо вздохнул. Это на пирушках позволительно говорить «возможно», споря о будущих походах. Или на королевских советах — пытаясь предугадать, каким будет следующий шаг врагов. Рассуждать должны советники, строить планы — военачальники, дело разведчиков — докладывать лишь то, что они видели и слышали сами. Слова «возможно» они употреблять не имели права. Майнио следовало бы напомнить об этом. Но вслух Линдир спросил: — Ты передал отчет? — Он уже у советника Эрестора. — Без сомнения Советник очень рад. Он любит отчеты. Жаль, что ты не дождался меня. Я бы сочинил отчет в стихах. А заканчивался бы он так: Он лежал и стонал от боли, О мести кровавой мечтая, А целитель, каменный сердцем, Не давал ему встать с постели.
— Знаешь, Линдир, — Майнио вскинул на него серьезные глаза, — по-моему, когда Моргот искажал Арду, он исказил вместе с ней и твой поэтический дар… Почему ты смеешься? Я не сказал ничего приятного. — Ты предположил, что мной, простым лесным эльфом, заинтересовался валар. Чем не повод для гордости? — Линдир! — искреннее возмущение Майнио, наконец, заставило его повысить голос. — Это же Враг! — Наверное, у меня началась горячка от ранений, — смазывая все впечатление от отговорки широкой улыбкой, заявил тот.
Арфилд был брюзгой, но этот брюзга знал свое дело. Линдиру стало хуже. Он засыпал и просыпался несколько раз, ему чудились вдалеке холмы, усыпанные белыми колокольчиками альфирина и темные мясистые листья аканта под ногами.
На следующее утро у него был мокрый лоб и ледяные руки, и Арфилд долго шептал над ним заклинания, перемежая их неодобрительным шепотом. К нему больше никто не ходил, или никого к нему не пускали, и Линдиру оставалось только спать или… спать. Все-таки он не был так безумен, чтобы и впрямь заговорить со стенами.
Селуме пришла к нему из этих снов. Когда он в очередной раз открыл глаза, она сидела рядом на единственном стуле. Прижала палец к его губам, заметив, что он проснулся, и Линдир, вопреки обыкновению, не произнес ни слова. Он никогда не отказывал Селуме Мастерице из Ост-ин-Эдиля. Красота леди Арвен была несравненна, но звездами пусть любуются нолдор, синдар больше по нраву свежая вода родников. Эльфийка задержалась на полдня. Она показывала Линдиру вышивки и рисунки, отрезы тканей из Дейла ярчайших оттенков, грозясь нашить из них множество платьев. Линдир строил в ответ одобрительные гримасы, повинуясь беззвучной просьбе о молчании. На прощание она распахнула окна и поцеловала в лоб, прогнав последние остатки туманных снов.
Мир за стенами целительских покоев ожил после ее прихода. Словно до этого ждал, прячась за нарисованными цветами, а теперь во весь голос напоминал о себе. На разные голоса пели птицы, ветер шумел деревьями, донося их невнятный подбадривающий шепот, солнце рисовало светом на зелени листвы. Мир по-хозяйски вливался в кровь Линдира, выгоняя из нее болезнь.
На клене под окном два скворца спорили друг с другом, вздыбливая отливающие синевой перья. Утомившись от перебранки, один вспорхнул с ветки, но второй все продолжал что-то сварливо свистеть ему вслед. Линдир тихо рассмеялся. Со следующим же эльфом, отправляющимся в Валинор, надо передать Лайниэль письмо и подробнейше описать, как она ошиблась с выбором цветов, ведущих к чертогам Мандоса. И пусть он будет похож на глупого скворца, не получившего ответа, зато продолжит спор с мрачной целительницей.
*
Утро ворвалось к Линдиру пронзительным скрежетом. По окну, вокруг оставленного вчера угощения, прыгали давешние скворцы. Вечером Арфилд нарезал им яблоко, и теперь сварливые птицы жадно клевали его, не забывая скандалить между делом. Тихий скрип открывающейся двери едва не потонул в этом галдеже.
Скворцы замолкли и мгновение спустя унеслись, оставив после себя раскиданные яблочные крошки. В Имладрисе даже птицы знали, что Советника Эрестора следует или избегать или вести себя в его обществе достойно. Линдир к собственному великому сожалению последовать их примеру не мог.
Он приветственно склонил голову, наблюдая за гостем из-под ресниц. Советник неторопливо обводил палаты взглядом. Он не проявлял ни подобия интереса, но — Линдир не обманывался — замечал все. И отрезы ткани, оставленные Селуме на стуле. И несколько вересковых веточек, которые принес Майнио. И зеркало в причудливой серебряной оправе. И даже выглядывающую из-под него записку с размашистым почерком Глорфинделя. Губы Советника неодобрительно дрогнули. Знаки тщеславия и самолюбования означало это. Ни первое, ни второе не стоило поощрений.
Сев возле постели, он принялся внимательно рассматривать Линдира. Голову немедленно захотелось вымыть. Общество Его Достойности неизбежно вызывало желание выглядеть безупречно даже после тяжелого ранения.
— Я вижу, Вы поправляетесь, — наконец, молвил Советник, закончив созерцание. Радости на его бледном лице не читалось. Какой прекрасной парой они стали бы с Лайниэль, приди ему в голову стать целителем! Раненые бы становились на ноги вдвое быстрее только бы покинуть их жизнеутверждающее общество. — Не ожидал Вас здесь увидеть, — Линдир широко улыбнулся, возвращая взгляд. Недостаточно пристальный, чтобы нанести оскорбление, но достаточный для того, чтобы подойти к грани негласных правил, запрещавших откровенное внимание.
Кожа у Советника — не белая, как алебастр, а бледная, холодноватым оттенком мрамора тех, кто проводит свое время в заботах за стенами. Немного опухшие глаза. Сжатые губы. Лицо того, кто умеет лишь язвить, почитать этикет и работать без отдыха. Поэзию Советник тоже не одобрял. Неудивительно, что их отношения не сложились с первого дня знакомства. Они сумели ужиться в одной долине: Линдир ценил ум Советника, тот — его наблюдательность. В остальном Первый cоветник Владыки Имладриса и простой эльф-разведчик не ладили до сих пор. Линдиру иногда становилось смешно, когда он думал об этом.
— Бездеятельность быстро утомляет Вас, что обычно приводит к неразумным поступкам, — соизволил объяснить Советник. Определенно, в умении витиевато выражаться Майнио до Его Совершенства было еще далеко. — Мне же хотелось бы получить исчерпывающий доклад о случившемся до того, как последствия ваших действий завершатся чем-то непоправимым. — Насколько мне известно, отчет был передан Вам в тот же день, а все необходимые меры предприняты. — Не Ваш, — хотя глаза Советник оставались равнодушными, в его голос послышалась неприятная насмешка. — Несмотря на несомненные способности Майнио, он все еще чрезмерно подвержен переживаниям. История вашего подвига произвела впечатление на него, однако для меня она не представляет интереса. — У тракта собрались орки… — намек на собственную небрежность, который он усмотрел в этих слова, разозлил Линдира. — Я попросил бы вас, — оборвали его, — выбрать прозу для доклада. — Вы не любите стихотворных форм? — Я не люблю поэтические преувеличения, которые не позволяют составить верную картину. — Тьма поднимает голову, и ее дыхание овевает предгорья Мглистых... — Подобные речи оставьте Владычице Галадриэль. Мне нужны Ваши наблюдения, а не повторение общих истин.
Сцепив зубы, Линдир кивнул. Дальше он говорил короткими фразами, шаг за шагом воссоздавая день, когда они с Майнио, возвращаясь из рейда, наткнулись возле Брода на отряд орков, которого там быть не могло. Советник безразлично слушал. Или не слушал — потому что Майнио никогда не позволял себе увлекаться на пергаменте и его доклады были предельно точны. Тогда за чем именно он пришел?
Еще один посетитель появился на рассвете. Под удивленным взглядом Линдира помощница Селуме сноровисто поставила на стул серебряный таз, на полу возле постели — кувшин с водой. Немного подумав, туда же положила брусок мыла, от которого пахнуло лавандой. И поспешила уйти, не дожидаясь благодарности.
Вода в кувшине оказалась теплой. Только за это Селуме следовало посвятить венок стихов. Или не посвящать ни единого, потому что после такого подарка его стихи стали бы настоящей неблагодарностью, а неблагодарным Линдира еще никто не называл. Задумчиво он провел рукой по повязкам. Сухие. Советник бы назвал его намерение глупостью, характерно скривив губы. Однако эта «глупость» была не больше и не меньше целого ряда остальных, которые он совершал в своей долгой жизни.
…Он сумел вымыть волосы, пролив почти половину воды на пол, разбередив раны и выбившись из сил. Бинты намокли. Розоватые разводы на них дошли до самой кромки, а из центра ползли темные пятна выступившей крови. Арфилд будет негодовать, когда увидит. И упрекнуть его в этом не повернется язык.
Только очнувшись, Линдир понял, что снова терял сознание. Кто-то успел закрыть окна, и свет заходящего солнца, проходя сквозь витражный рисунок, рассыпался разноцветными каплями по совершенно сухому полу. Повязки тоже поменяли, отметил он, коснувшись груди. Стол и стул передвинули от кровати шага на три, посчитав, что они сейчас станут для него таким же непреодолимым расстоянием, как Зеленопутье. Какое заблуждение! Выздоровление быстрее приходит к тем, кто не лежит в постели бездыханным телом. Особенно, если на столе их ждет гребень, переданный Глорфинделем вместе с зеркалом. Линдир осторожно пошевелился. — Как целитель я настоятельно советую тебе не подниматься. Как твой Владыка — приказываю. — Как твой подданный не могу не выполнить твой приказ. Но не могу не заметить, что твоя предосторожность излишня, — Линдир склонил голову: — Владыка. — А твоя беспечность неоправданна. Владыка Элронд улыбался, произнося это, и Линдир улыбнулся в ответ, хотя тому, кто считает себя лучшим разведчиком Имладриса, не пристало бы веселиться, только-только проворонив чужое появление. — Я здоровее, чем кажется. — Посмотри на меня. Набрав в грудь побольше воздуха, Линдир поймал взгляд серых глаз.
Чувства его в мгновение обострились. До предела, как случалось лишь считанные разы, еще в Дориате, когда его касалась сила Королевы Мелиан. Он почти видел, почти понимал, почти чувствовал: вот майна на ветке сердится, вода в фонтане веселится, клен озабоченно глядит в окно. Еще миг — и «почти» — это тонкая слюдяная стена, за которой различимо целое и не рассмотреть деталей, пошла трещинами. — Не мешай, не мешай! — ругала майна подлетевшего скворца. Что-то невнятное бормотал клен, вода журчала слова, терявшие свой смысл среди падающих струй фонтана. Трещины расползались по слюде узором, углублялись, расширялись — вода говорила «Улыбайся», — сплелись, наконец, в мозаичные тессеры — клен шептал «Живи» — и тессеры посыпались вниз. Линдир захлебнулся. Он видел, он понимал, он чувствовал. Он слеп от яркости красок, сходил с ума от голосов и глох от ощущений. Чужая сила была вокруг, чужая сила была внутри. Две разделенные части стремились друг к другу, чтобы вновь стать единым целым. Чем он был для них? Лишь безымянной песчинкой, как камень в безбрежном море. И как камень он тонул. Но прежде чем камень коснулся дна, море схлынуло. «Линдир» — вспомнил камень свое имя. И рухнул на подушки под тяжестью памяти и собственного дольнего тела. Покрытый испариной, он судорожно дышал и испытывал острое чувство потери и такое же острое чувство облегчения. Слишком велико это было, чем бы оно ни было, для обычной фэа. Чем бы. Ни было. Ведь эльфы достигли совершенства не только в умении видеть, не глядя, но и смотреть, не замечая…
…С тревогой Линдир прислушался к трескотне дроздов и майн. И успокоился, не находя в ней смысла. Лишь после этого он решился посмотреть на Владыку. Тот внимательно разглядывал стол, по-прежнему заваленный отрезами тканей и лекарствами. Одет Владыка был в одно из любимых верхних платьев, плотно застегивающихся на груди и удобных, как для Дома, так для и верховых прогулок. Сапоги его были припорошены пылью, которую могли поднять лишь лошадиные копыта. Трава в Имладрисе весной была сочной, устилавшей землю мягким ковром, дороги выложены камнем, умытым водой. Зато за границей долины, все пути в стороне от тракта представляли собой лишь утоптанную землю и в сухие дни пускали вслед всадникам облачка серой пыли, едкой и липкой Выследили тот самый отряд орков? Темных точек засохшей крови на сапогах не было. Но от стрел брызги веером и не разлетаются. Или отряд был новым?
Владыка, тем временем, вытащил из-за глорфинделевского зеркала костяной гребень. — Так вот как выглядит средство, способное поднять на ноги, даже того, кто прошел половину пути до чертогов Мандоса. А наши целители все ищут ответы в книгах. — Арфилд так и не забрал его. — Удивительное упущение с его стороны. Значит, разговору об орках здесь не время и не место. Завалившись на бок, Линдир сел в кровати. — Ты не мог бы передать его мне? — после паузы поинтересовался он, видя, что Валдыка все еще задумчиво рассматривает гребень, будто размышляя, не положить ли обратно. — Долг Владыки служить своим подданным... — Оберегать их от глупостей, устранять последствия оных и воспитывать, чтобы глупости с последствиями не повторялись, — не слишком задумываясь о смысле произносимых слов подхватил Линдир, принимая протянутый гребень. Теперь, когда вожделенный предмет был в руках, его одолели сомнения. Затея требовала сил, а их в налитом свинцом теле попросту не осталось. Природное упрямство, однако, велело не сдаваться. Владыка вынул гребень из его пальцев. — Иногда, Линдир, сама мудрость говорит твоими устами, — он сел рядом на постель. Убрал длинные пряди назад и принялся расчесывать их уверенными движениями. Линдир окаменел. Он не это имел в виду! Осторожные пальцы распутывали узлы, гребень терпеливо проходился по волосам вновь и вновь, пока не начинал свободно скользить по всей их длине. Лучше бы Владыка, как Лорд Трандуил замораживал за неудачные шутки взглядом. К несчастью Элронд Полуэльф имел обыкновение расплачиваться с шутниками их же монетами. Когда стало понятно, что его не только расчешут, но и заплетут косу, происходящее показалось Линдиру почти кощунственным. То, что было бы нормальным в походе, в Имладрисе выглядело… неподобающе. Немедленно вспомнился Советник. — Представил, сколько будут повторять слово «неподобающе», если кто-то сейчас сюда войдет и застанет владыку Имладриса за занятием, несвойственным его положению, — объяснил Линдир непроизвольно вырвавшийся у него смешок. — До дня середины лета? — До начала осени. И половину этих «неподобающе» произнесет твой Первый советник. — Эрестор. — Первый советник, о мудрейший — очень мягко повторил Линдир. — С самого знакомства ты никогда не называл его по имени... Почему? Линдир пожал плечами. Владыка не переставал задавать ему этот вопрос, хотя знал ответ. Хотел ли он, чтобы и Линдир знал его? Линдир предпочитал думать, что он знал. Первый советник был умен, проницателен, имел свойство смотреть в сердце вещей и не боялся не соглашаться с Владыкой. Однако имя превращало его в эльфа Эрестора, не вызывавшего ни малейших теплых чувств. Первого советника Линдир был согласен уважать, ему он был готов повиноваться, в остальном… гармонии в мелодии их душ не случилось. — И меня тоже. — Что? Слабость вернулась внезапно. Линдир попытался удержаться ровно, скомкав покрывало, но сила куда более неодолимая, чем его желание, заставила откинуться назад. От правой руки, которой Владыка накрыл грудь Линдира, начало расходиться тепло, прогоняющее боль. — Меня ты тоже никогда не называл по имени. Линдир помолчал, разглядывая потолок. В присутствии искуснейшего целителя Средиземья могильные цветы не вызывали неприязни. Наконец, он произнес: — Потому что ты — Владыка. Никто не зовет выбранную судьбу по имени. — Мне бы не хотелось, чтобы я был для тебя лишь Королем. — Я — синдар из Дориата. Мой Король давно мертв, — спокойно ответил Линдир. — Ты — мой Владыка. Произнесенные вслух слова все-таки способны вернуть разум. Он улыбнулся, закрывая глаза и опираясь, наконец, всем телом на надежное плечо за собой: во времена прошедших войн ему случалось допускать и более серьезные вольности. В конце концов, что это меняло? Он никогда не забывал, что Элронд — Владыка. Иначе быть не могло. С самого начала.
Динозавр фандома, пирующий на куче обглоданных костей неофитов
Мне история понравилась. Неземные и в то же время очень деятельные эльфы - мне кажется, что они очень удачно получились. Только что же это раненому бедняге никто не помог волосы вымыть?
Снарк, Все посчитали, что волосы подождут еще немного. И, собственно, были правы )) Линдир только был категорически не согласен с такой точкой зрения.)
[Беренис], Продолжение будет. Простите, забыла tbc в конце.
* Ни одному сильван из Мирквуда, видевшему, как деревья меняют свой цвет хотя бы триста раз, не пришло бы в голову поднимать город в устье Сир Нинглор, чуть выше Лоэг Нинглорон. Раз в несколько десятилетий, после обильных дождей, обычно покладистая река вырывалась из русла и стремительным бегом смывала все со своих берегов. Люди, чей век был короче века эльфов, о завтрашних опасностях не думали, когда сегодня перед ними лежали акры плодородной земли. Именно поэтому возле первого дома на берегу реки вскоре вырос еще один, затем еще, и еще. Через несколько десятков лет селение обрело имя — Форкхельм, а там превратилось в небольшой городок, живший главным образом рыболовством да небольшими полями чечевицы и ячменя, которых хватало, чтобы не страдать от голода. По весне и осени жители снаряжали вереницу подвод, отвозивших на ближайшие ярмарки плетеные корзины и засахаренный дягиль, а летом в Форкхельм приезжали нуменорские купцы, чтобы купить истолченный в порошок ирисовый корень, который любила добавлять в пудру знать.
Город не роскошествовал, но год за годом упорно рос, отвоевывая у тростника, ириса и поросшего лесом предгорья все новые клочки земли. И вскоре по его улицам, размокшим после очередного дождя, прошлась троица коней. Их копыта хлюпали по грязи так же, как у обычных человеческих кляч, однако всадники, сидевшие на них, статные и невероятно прекрасные, никакого отношения к людской расе не имели. Эльфы из Мирквуда остановились возле деревянного дома, служившего магистратом на время строительства каменной ратуши, спешились, вошли. До самого вечера они что-то обсуждали с бургомистром, и уехали, так ни с кем больше и не заговорив. На следующий день бургомистр собрал жителей Форкхельма на рыночной площади и объявил, что Король Орофер разрешает везти из леса сухостой, но за каждое живое дерево полагается платить налог, особливо за те, что растут вокруг… Дальше бургомистр запнулся, вспоминая эльфийское название озера, но потом махнул рукой. В общем, те, что растут вокруг озера самые дорогие. «А иначе обмелеет и в болото превратится, милсдари эльфы говорят», — развел он руками под конец, показывая, что ничего сделать не может. С тех пор люд побогаче строился в Форкхельме из горного камня. Тем, кто победней, оставался расползавшийся от влажного воздуха саман.
Линдир остановился в трактирчике сразу за укрепленным валом. Он бы предпочел лес крохотному помещению, пропитанному запахом дешевого масла, но в городе недавно сменился бургомистр, и привычка наблюдать за соседями требовала разобраться, что он за птица. Да и рассказы об истинных бедах следовало слушать среди бедняков, которых не защищают ни каменные стены, ни наемная стража.
Ему не слишком повезло. Время близилось к полудню, а кроме хозяина, подавальщицы и стражника, напивавшегося за одним с ним столом, в трактире не было ни души. Хозяин за стойкой чистил посуду, то и дело задевая макушкой сушившийся под потолком корни дягиля. Крупная подавальщица скоблила один из четырех пустых столов в зале. Иногда, набравшись смелости, она бросала быстрый взгляд на сидевшего в дальнем углу эльфа, пользуясь возможностью хоть немного поглазеть на гостя, пока нет посетителей. Линдир не знал, видела ли она хоть что-то. Даже для его зорких глаз свет, проникавший в помещение через узкие окна и терявшийся в чаду от масляных светильников, казался скудным.
Напротив Линдира сидел командир стражи Форкхельма, Гернгар по прозванию Отважный и пил. Этот седой, похожий на замшелый валун, мужчина пил так увлеченно и так давно, что даже перестал робеть перед собеседником из дивного народа и время от времени принимался рассказывать не связанные друг с другом истории. Как Хейдо Кривого задрали волки с месяц назад. Только хотелось бы видеть тех волков с такими когтями. И Вигила-повитуха в озере вдруг утопла. А малой Навни орков видел… И жена слегла из-за болотной лихорадки, старая стала, слабая, не переживет в этот раз, а ему самому хоть бы хны. После этого Гернгар надолго замолчал, не обратив внимания, что кончик его усов опустился в кружку.
— А что же, ваш новый бургомистр, не боится нападения? — отвлек его Линдир от тягостных размышлений. Гернгар безнадежно хмыкнул. — Говорит, что брешет Навни, раз живым ушел. Были бы орки, точно убили бы. Да и откуда орки, если ваш город почитай рядом. Проверять, значит, не велено. — Здраво. Гернгар опустил глаза в кружку. — Вы, эльфы, счастливый народ… Вам не понять. А наш бургомистр, ну… у нас он как Владыка у вас… или как жена, — внезапно сумбурно пробормотал он. — Правда? — Линдир сделал жест, веля подавальщице принести еще дягилевой наливки, которую в Форкхельме пили вместо медовухи. Изрядно пьяный Гернгар обреченно кивнул. Какое-то мгновение казалось, что новая кружка свалит его, наконец, под стол. — Ты должен оберегать, служить, хранить… и неважно… Уже неважно, потому что поклялся честью. Правда иногда везет и случается по любви. — А у тебя сейчас по любви, Гернгар, прозванный Отважным? Стражник посмотрел на него мутными глазами и уронил голову на руки. Что ж, это многое говорило о новом господине бургомистре. Отворилась дверь. Линдир поднял взгляд на вошедших и отклонился в тень, поплотней запахиваясь в дорожный плащ. Ну и ну. — Доброго тебе дня, хозяин, и щедрого вечера, — бледный эльф, откинул капюшон, выступая вперед, и слегка склонил голову перед трактирщиком. Тот так и застыл с тряпкой в руках. — Подскажи, где найти кузнеца. Один из наших коней обронил подкову. С тихим стуком из рук подавальщицы выпал скребок. Она неловко попыталась присесть в поклоне, от чего стукнулась локтем о стол. Люди здесь до сих пор благоговейно относились к эльфам, хоть и жили в двух днях пути верхом от Мирквуда. Говоривший эльф сделал успокаивающий жест рукой. Мелькнула перчатка. Линдир прищурился. Если глаза его не подводили, на ее раструбе виднелся герб с белыми звездами на синем поле. Примерно в том же месте, где он сам когда-то носил крылатую луну. Всякие слухи приходили с той стороны Мглистых гор. И, похоже, кое-какие из них были правдивы, раз сюда занесло нолдор из Линдона. — Так… на соседней улице он, — выдавил, наконец, из себя хозяин. — Вдоль вала проедете, там сразу увидите. Ни с чем не перепутаете, милсдари эльфы.
Часть 5/?Как только за нолдор закрылась дверь, Линдир попрощался с Гернгаром. Тот, опьяневший, кивал, бормоча принятые пожелания хорошей дороги. Вряд ли он понимал, что остается за столом в одиночестве.
Позволив коню самому выбирать, как идти, Линдир задумался. Странно, что линдонские гости забрались в Форкхельм. Из Лориена, который они не стали бы миновать, до Амон Ланк существовал более короткий путь. Или они знали, что Лорд Орофер последние годы все чаще оставлял скалистый холм, не желая проводить там лето? Если нолдор решили искать его в незнакомом лесу, значит вести и впрямь дурные.
Конь всхрапнул, привлекая внимание. Линдир огляделся. Его красавец шел вдоль одного из ручьев, которым щедро давала жизнь Лоэг Нинглорон. В разросшемся по берегам черноольшаннике ирисы уже почти не встречались; об оставленном за спиной озере теперь напоминал только влажный воздух, который укорачивал и без того невеликий век людей. Все-таки, что имел в виду старый Гернгар, сравнивая Владык с женами? Люди жили недолго, поэтому их суждения слишком зависели от чувств, так свойственных юным созданиям. Иногда, это делало их мудрее бессмертных эльфов, чаще — приводило к глупостям. Как можно приравнять Лорда Орофера к возможной избраннице? И что имел в виду человек, говоря, что эльфы — счастливый народ? Что их Владыки всегда добры? Странно, что, зная их историю, что люди продолжали думать именно так. Будто у белого нет оттенков! Нет сомнений: эльфы никогда не перестанут сражаться с тьмой, но в том, что они не воевали друг с другом, скорее заслуга обособленности Лорда Амдира, мудрости Лорда Гиль-Гэлада и гордыни Лорда Орофера нежели какой-то особенной доброты.
Черной ольхи на пути становилось все меньше — ей уже не хватало влаги в земле, осин и молоденьких берез — больше. Верный знак, что скоро покажутся мирквудские дубы. Под густыми дубовыми кронами Линдир спешился и потрепал недовольного коня по шее. — Иди, друг. Жеребец постоял немного, раздраженно роя копытом землю, но все-таки развернулся и неторопливо зарысил по тропе. Ему было не впервой добираться до Амон Ланк в одиночестве. Проводив его взглядом, Линдир заскользил тенью между деревьями. К вечеру он готов был поверить, что за ротозейство нового бургомистра городу платить не придется. Не летали же орки, в самом деле! Может, маленькому Навни и впрямь что-то со страху померещилось в качающемся тростнике? Зато следы трех всадников неожиданностью не стали. И Линдир готов был поклясться пресветлой Элберет, что у коня одного из них была новая подкова.
Следы вели до старого ельника, где внезапно разделялись. Двое эльфов свернули налево, один продолжил ехать прямо, несомненно привлеченный кажущимся намеком на дорогу. Решили недалеко разъехаться, чтобы разведать путь? Зря. Этот лес не прощал беспечности даже эльфам. Пройдя по следам одинокого всадника еще немного, Линдир бросил погоню и метнулся в чащу напрямик.
То, что кажется пришлому нолдор дорогой, будет сильно петлять, заставляя его коня сворачивать снова и снова. Ели будут становиться все выше, стволы их — толще, их корни толстыми змеями выберутся из земли, и ему не останется иного, кроме как следовать путем, который согласны уступить деревья. Так сгинуло уже немало орочьих разведчиков и безумцев, отважившихся на разбой. Все они рано или поздно въезжали в самое сердце ельника, на поляну, заваленную буреломом — излюбленное место для засад у истинных хозяев этого леса.
Линдир обогнал гостя. Прихватив с земли шишку, чтобы попусту не тревожить потом ветви, он взобрался на ель и принялся ждать. Один из давешних эльфов вскоре показался из-за деревьев. Остановился перед поваленным стволом и осмотрелся: он не понимал, куда ехать дальше. Перед ним, перегораживая путь, лежал гигантский поваленный ствол, поросший зеленым мхом.
Чем дольше нолдор будет присматриваться, тем больше мелочей бросится ему в глаза. Старые кости под стволом, обломки стрел в высокой траве. В орешнике справа должны валяться несколько мечей. Предыдущие столкновения собрали свой урожай и бросили его в землю, но мертвое семя родит только страх. Понаблюдав немного, Линдир швырнул заготовленную шишку под ноги коню. Тот дернул головой, однако твердая рука всадника не позволила ему двинуться с места. Хорош! — Кем будешь, путник? — насмешливо спросил Линдир. Эльф не дрогнул. Продолжил сидеть неподвижно к нему спиной. И впрямь хорош! — Сегодня, похоже, эльфом, заблудившимся в эльфийском лесу. В спокойном голосе заблудившегося, несмотря на уязвимое положение, угадывалась улыбка. — Возможно, эльфам из Лориена следует ограничиться домашними тропами, раз в чужих они разобраться не способны? Улыбка в голосе незнакомца стала явственней: — Не думаю, что лучник, бьющий в цель на двести шагов, не рассмотрел герб на моей узде. — Нолдор Лорда Гиль-Гэлада тоже не стоило забираться так далеко. — В твоем голосе нет почтительности. В словах эльфа не было ни вызова, ни осуждения. Он словно удивлялся, что такое отношение возможно. И Линдир удержался от колкости. — Он не мой Король. Эльф кивнул, принимая объяснение. Его конь перестал настороженно прясти ушами и отщипнул листья с проклюнувшегося у ствола куста. Свидетельство доверия? Линдир внезапно хмыкнул. — И что бы тебе это дало? — Что именно? — Ты сказал — «на двести шагов». На двести шагов бьют из лука только сильван. Синдар стреляют дальше. Ты думал, что, окажись я синдар, гордость не позволит мне промолчать? — Гордость многих толкает на необдуманные поступки. Будь они в Дориате, Линдир бы ответил, что кому как не нолдор об этом знать. Но лес вокруг Дориатом не был. Его деревья не видели волшебства Королевы Мелиан, не слышали песен Лютиень, не простирали свое могущество от Гелиона до берегов Великого Моря. Лес вокруг звался Мирквуд и был всего лишь новым домом для тех, кто потерял прежний из-за гордости. Поэтому Линдир спросил: — И что бы ты тогда сделал? — Я бы спросил тебя, где найти Короля Орофера. Всем известно, что хоть сильван и признали его своим королем, он предпочитает общество синдар. И вновь в голосе не прозвучало ни осуждения, ни насмешки. Лорд Гиль-Гэлад выбрал правильного посланника. Возможно, он сумеет выбрать слова, которые не растревожат изъязвленную гордыню Орофера. — Я синдар, путник. И помогу тебе найти нашего Лорда.
Часть 6/?Спускаться на землю Линдир не спешил. Он легко перепрыгивал с дерева на дерево, иногда, поглядывая вниз, где сквозь толщу листвы мелькал светлый лошадиный круп. Прежде чем становиться с гостем Мирквуда лицом к лицу, ему хотелось хорошенько поразмыслить. Этот нолдор, лишенный высокомерия и заносчивости, держался с достоинством орла, который останется владыкой неба, даже если уступит соколам в стремительности. Еще один из тех, кто видел Валинор? Линдир честно признался себе, что ему бы этого не хотелось.
Легкий ветерок взъерошил ему волосы на затылке. Сизая еловая ветка хлопнула по щеке. Лес, похоже, развеселился, подслушивая мысли существа, которое было старше самого старого дерева в нем на много тысячелетий. Старше и глупее. Извиняясь, Линдир мимолетно коснулся шершавой коры на следующей сосне. Если его дом принимал пришельца, он был готов смирить застарелую неприязнь. Даже дети Дориата способны учиться.
Не слышно было ни чужих шагов, ни треска ломаемых ветвей, ни птиц, потревоженных враждебным присутствием... — Мы расстались здесь, — раздался голос нолдор снизу. — Коня оставь, — отрывисто скомандовал Линдир. — За мной. Он ловко соскочил с дерева и, не оборачиваясь, нырнул в густые кусты, за которым скрывался буерак. Те, кто знал лесные тропы, сокращали так путь, оставляя далеко позади тех, кто выбирал торную дорогу. У пересохшего ручья, он задержался на мгновение. Нолдор следовал за ним. Удивительная сговорчивость для представителя этого народа! — Ты не споришь? — полюбопытствовал Линдир. Он пошел медленней: на крутом слоне приходилось осторожно разводить ветви разросшейся в тени и влаге дикой малины. — Я ведь ничего не объяснил тебе, только приказал. — Глупо спорить с тем, кто разговаривает с лесом. — Я не разговариваю, только вижу. Слышу иногда. Разговаривают лишь Владыки. — Лорд Орофер, например. — Разве Лорд Орофер не по праву занимает свое место? — Лорд Гиль-Гэлад никогда не сомневался в его правах. — А в его праве на эти земли? — Не Лорд Гиль-Гэлад правит в Лориэне. В сгущающемся сумраке можно было, наверное, расслышать стук, с которым слова Линдира отскакивали от спокойного нолдор, словно были камушками со дна Сир Ниглор, наталкивающимися на прибрежные валуны. Каковы бы ни были притязания Лориэна на южную часть Мирквуда, Линдон вмешиваться в их дрязги не станет. Впрочем, скоро Линдиру стало не до словесных игр. Лес толкал его в спину, и он шел, не проверяя троп; не задумываясь, не отвлекаясь; не оглядываясь; не сомневаясь. Ощущение чужого требовательного присутствия сгинуло на небольшой поляне. Линдир замер. И беззвучно засвистел. На волглой земле отпечатались те следы, которые он безуспешно искал с полудня. Для отряда разведчиков их было слишком много. Зато вполне достаточно для отряда убийц, посланных за тремя эльфами. — Орки? — скорее для порядка уточнил нолдор, тихо вставший позади. — Около дюжины. — Что будем делать? — Наблюдать. Нолдор молчал лишь мгновение: — Вы так встречаете всех незваных гостей? Привыкший сражаться лишь возмущается, привыкший командовать взвешивает сразу и весть, и вестника. Что ж, он будет взвешен в ответ. — Я их так встречаю. Но если тебе хочется сразиться в одиночку против целого отряда порождений тьмы, о могучий герой, равный Глорфинделю, не буду мешать. Подскажи только под каким именем тебя потом похоронить? — Меня зовут Элронд. Линдир выпрямился. Его охватило острое желание обернуться и попытаться найти в чужом лице знакомые черты, — Элронд? — переспросил он. — Потомок Короля Тингола и Королевы Мелиан? — Бессмысленное уточнение, ведь о другом Элронде из Линдона никто не слышал. — Ты представлял меня себе иначе? — в вопросе легкой рябью по водной глади разбегалось любопытство. — До Амон Ланк докатилась слава о твоих целительских способностях… О твоей мудрости, проницательности и искусности… — Линдиру казалось, что каждым своим словом он все сильней натягивает тетиву невидимого лука. И что случится, когда он договорит: лопнет она или со звоном пошлет стрелу в цель, он не представлял, как и не понимал до конца цели, в которую метил. — Такая неисчислимая тьма достоинств живым эльфам обычно несвойственна. Ответить Элронд не успел. Вдалеке взлетели потревоженные птицы, и Линдир сделал знак идти следом. В этот раз он сам выбирал дорогу. Лес может подсказать, может уберечь, но ни защищаться, ни жить, ни сражаться лес за тебя не станет. Они остановились у мощного дуба, возле которого раздваивалась узкая утоптанная дорога. Линдир надломил одну из тонких веток, нависавших над правой тропой. Носком сапога перевернул лежащий чуть дальше в траве камень. Краем глаза он видел, как Элронд наблюдает за ним. — Надеешься, что их следопыт решит, будто этим путем недавно кто-то прошел? — Да. Они заблудились. — Ты уверен? — Если бы они знали, куда идут, они бы не оказались в этой части леса.
… Орков они услышали одновременно. И вжались в землю недалеко от тропы за изъеденной болезнью сосной. Успокаивающе поглаживая ее корни, Линдир с запозданием подумал, что посланника из Линдона следовало укрыть понадежней. Что бы ни привело его сюда, ему следовало добраться до Лорда Орофера живым и здоровым. Орки прошли рядом, ничего не заподозрив. Потоптались возле оставленных отметок и свернули вправо. В сторону непролазных топей. — Не стоило оставаться на земле, — озвучил Линдир свои мысли, пока они оба отряхивали плащи от прелой листвы. — Тебя могли заметить. — Мои неисчислимые достоинства так сильно виднелись из-за дерева? — с весельем спросил Элронд, и Линдир расхохотался. Он все еще смеялся, когда поворачивался, наконец, лицом к послу… Говорят, что Элу Тингол, встретив Мелиан, распознал свою судьбу в ее глазах. Нет, Линдир не утонул в спокойном сером взгляде, да и проводить годы в неподвижности не собирался, памятуя о бродящих вокруг орках, но одного удара сердца ему хватило, чтобы принять решение. Может, и прав был Гернгар Отважный из Форкхельма... Линдир церемонно поклонился. Впервые с того момента, как покинул Дориат, склоняясь перед превосходством, а не властью. — Немного. Но к счастью, орки никогда не замечали эльфийских добродетелей. Его Владыка улыбнулся. Линдир прислушался к шепоту леса и уверено пошел по тропе, удаляясь от болот. Спутники Элронда Полуэльфа были в безопасности.
Часть 7/?После визита Владыки Линдир стремительно поправился. Даже Арфилд — пусть и неохотно — признал, что держать его в постели больше не имеет смысла. Осторожный мэтр хотел добавить еще что-то, однако не успел. Проскочив под воздетой в увещевании рукой, от чего в ране неприятно отдалось болью, Линдир нырнул в сводчатый коридор, который выходил на террасу. Свежий воздух отчаянно пах травами и цветами. Человеческие поэты восхваляют вино, нолдор поют о звездах и море, но что сравнится с пьянящим ароматом приближающегося лета? Те, кто вступил в пору юности, назовут весну, несущую надежду. Он всегда выберет лето — яркое и сладкое, как яблоки, в эту пору. — Мастер Линдир. Какое лето без холодного ветра? Вообще-то холодными ветра бывали лишь в начале весны, но эту неточность поэтического сравнения Линдир себе простил. — Советник, — он поклонился. Его внимательно рассмотрели. Несомненно, в поисках недостатков. В темно-фиолетовом платье, которое вчера передала Селуме, их было не найти. На его рукавах прихотливо изгибались вышитые атласной гладью стебли, сплетавшиеся на груди в птицу, что расправляла крылья. Она падала вниз и на подоле разлеталась по сторонам перистым орнаментом. Это платье подходило больше для праздника, но было так прекрасно, что Линдир не устоял перед искушением надеть его в обычный день. Несомненно, Советник это отметит. И, несомненно, не удержится от замечания. Когда речь шла об этикете, воображение у него становилось поистине неисчерпаемым. — Ваши волосы заплетены неподобающим образом, — холоду в голосе Советника позавидовали бы Хелкараксэ. У Линдира дернулась бровь. — Прошу прощения? — Простым войнам не подобают узоры, достойные владык. Да, после того, как Владыка заплел ему косы, Линдир их не разбирал: они не мешали спать и не спутывались на подушке. И да, сложное плетение, было одним из тех, что делали самому Владыке. — И что же неподобающего в красоте заплетенных кос? — Лишь то, что их обладатель должен помнить о месте, которое занимает, и о месте тех, кому он решился подражать. Воистину неисчерпаемо! Линдир почувствовал, как загорелись щеки. Его ослепила внезапная вспышка ярости. Он всегда помнил о положении Владыки, и о своем месте в Имладрисе с тех самых пор, как перешел из-под руки Орофера. Он не стремился к большему, но и умалять того, что имел, позволять не собирался. Линдир снова поклонился. На его губы вползла кривая усмешка. — Я не намерен посягать на чужие места, я полностью доволен своим собственным. Но спасибо за замечание, Ваше Лордство. Вы так внимательны к деталям.
*
— По-моему, мы проходим этим местом уже в третий раз. Линдир возвел глаза к смыкающимся над головой кронам. Где-то за ними прятался синий небосвод. — Вы исключительно наблюдательны. Спутниками Элронда Полуэльфа было двое нолдор. Один поприветствовал его улыбкой, зато второй излил — другого слова не подобрать — неторопливый водопад недоверия, неодобрения и недовольства. Хорошо, недовольство Линдир додумал для пущей красоты слога, но недоверия и неодобрения в мраморноликом эльфе, том самом, который расспрашивал хозяина таверны в Форкхельме про кузнеца, было хоть отбавляй. — Вы хотите сказать, что мы заблудились? — Ни в коем случае, — Линдир шел впереди, кони нолдор плелись сзади. — Разве эльф может потеряться в лесу? Это часть синдарского ритуала, сударь. Чтобы найти кого-нибудь в нашем лесу, необходимо девять раз обойти против солнца пятнадцать дубов, видевших первый разлив Син Нинглор. Потом сорвать под последним цветок ваннерии и, представляя себе мысленно образ того, кого хочешь увидеть, съесть. Если все сделано правильно, из листвы выступят двое провожатых и укажут верный путь. К сожалению, этот ритуал не слишком надежен, поэтому не приобрел должной известности. Ведь стоит сделать что-то не так, и провожатые не появятся, а вопрошающий останется в одиночестве… доедать несчастную герань. Несколько мгновений за спиной царило молчание. — Это была шутка? — Вежливые гости смеются над шутками хозяев, даже если они неудачны, — пожал плечами Линдир, вновь возводя глаза горе. — Между неудачными и неуместными штуками лежит пропасть. Особенно если они касаются безопасности послов. И разницу между ними вы вряд ли найдете в тех ветвях, которые так пристально рассматриваете. — Феригис! Киннельм! — крикнул Линдир, смотревший вверх отнюдь не для того, чтобы подразнить Его Надменность. — Опустите оружие. — Ты привел сюда нолдор, Линдир, — Киннельм спустился на нижнюю ветку одного из пресловутых дубов. Лука он не убрал, хотя уже и не держал его вскинутым. Проявление редкого дружелюбия под защитой невидимого в ветвях Феригиса. — Зима сменила лето пятнадцать сотен раз с того момента, как нолдор были нашими врагами. — И мы не стали ими сейчас, — Лорд Элронд выехал вперед. — Мы послы Лорда Гиль-Гэлада, и привезли вести вашему Королю.
Уже сам следуя за дозорными, оберегавшими покой Лорда Орофера, Линдир думал, что ему стоило бы метаться между смехом и обидой: Элронду Полуэльфу доверились быстрей, чем собственному разведчику! Однако он чувствовал только беспокойство, усиливавшееся с каждым шагом, что приближал их к встрече с правителем Мирквуда. Услышав имя посла, Феригис бросил на него быстрый взгляд — тот самый, которым в живых ищут сходство с давно ушедшими. На лице Киннельма проступило высокомерие. Если Лорд Орофер вместо речей Элронда Полуэльфа тоже будет думать про людей в его родословной, ничем хорошим их встреча не закончится.
Они слишком изменились, все они, и все равно остались прежними, — думал Линдир позже, когда был собран совет. В зале, созданном переплетением древесных побегов, на возвышении из могучих корней, которым в земле уже давно стало тесно, сидел Лорд Орофер. За его плечом стоял его сын Трандуил, их окружали эльфы, высокие и статные, видевшие Дориат и его падение. Внизу, перед ними стояли посланники из Линдона, и первый из них Элронд Полуэльф говорил учтиво и мудро, предостерегая о возвращении Саурона. И о том, что возможно им снова придется объединить силы для борьбы с вернувшимся злом. За его словами слышался грохот трясущейся земли, рокот воды, поглощающей все, что им было дорого, и гул всепожирающего пламени. Не имело значения, что Лорд Орофер сидит на троне, и послы вынуждены закидывать головы, чтобы посмотреть ему в глаза. Это им, стоящим за своим Лордом, стоило бы поднять взгляды, чтобы увидеть за мирквудскими верхушками грядущее, что рисовал Элронд Полуэльф. К несчастью, признаваться в этом никто не хотел. И меньше всего тот, кому следовало подать им пример. Лорд Орофер смотрел на посла, а видел потомка нолдор и людей, облагодетельствованного валарами, слушал просьбу о помощи, а слышал приказ о подчинении. Они все изменились слишком сильно. Перед Войной Гнева Линдир бы его поддержал, но потом он убедился, что мертвецы, откуда бы они ни пришли, мало чем отличаются друг от друга. Зато сражавшийся в той войне Орофер теперь больший синдар, чем был Король Тингол, запрещая высокое наречие Запада. Они все остались прежними.
Часть 8/?Где-то в самом низу узкой расщелины русла бежал ручей. Линдир перескочил его, вторгаясь в границы чужих личных покоев, и приблизился к старому белому дереву с выдолбленной сердцевиной. — Я пришел попрощаться. Орофер поднял на него глаза. — Ты больше не хочешь служить мне? — Ты сам меня отпустил. Разгневанный невозмутимым спокойствием, с каким Элронд Полуэльф принимал его высокомерные ответы, Лорд Орофер сказал: «Пусть Линдону помогают те, кто верит тебе и твоим речам, мое место здесь» — и эльфы Мирквуда слышали его. Кто предпочтет судьбе своего Короля свою собственную? Король Линдира погиб в Менегроте. А Лорд Орофер отпускал всех, кто поверил Элронду Полуэльфу. — Ты последуешь за потомком человека? Не было смысла повторять, что Элронд избрал судьбу эльфа. Для самого Линдира это не имело значения. Для Орофера значило не больше. И понять они друг друга никогда бы не смогли. Линдир поклонился Ороферу так низко, как никогда не кланялся, пока называл его своим Лордом. Это был поклон прошлому, от которого не отрекаются. Но прошлым нельзя жить, его можно только помнить. — Пусть тебя хранит пресветлая Элберет. Орофер промолчал. Возможно, потеря собственного дома научила их все же хоть чему-то. Всех.
— Твой Король послал тебя удостовериться, что мы уйдем? — сухо поинтересовался бледный эльф, который, как Линдир теперь знал, носил имя Эрестор. Бессмысленное знание, потому что Линдир не собирался так его звать. — Я синдар из Дориата, — рассмеялся он. Он слышал сверху в деревьях шум, который поднимали Феригис и Киннельм. Им приказали сопроводить уезжавшее ни с чем посольство до старых дубов. Копыта коня Элронда Полуэльфа с глухим стуком ударялись о траву. Сам всадник хранил молчание. — Это был ответ? — не дождавшись пояснений, раздраженно уточнил эльф. — Да, о догадливейший. — И кем же тогда является для тебя Лорд Гиль-Гэлад? Линдир усмехнулся с невольным уважением. Кем бы этот Эрестор ни был в Линдоне, свое место в этом посольстве он занимал не зря. — Вашим Королем. — Ты намерен служить нашему Королю? — Моя верность принадлежит моему Владыке.
*
— Я не могу отпустить вас так рано! Болезнь еще отсюда не ушла, — мастер Арфилд чувствительно ткнул пальцем в грудь Линдира возле самой раны. Тот вздрогнул, но не сдался. — Вы преувеличиваете, уважаемый мэтр! Хотите, докажу? Я знаю замечательную песню! По вытянувшемуся лицу «уважаемого мэтра» стало ясно, что путь выбран правильный, и Линдир немедленно затянул: Без медового напитка Жизнь не жизнь, а просто пытка. И за радость, что несет Крепкий, пенный, сладкий мед Чашу первым поднимаю….
Эту песню когда-то любили горланить в харчевнях эсгаротские солдаты. Куплетов в ней с того времени набралось невообразимое количество. На тридцать четвертой чаше Арфилд сдался.
Линдир направился к конюшням. Он обещал Арфилду не ездить в рейды и не намеревался нарушать свое слово. Однако целые дни в Доме могли проводить только кузнецы, резчики или поэты с музыкантами. Линдир был разведчиком, который принадлежал лесу: там быстрей заживали раны, там исцелялась душа, обретая покой и равновесие. И лес звал его, обещая заботу и дорогу, где не подстережет ни одной опасности. Главное, взобраться на лошадь... …А вот через общий зал идти не стоило. — Мастер Линдир, — окликнул его Владыка. Далекий зов смолк, безропотно уступив сильному голосу, а вид Первого советника, стоявшего рядом с правителем, отбил желание думать об отдыхе. Нанесенное оскорбление, на которое он мудро решил не обращать внимание, все еще чувствовалось, как след пощечины на щеке. От собственной мудрости хотелось скрипеть зубами. Линдир приблизился и поклонился сразу обоим. Владыка Элронд с улыбкой посмотрел на его фиолетовый наряд. — Поразительная вышивка. — Леди Селуме нет равных в этом мастерстве. — Хотя цвет ткани спорен. — Он и послужил причиной выбора. Приятно чувствовать себя единственным. Советник Эрестор, наконец, удостоил его взглядом, оторвавшись от созерцания резных стенных панелей. Непроизнесенное «неподобающее самолюбование» повисло в воздухе. Линдир ответил взором чистым и холодным, как горный родник. Где та грань, после которой один эльф становится врагом другого? И не перешли ли они ее еще много столетий назад, обманувшись тем, что ради Владыки молчаливо согласились назвать взаимной неприязнью? — Мастер Арфилд сказал, что разрешил тебе покинуть целительские покои до срока. А ты взамен пообещал найти какие-нибудь необременительные обязанности в Доме. Меня радует твое благоразумие, — Владыка говорил, словно не замечая растущей вокруг напряженности. — Я прошу тебя принимать гостей, которые будут ехать через Имладрис. Линдир открыл было рот, чтобы отказаться и промолчал, перехватив направленный на него взгляд. Осанвэ было доступно не всем, но внутреннее чутье иногда заменяло его ничуть не хуже. Владыке нужно было, чтобы он принимал гостей. И раны тут были ни при чем. — Позволю себе заметить, что это поручение лучше доверить кому-нибудь другому, — Советник ронял слова, как величайшие драгоценности. — Гости ищут здесь отдыха. «А мастер Линдир чересчур болтлив и не сумеет вовремя замолкнуть» — так? Линдир склонил голову к плечу и принялся рассматривать мраморное лицо Эрестора. Так все-таки вражда или неприязнь? Едва заметная складка между бровями Владыки призывала быть мудрым. Опять. — Я осведомлен о своих недостатках, Ваше Лордство. Чтобы не допустить просчетов, следующие лет сто обещают брать пример с достойнейших. Полагаю, начать стоит с Вас.
Часть 9/?И у него даже могло получиться. По крайней мере, Линдир был уверен, что его лицо само превращается в мраморную маску, на которой живыми остаются только глаза. Перед ним стояли гномы. Линдир неприязненно них смотрел. Думал в этот момент Линдир тоже неприязненно. О Советнике, который как в воду глядел — подобное поручение действительно лучше бы доверить кому-то другому. Интересно, знал ли он, что первыми гостями станут гномы? Вполне вероятно. Донесений разведки у них всегда было в достатке. Они все прожили достаточно долго, чтобы перестать верить в неприступность каких угодно стен или могущество какой угодно силы. Майлон и Ярлет, двое дозорных, сопроводивших гостей, широко улыбались. С тех самых пор, судя по всему, как, увидев гномов, они вспомнили, кто нынче в Имладрисе поставлен на должность временного кастеляна. Это вообще могла быть единственная причина, по которой они потащили их с собой, вместо того, чтобы бросить на дороге! — Приветствую вас в Имладрисе, путники. Первый гном, судя по тучности, старший, неторопливо поклонился в ответ. У него были начинающие седеть волосы и разделенная надвое борода, заткнутая за пояс. Из-под кафтана виднелась кольчуга и наручи, два боевых топора висели за спиной. Второй гном ограничился кивком. Был он чуть пониже, покряжистей и носил на груди круглый медальон с хитрым узором. Линдир чувствовал в нем ту же неприязнь к эльфам, какую сам чувствовал к подгорному народу. — Какое дело привело вас в нашу долину? — Я Борин, сын Дрорина, это Нар, сын Фрара, — ответствовал первый. — Мы идем с севера к Одинокой горе на коронацию Трора сына Даина, который вернет величие королевству гномов. Борин говорил на всеобщем с резким акцентом, более резким, чем тот, который Линдир привык слышать у гномов Эред Луина или Железных холмов. Он снова присмотрелся к узорам на наручах и кованных поясных бляхах: путники были из разных семей, хотя из одного рода. Из какого точно Линдир определить не мог — только то, что это были не огнебородые. Их узоры он бы отличил из тысяч! Либо чернобородые, либо каменноногие, роды, которые жили на севере, где скитался сам Трор, прежде чем вернуться и заявить о восстановлении Эребора. Это не делало пришедших гномов лучше, зато самому Линдиру позволяло вести себя разумнее. — Вы проделали долгий и опасный путь. Надеюсь, здесь вы отдохнете и наберетесь сил перед дальнейшим путешествием. — Линдир сделал шаг в сторону, освобождая лестницу. Он посмотрел им вслед. На спине Нара висели два необычных для здешних мест топора с оттянутым скругленным внизу лезвием и выемкой у обуха. А еще Нар едва заметно наваливался на левую ногу, о чем Борин, сын Дрорина, предпочел умолчать. Гномья гордость! Скорее сдохнут, чем попросят помощи у остроухого отродья. Да будет так. Не закон ли для гостеприимных хозяев желание гостей? — Орки? — спросил он у Майлона. Тот кивнул. — Трое на варгах. Мы успели вовремя, не то этой парочке пришлось бы несладко. — А потом вы решили проявить гостеприимство. — Им нужна была помощь, — Майлон расплылся в улыбке, что только утвердило Линдира в собственных подозрениях. Оставив дозорных, он свернул к казарме, небольшому плоскому зданию, соединявшемуся с дворцом переходом. Она стояла в глубине сада и служила скорее помещением, где можно было переодеться после возвращения из разъезда. Там же всегда дежурил целитель, готовый оказать помощь. — Леди Эссель, — позвал Линдир, возможно, чуть более раздраженно, чем следовало. Разбиравшая травы эльфийка подняла голову и безмятежно на него посмотрела. — Одного из наших гостей, мастера Нара, — Линдир даже не делал над собой усилий, чтобы голос звучал доброжелательно, — беспокоит нога. Их поселят в гостевых комнатах в северном крыле.
Часть 10/?* Второй путник пришел к ним в этот же день. — Добро пожаловать в Имладрис, сударь Нанцелин. Вас ждет здесь отдых перед дальней дорогой. Я покажу вам ваши покои. Нанцелин безмолвно склонился в ответ. Линдир привычно прислушивался к шагам за спиной. В стрекоте, щебете, шорохах и сотне других звуков казалось, что за ним следует бесплотная тень. Нанцелин из Лориена был сер. В его глазах больше не отражались звезды, его кожа была мертвенно бледной, вид усталым, словно он нес ношу, которая час за часом отбирала у него последние силы. Нанцелин из Лориена таял. И можно было не спрашивать, куда лежал его путь. Прекрасные глаза Леди Келебриен были так же безжизненны, когда она уезжала из Имладриса в Серые Гавани. Оставалось только вознести молитвы Элберет, чтобы его путь был избавлен от трудностей.
*
Ночью Линдиру снились грязно-желтые пески, поглотившие мэллорны. Над ними медленно остывало грязно-желтое солнце. Наверное, так могла бы выглядеть гаснущая фэа: ни тепла, ни жизни, ни надежды. Такой судьбой даже проклинать не станешь. Чтобы стоял перед тобой вроде бы живой, а на самом деле — лишь пустая оболочка, которой больше не обрести радости. Не справилась даже Леди Келебриен, хотя Владыка был рядом. Его искусства тоже оказалось недостаточно.
Темная густая ночь понемногу серела. Было тихо, как бывает только на границе между ночью и утром, перед самым рождением нового дня. Встретить бы его вместе с Нанцелином из Лориена! Только плодов этот порыв не принесет. Слабеющему эльфу не поможет ничего кроме застывшего Валинора. Чтобы жить в Средиземье дальше, ему потребуется мужество не меньшее, чем для боя. Кто способен вынести бой длиной в бессмертие? Ощущение безысходности от недавнего сна вернулось. Пол под ногами показался вдруг неверным, а комната — слишком тесной. Заснуть в ней он сейчас бы не смог. Кинув последний взгляд на небо, Линдир принялся быстро переодеваться.
Когда он выехал из Дома, небо перечертили первые розовые полосы: за вершинами гор к восходу готовилось солнце. Он пришпорил коня и помчался на перегонки с рассветом. Через мост, на восток, дальше вверх, в небольшую рощу, по узкой тропе прямо до беседки, прилепившейся к скалистому отвесу. Там конь встал. Подождал мгновение, ударил копытом и недоуменно фыркнул, изогнув шею. Линдир фыркнул не хуже своего жеребца и благодарно потрепал того по холке за то, что разрушил цеплявшуюся с ночи смурную задумчивость. Глициния, за которой никто не ухаживал, оплела беседку со всех сторон. Изящные деревянные стойки утонули в волнах перистой листы и крупных сиреневых гроздьев. Будь Линдир влюблен, он привел бы сюда свою возлюбленную и пел ей песни о ее красоте, которой нет равных под звездами. Но для него это время уже прошло. Он сел на земле, у входа, возле невесть откуда взявшегося тюльпана и приготовился ждать. Цветок с плотно закрытым бутоном тоже ждал. Линдиру приходилось слышать, что в тюльпанах спасается от ночной прохлады счастье. Люди еще говорили, что если встретить рядом с тюльпаном рассвет и в урочный миг поймать в горсть это неведомое счастье, можно обрести несметные богатства, ибо не будет с тех пор желания, которое невозможно исполнить. Наверное, для этого требовалась немалая ловкость: ни один из тех, кто рассказывал эту легенду, не знал везунчиков, которым это удалось. Когда первый солнечный луч коснулся травы, красные лепестки дрогнули, приоткрываясь. Счастье, что дремало в нем, потянулось, расправило прозрачные крылья и выпорхнуло на свет. Линдир закрыл глаза и уснул.
Разбудило его раздраженное ржание собственного коня. Определенно, Арфилд был прав: ходить в дозор еще слишком рано. — Ты опоздал, Гаринар. Оно уже улетело, — сказал Линдир четырем черным ногам рядом и очень осторожно встал. Телу хотелось потянуться, но оно знало, что расплатится за это болью. Ранения — дурная штука. — Кто? — недоуменно воззрился на него прибывший эльф на красивом вороном. — Счастье. Знал бы о твоем появлении, попытался бы задержать. Тону Линдира не хватало легкомыслия. Появление постороннего возле беседки вызывало в нем досаду. Неписанные законы эльфов, веками живших вместе на одном месте, считали дурным тоном обнаруживать осведомленность о чужих привычках. «Смотреть — и не видеть», так называл это сам Линдир. «Добровольная слепота», — так называл Владыка, не выказывая ни осуждения, ни одобрения. Иногда это позволяло обмануться, посчитать, что в долине действительно можно побыть в одиночестве, когда необходимо. Пока появление чьего-нибудь не в меру ретивого помощника не напоминало, что они знают друг о друге практически все! — Советник Эрестор просил напомнить тебе, мастер Линдир, что сегодня прибывают купцы из Дейла. Ты должен встретить их,— не менее торжественно, чем упомянутый Советник изрек Гаринар. — Это дело первостепенной важности. Связи… Линдир оживленно закивал, не дожидаясь окончания речи. — Исключительной важности! Они привезут новые ткани! Сукно, пряжу, шелковые, золотые и серебряные нити для вышивки. Я горю от нетерпения и предвкушаю встречу! Посмотри, что на мне надето! Это все надо менять! Если я первый расскажу о прибывшем товаре Селуме Мастерице, то смогу уговорить ее сшить мне новую рубаху. Так что успокой Их Лордство, Гаринар. О купцах я не забуду. И прыснул, испортив впечатление. — Это смех радости от предвкушаемой встречи? — тон Гаринара больше всего напоминал прибитую изморозью кислицу, что развеселило Линидра только сильней. — Безусловно, о достойный помощник безупречнейшего. Именно он!
*
— Я передал ваше послание, — Гаринар поклонился Советнику еще у самой двери. — Проследовав за ним на другой берег Бруинен, я... Далее последовало подробнейшее описание всех действий, которые пришлось предпринять, чтобы найти Линдира. — …он выразил радость от предстоящей встречи, — тон Гаринара стал неодобрительным, — после чего принялся срезать грозди глициний — Глициний? — На мой вопрос, он объяснил, что они для Владыки. Я не мог не заметить, что они только напомнят Владыке о леди Келебриен. — И что тебе ответил на это мастер Линдир? — спросил Советник, опуская взгляд на пергамент. — Что для того, чтобы помнить о леди Келебриен, Владыке не нужны цветы.
Часть 11/?* — Приветствую вас в Имладрисе, — снова произнес Линдир ставшие привычными за последнее время слова, — торговые люди. — И ты будь здоров, мастер Линдир. Купец с роскошными усами поклонился. За прошедший год Свейн из Дейла изменился мало, разве что седина появилась в волосах. Он был одет в обычную для таких походов темно-зеленую тунику, подпоясанную коричневым поясом, и накинутый сверху отороченный мехом дорожный плаще. Зато наряд юноши рядом назвать «обычным» хоть в малейшей мере язык не поворачивался. Туника, доходившая почти до колен и обшитая понизу широкой тесьмой, тоже была зеленого цвета, который, однако, никогда не встретить в лесу. Красовавшиеся на плечах буфы переходили в столь узкие рукава, что мысль о согнутом локте вызывала опасения за целостность швов. Довершали сие портновское творение вышитые серебряной нитью узоры на манжетах. Определенно это был самый странно одетый путешественник, пересекший Мглистые горы за последние несколько столетий. — Мастер Линдир, мне привычней видеть вас на коне с луком за плечами, чем во дворцах в столь не свойственной вам одежде, — продолжал тем временем купец. — Наш путь скрыт от нас волей Илуватара. Но и вы в этот раз не приехали в одиночестве. Купец кивнул, широко улыбаясь. — Это мой сын Съявик. В этом году ему исполнилось семнадцать лет. Пришла пора увидеть что-то кроме Дейла: купеческое дело в одном месте не делается. — Ривенделл прекрасен, — тут же воскликнул юноша, загоревшись румянцем, — Никогда еще я не видел ничего столь совершенного. Отец гневно обернулся на него, недовольный таким открытым проявлением восхищения. «Купцу потребно учить языки и обычаи и не выказывать одним превосходства над другим» — так говорилось в некогда прочитанном из любопытства человеческом уложении «О купцах и торговом люде». Похоже, что учиться молодому Съявику предстояло еще многому. Настроение Линдира стремительно улучшалось — люди всегда пробуждали в нем любопытство. К тому же, они действительно привезли новые шелковые нити с востока, что означало новые платья и одежды. А кто не любит новых одежд?
*
Линдир потянулся на лавке и пригубил вина. Он уже успел спеть одну песенку, после чего его с хохотом попросили замолчать, до краев налили кубок и поставили перед ним полное блюдо. Теперь можно было наблюдать за происходящем в зале, не привлекая внимание своей молчаливостью. За нижними столами веселье бурлило вовсю: там люди из обоза купца Свейна после нескольких чаш с вином освоились с близостью эльфов и уже пытались вызвать их на состязание в игре на волынках. Владыка сидел во главе верхнего стола, место по его правую руку занимал Глорфиндель, сиявший как солнце, по левую — Советник Эрестор. Сиявший… предположительно, как луна… Бледная и подернутая тучами.
Краем глаза Линдир опять увидел гномов, которые, как и остальные гости Имладриса, тоже присутствовали на празднестве. Чтобы не портить себе настроение, он принялся рассматривать Советника. Гномов он и так уже изучил в деталях, вплоть до пряжек их одежд и вечно мрачного выражения лица одного из них — чего и следовало ожидать от настоящего создания Аулэ, оказавшегося в окружении остроухих мерзавцев и лишенного возможности убить их всех. Советник, бросив мимолетный взгляд на Линдира, наклонился к Гаринару и принялся объяснять, что Имладрис издавна давал путникам кров и оказывал помощь. Весь вид Гаринара выражал крайнее удивление. Еще бы! Бедняга слушал наставления, предназначенные не для него: Советник прекрасно знал о способности разведчиков читать по губам и умело ей пользовался.
Со смешанными чувствами раздражения и веселья Линдир отвернулся к купцам, которых посадили между ним и гномами. Сын купца Свейна по-прежнему давал неиссякаемую пищу для удивления. Юноша сменил зеленую дорожную тунику на красную праздничную с цветами граната, отороченную по горлу и рукавам тесьмой цвета темного золота. На плечи он накинул плащ из меха куницы с нашитыми колокольчиками. Линдир не поверил глазам, когда увидел их, но тихий мелодичный звон, разносившийся каждый раз, когда юноша двигался, развеял возникшие было сомнения. Колокольчики заметили все эльфы. И вскоре Съявик, сын Свейна оказался в центре восторженного внимания. Наконец, сменившийся с дежурства Майлон не выдержал. — А скажи мне сын достойнейшего из купцов, что означают колокольцы, звон которых не умолкает в нашем чертоге? Юноша тут же покраснел и потянулся рукой к шее. Там, пришитый к тесьме воротника, зазвенел еще один колокольчик. Качнувшись, ему ответил тот, который был вставлен в ухо. Он был чуть крупнее и звучал очень нежно. — Это последняя мода в Дейле. Еще мода в Дейле, видимо, поощряла обилие драгоценностей. Кроме крупной серьги-колокольчика Съявик украсил себя множеством колец. На указательном пальце их было даже два.
— Баловство! — пробурчал купец. Он сделал щедрый глоток из кубка, сопроводив его неодобрительным взглядом на сына, и ткнул вилкой в середину тарелки. — У вас есть обычаи, которые не одобряют колокольчики на одежде? — Линдир не удержался от улыбки. — Нет — Тогда в них нет плохого. Хотя для походов по торговым трактам украшения не самые подходящие. Но, думаю, ваше благоразумие в этом случае одержит верх над фантазиями моды. — Эти моды всегда приносили одни неприятности. — Сдается мне, вы говорите совсем не про колокольцы. Купец улыбнулся в усы. Он все еще держал на вилке капустный шарик, не решаясь отправить его в рот. — Твои глаза, как всегда остры, мастер Линдир. — Как и мои уши, — Линдир дернул себя за заостренный кончик.— И в последнее время они слышали интересные истории о новой забаве среди молодых людей из почтенных семейств Дейла. Уж не ее ли вы имели в виду? Свейн, хмыкнувший было после шутки, помрачнел. — Значит, пошла уже молва… Сам знаешь, у нас много говорят о сокровищах, которые остались в Эрегионе. Вещи, которые могли сковать искусные эльфы, золото, которые могли оставить гномы. Может, для вас воспоминания еще свежи, для нас, людей, эта история давно превратилась в легенду. А в легендах, сам знаешь, золото блестит ярче, а зло не так пугающе, как на самом деле. Всегда находятся смельчаки, подлецы или дураки, готовые рискнуть жизнью ради сказочных богатств. Прикрыв глаза, Линдир вспомнил сожженные места, разрушенные башни, брошенные тела, которых иногда не удавалось похоронить. Да, они не заботились о вывозе сокровищ. — И часто ли их вылазки бывают успешны? — Ни разу не видел ни одной настоящей вещи оттуда. Сплошь подделки. Хорошего купца не обманут, зато какой-нибудь зеленый балбес купит не думая… Хотя говорят, что случается находят и настоящие. Тогда за них можно любую цену просить: покупатели на эдакую редкость найдутся всегда, — Свейн яростно двинул челюстями. — Мы привыкли уже, пусть многим эта торговля не по нраву. Держаться бы нам от тех вещей подальше! Не для нас делались, счастья не принесут!.. Да только разве это втолкуешь? Пошло среди юнцов поветрие: мол, нет того храбрее, кто съездит на развалины Эрегиона и добудет себе оттуда побрякушку. Эх, молодо-зелено и глупо как горох! — И ваш сын? — Линдир бросил внимательный взгляд на руки Съявика. Колец эльфийской работы на них не было. — Не умнее остальных в семнадцать лет. Похвалился перед всеми, что лично добудет себе побрякушку. Взяли с приятелем коней и отправились на поиски. Хорошо я в трактире придорожном перехватить успел. Обоих за уши отодрал, хотя следовало бы плетью отходить, чтобы сидеть еще с дюжину дней не смогли. И знать не хочу, что он друзьям своим скажет, но мародерствовать я ему не позволю! Я ценю доверие эльфов, оказанное моей семье, — Свейн поднес руку ко лбу, — и уважаю их прошлое. Никто из моего рода не станет продавать…
Часть 12/?Он резко замолчал, чтобы не сказать лишнее. Стало хорошо слышно, как Майлон продолжает расспрашивать Съявика. — А скажи мне, эти колокольцы носят только в доме? — Нет, и на улице тоже. Я как-то видел в нашей лавке рыцаря, который клялся, что нашил себе целых сто колокольчиков! У меня на одежде втрое меньше. Я хотел добавить еще десяток, но перед поездкой успел купить только один… А у вас нет похожего обычая, мастер Нар? — обратился юноша к мрачному гному. — Такие искусные в ковке мастера наверняка могли бы придумать что-нибудь не менее поразительное. — Если бы гномы маялись такой дуростью, в горах остались бы одни орки. Гном немного отклонился назад, и Нанцелин, сидевший по его правую руку, тут же подался вперед. Они оба старались даже по случайности не коснуться друг друга. Кто догадался посадить рядом гнома, ненавидящего весь эльфийский род, и угасающего эльфа, которого и так почти убила злоба? Линдир гнал жалость из мыслей о Нанцелине из Лориена. «В ней яда не меньше, чем в отвращении», — когда-то сказала Леди Келебриен. «Мне нужно уйти раньше, чем я осушу кубок с ней до дна», — еще сказала она тогда же.
Тем временем юный Съявик, все думавший над ответом гнома, просветлел лицом: — Вы имеете в виду, что вас бы постреляли на звук! Но я слышал, что орки так не умеют! Это эльфам достаточно чужого дыхания, чтобы попасть в цель! — Горячность заставила юношу продолжить, когда следовало замолчать. — Истинно дивный народ, которому невозможно противостоять. — Наши отряды в Менегроте доказали обратное, — буркнул Нар. …Когда муха падает в мед, прежде стремительные движения ее лапок и крыльев замедляются. Янтарная жидкость сковывает, засасывает вглубь и, наконец, смыкается сверху. Все кажется далеким и невыносимо неспешным из того плена.
Линдир рассматривал гнома. Слишком много тяжелых не снятых одежд. Слишком близко к столу. Раненная нога. Не успеет увернуться. Ни одно дитя Аулэ, сколь угодно обласканное его милостью, не имело право хвалиться убийством синдар Дориата.
Очень медленно, словно тоже увязнув в меду, принялся подниматься Борин. Линдир обернулся в начало стола. Эрестор и Глорфиндель смотрели прямо на него. А Владыка… Владыка смотрел на Борина, словно не ведал сомнений. — Мой соплеменник не хотел никого обидеть, — начал тот. Порывшись в суме, он достал оттуда агатовую братину. Купец Свейн на своем месте восхищенно охнул. Гномы, знающие толк в камнях, не стали портить естественные переходы цвета орнаментом — и только на венце тончайшая скань складывалась в какую-то надпись. Борин поклонился Владыке Элронду. — В наших краях есть обычай. Гости, прибывшие в гостеприимный дом, воздают хвалу его хозяину за общей чашей. Это круг доверия, в котором нет места ни черным мыслям, ни черным делам, — Борин взялся за свой кувшин, но тот оказался пуст. Ему немедленно подали новый. Налив в братину вино, гном разбил кувшин об стол и вознес в обеих руках братину над головой. — Я поднимаю эту чашу за тебя Элронд, Владыка Имладриса. После этих слов гном почти впихнул братину в руки мрачному Нару. Линдир со злым весельем наблюдал, как тот поднимается и неглубоко кланяется. «За здоровье тех, кто всегда привечает путников». Для гнома это был верх дипломатии и изворотливости. Линдир готов был поклясться, что слова едва не застряли у него в глотке. И, тем не менее, Нар их произнес. Этому стоило отдать должное. Со своего места встал Нанцелин. Его голос звучал, как музыка, из которой ушла искра живого. Купец говорил долго, Съявик молчал, кивая после каждого слова.
Наконец, братину передали Владыке, и он отпил вино, замыкая круг. Легкая тень набежала на его лицо и тот час развеялась. Линдир бы даже не заметил ее, если бы не привычка наблюдать за всеми даже в безопасных стенах Дома. Жаль, не спросить у Глорфинделя — тот отвернулся как раз в это мгновение. И у Советника — тот как никогда напоминал ликом луну, которой нет дела до того, что творится в ее свете. Что вызвало эту тень? Скрытое недовольство? Но чем может быть недоволен Владыка Имладриса, мудрейший из мудрых, только что скрепивший мир в пиршественной зале?
Линдир потянулся за лютней. Перезвон ее струн привлек к себе внимание. Где-то за нижними столами послышался смех. — Полно же вам говорить об украшениях и воинских искусствах. Не лучше ли воспеть красу той, что затмевает звезды? — рассмеялся он, окидывая взглядом зал, все еще янтарный не то от света факелов, не то от давно погасшего пламени в подземных переходах Дориата.
Зачарованный странник, я шел по земле, Я прокладывал путь через тысячи скал, Отвергая ночлег, я скрывался во мгле, Ничего не искал, ничего не желал.
Его слушали все. Он обводил глазами на лица за столом и безмятежно улыбался, хотя дурное предчувствие холодило грудь.
В яркий солнечный день на цветы я смотрел, В час ненастья дождя любовался красой, Оставаться на месте одном не хотел, Но нежданное чудо, блуждая, нашел.
Вот удалось еще раз посмотреть на Владыку, не вызывая подозрений. Его лицо было безмятежно, взгляд спокоен. Как будто говорило — тебе померещилось, Линдир. Не померещилось. Не нужно переспрашивать ни Глорфинделя, ни Советника. Они понимают больше, но лучше тебя не видит никто.
Мне преданья о ней нашептывал лес, Песню мне про нее пел один менестрель, О вечерней звезде, что сорвавшись с небес, Облик здесь приняла Арвен Ундомиэль.
Его слушали — пусть стихи эти и не были блестящи. Его слушали, он видел, и Владыка, пользуясь этим, тихо встал со своего места и покинул зал. Тебе нужны еще какие-то доказательства Линдир?
Всей ее красоты не опишет поэт: Как пред мэллорном солнечным блеклый ковыль, Так пред прелестью дивной сказочных черт Все слова и сравненья лишь серая пыль.
Последний струнный проигрыш потонул в одобрительных хлопках. Линдир легко поклонился, вставая. Кто-то уже забирал у него лютню, чтобы продолжить петь о величии и красоте, а он отступал к стене, уходя от восторженных взоров. Зазвучала новая песня. Шум смолк. Убедившись, что про него уже забыли, Линдир быстро пошел к выходу из залы.
Часть 13/?В честь послов устроили праздник. Поставили на поляне столы квадратом, в центре между ними зажгли костер высотой в рост. И рассадили гостей и хозяев так, что Элронд Полуэльф, окруженный спутниками, и Лорд Орофер с советниками оказались друг напротив друга разделенные языками пламени. — Заскучал? — Феригис подсел на ветку. В руках он держал два полных кубка. Линдир забрал один. — От чего же? Разве этот пир не весел? — И верно, над последней песенкой смеялись все. Голос Феригиса был грустным. Тот смех, раздававшийся после каждого куплета, был нетрезвым больше чем радостным; из тех, что в любой момент может обернуться бедой. Подогревая хмельное возбуждение туда-сюда сновали виночерпии. Тугие струи вина крутой дугой ударялись в дно чаш, и ни капли не проливалось мимо. Вот наполнили кубки послов, и Лорд Орофер встал. — За Линдон и Мирквуд! За понимание между их Владыками! На лицо Элронда Полуэльфа набежала тень — и сгинула. Вот он осушил свой кубок, поддерживая тост хозяина, и попросил наполнить снова. Прибывшие с ним эльфы сделали то же самое, хотя выглядели при этом так, словно глотали не вино, а оскорбление. Орофер сел и, пожалуй, слишком резким жестом подозревал виночерпия. — Почему ты не со всеми за столом? — продолжал спрашивать Феригис. Он уже достал из-за пояса флейту и теперь гладил ее пальцами. — Отсюда удобней наблюдать. — Разве твой рейд уже не подошел к концу?.. — Ты прав, о любопытнейший из дозорных, — больше Линдир не добавил ни слова. Феригис внимательно посмотрел на него зеленоватыми прозрачными глазами. — Сыграть тебе? — Сыграй. А я выпью. Им подавали молодое вино. Такое пьется незаметно, кружит голову быстро, а потом неизбежно валит с ног. Феригис выбрал мелодию ему под стать. И вскоре, очарованные этой чистосердечной легкостью к ним под дерево из-за стола потянулись другие эльфы.
Ночь опустилась на Мирквуд. Луна и звезды скрылись за тучами, деревья кутали свои кроны в темный непроглядный полог, однако под ними, внизу, бледный свет, словно пролитый из горсти на землю, стелился по траве. Мчавшийся рядом ручей поблескивал в его отсветах извилистой спиной. — Если бы я думал о тебе плохо, я бы посчитал, что ты избавляешься от вкуса пиршественного вина. Допив зачерпнутую воду, Элронд Полуэльф обернулся на голос. — Решил обойтись без шишки в этот раз? — Их я приберегаю для нежданных гостей… — Линдир прошелся от ствола дерева к концу ветки. Там она была довольно тонкой, но он все-равно покачивался на ней, словно испытывая на крепость. — Человеческое вино…с эльфийским не перепутать ни по вкусу, и по запаху, — В руках Линдир крутил кубок, который забрал с места Элронда после пира.— Почему ты выпил? — Я приехал не для того, чтобы наносить оскорбления хозяевам. — Предпочитаешь их терпеть? — Я не считаю человеческое вино оскорблением. — Брось, посланник Линдона, — Линдир спрыгнул на землю. Кубок он оставил на ветке. — Ты прекрасно понял, что Лорд Орофер имел в виду. Как и твои спутники. Особенно один из них, — добавил он, вспомнив побелевшие губы мраморноликого эльфа. — По лицу Эрестора обычно мало что можно прочитать. — По твоему тоже. Но я рожден, чтобы видеть точно так же, как Феригис, спасший своей музыкой вечер, рожден, чтобы играть. Элронд Полуэльф, наконец, поднялся на ноги и повернулся к нему. В его глазах не было ни оскорбленного самолюбия, ни горечи, ни гнева. Как такое возможно? — Твой Лорд горд и горяч. — А ты? — А я посол Линдона, который воплощает волю Лорда Гиль Гэлада. И воля эта в том, чтобы ничто не нарушало мир и дружбу между Линдоном и Мирквудом. — Интересное рассуждение, посланник. Но если тебе нальют в чашу яд, мудрость твоих рассуждений обернется глупостью. Ведь тело твое остается уязвимым, чья бы воля не стояла за тобой. — Эльфы не подсыпают друг другу яд. — Сначала про эльфов можно было сказать, что они не убивают друг друга. Потом — что они друг друга не неволят. Потом — что друг друга не предают. Сейчас все это будет неправдой. Так почему ты не боишься яда? Элронд тихо рассмеялся. — Потому что я хороший целитель?
*
Тогда Владыка предпочел свести все к шутке. И к чему только вспомнился тот старый разговор? К тому ли, что Владыка теперь воплощает Имладрис, где не бывает раздоров, и будет пить, чтобы скрепить дружбу, даже если ему поднесут яд? Но эльфы не травят эльфов. А гномы?
Линдир был разведчиком и всегда ходил тихо, не тревожа ни чутких зарянок, ни пугливых лисиц. Теперь казалось, что его шаги звучат громче орочьих барабанов. От такого грохота стража должна бы вскочить на ноги, и птицы разлететься с ветвей, но тихо было в сводчатых коридорах, и соловей продолжал сладко петь в саду. Линдиру казалось, что он опаздывает. Конечно, ему казалось. Да и куда он мог опоздать? На помощь Владыке Элронду, чьи знания безграничны, а силу не представить даже в воображении? В личные покои он вошел, не стучась. Опустился на колени перед неподвижной фигурой. От пола, покрытым теплым ковром, тянуло холодом. Таким же холодом тянуло от Владыки, словно он превратился в одну из эльфийских статуй. Линдир накрыл ладонями его руки — и промолчал: какие бы заклинания не плел про себя лучший целитель Средиземья, к какой бы силе не взывал, ему суждено делать это в одиночестве. «В чем прок, — зло думалось при виде вертикальной морщины, прорезавшей гладкий лоб, — от умения видеть, если сделать ничего не в состоянии?» Владыка открыл потемневшие от напряжения глаза. — Это был яд, не так ли? — бесцветным голосом спросил Линдир. — Это не были гномы, — ровным тоном Линдир гневно нахмурился. Он помнил запах гари и крики, разрушенные коридоры и гномов в кольчугах и закрытых шлемах, забрызганных с головы до ног кровью. Гномов, которые разрушали его дом. О, гномы способны на подлость, если называть ее военной хитростью! — Твой дом разрушали не только гномы. Бесплодный спор, длящийся столетия. И даже сейчас. Именно сейчас! — Я не подниму руку на твоих гостей, Владыка, — Линдир приложил руку к груди. — Для меня нет другого закона, кроме твоего слова. — Пока я жив. Не друг сказал это, не друг посмотрел грозовыми глазами. Перед Владыкой склонил голову Линдир, как сделал это когда-то в мирквудских лесах. — Пока ты жив. Если ты отойдешь в залы Мандоса, я поступлю так, как считаю нужным.
Когда стало ясно, что опасность миновала, и уставшему Владыке потребовался отдых, Линдир вернулся в общую залу. Полная луна уже зависла над горизонтом, бессильная в эту пору года взобраться выше, а гости только начали по-настоящему веселиться. Первую неловкость залили вином, и эльфы, люди и даже гном беспечно пели и плясали, объединив на одну ночь три разных народа. Для этих счастливцев вечер оставался праздником.
Эрестору и Глорфинделю выпало иное. Не прошло и получаса после короткого кивка Линдира, как они оба появились в Зале Послов.
Пустая белая зала в крыле над обрывом была слишком большой. Светильник в виде журавля разливал мягкий свет вокруг стола, но не разгонял до конца тени. Узоры, вырезанные на стенах — орел, поднимавший на крыльях солнце, олень с луной меж рогов, уходящая по небу женщина, которая рассыпала за собой звезды — исчезли в них без следа. Растворившийся в полумраке орнамент делал стены плоскими и холодными. Весьма подходящее место, чтобы сообщать о покушении на Владыку.
Линдир рассказывал. Его слушали так невозмутимо, словно и впрямь принимали послов. Только глаза Глорфинделя, веселого солнечного Глорфинделя, вспыхнули на миг, напомнив, что солнце может не только согревать, но сжигать. Только Советник застыл еще больше. Линдиру этого было достаточно.
Оставшееся после разговоров время до утра он пытался спать. Ему снились анфилады комнат, забрызганные рубиновыми цветами, и низкие переходы в пляшущих янтарных изразцах. Запах крови, звуки криков… Линдир встал и подошел к окну. И запах, и звуки остались с ним, неуместные рядом с тихим светлеющим небом.
…Когда-то один человек, которого он называл другом, расспрашивал его об эльфийской памяти. И признался потом, глядя в налитую до краев кружку, что сошел бы с ума, если бы все события прошлого стояли у него перед глазами так ясно, будто произошли вчера… Когда-то у этого человека убили жену, и он смог снова стать счастливым, лишь заставив себя забыть.
Для эльфа такой путь невозможен. Линдир не видел смысла задумываться об этом, не считая этот дар ни благословением, ни проклятием. Бессмысленно удерживать¬ что-то в памяти против воли, нелепо — стараться насильно забыть. Их воспоминания — это не только их прошлое. Это причины их поступков в настоящем, их дорога в будущее. Кому-то они давят на плечи, не давая вздохнуть, кому-то застят глаза, кому-то ложатся под ноги, помогая подняться. Он бы первый протестовал, если бы их предложили превратить в стертые картинки к повести летописца.
Впрочем, таким был не только он. Владыка Трандуил не забывал ничего и никому так же, как любой из тех, кто помнил Дориат не по рассказам. Беда ведь заключается не в самой памяти… Может, их всех отравил нрав Элу Тингола? Говорят же: каков Король, таковы и подданные. И его гордыня, его яростное желание удержать то, что он считал своим, навсегда вошли в их плоть и кровь. Тогда, видит Эру, им всем нужен был Валинор, чтобы научиться прощать. С другой стороны, судя по Первому дому, даже свет Валинора неспособен исправить все.
Линдир помотал головой, прикрывая ставни. Свою гордыню он оставил в Дориате, свой гнев — в Мирквуде. Им не место в Имладрисе. Следовало прогуляться и успокоиться.
Майлон и Ярлет, заступавшие на стражу возле лестницы, сказали, что Глорфиндель уехал «проверять рубежи». Оба очень досадовали, что не могут последовать за ним. Охота на орков представлялась куда более занимательным занятием, чем несение службы в спокойном Доме. Линдир только улыбался. Ночью было решено, сохранить все произошедшее в тайне. Дом должен остаться для всех местом, куда дорога беде заказана.
Они даже не спорили: Глорфиндель отправится к границам, Советник проверит всех в Доме, Линдир будет смотреть, слушать и вспоминать. Вряд ли на границах Глорфинделя ждет хоть один завалящий орк — врага стоило искать внутри, но прошлое учило их, что лишней бывает только самоуверенность… Враг — внутри. Слова отдавали пеплом. Падение всех эльфийских королевств начиналось с этого.
Погрузившись в размышления, Линдир не заметил, как оказался перед узкой тропой, что вела лепестку скалы в виде развернутой к небу ладони. Там, на площадке, уходящей вглубь, стоял небольшой дом. Сбоку его укрывал валун, сверху — пушистая ель, выросшая в расщелине.
Линдир услышал пение еще возле резной террасы. Миновав ее, он свернул направо — в мастерскую. В комнате с легкими ажурными стенами, сводчатым потолком и двумя оплетенным вьюном колоннами, открывавшими вид на ярящийся водопад, ткала Селуме Мастерица. Когда она нажимала на подножку, ее тело подавалось вперед,— словно в танце. Руки в широких рукавах вспархивали и замирали — и нитеницы станка опускались и поднимались, отзываясь на каждое движение.
Право торговать с Имладрисом род Свейна и две другие купеческие семьи ревностно оберегали и передавали из поколения в поколение. Причина крылась в ткани, которую они получали в обмен на тонкие нити из восточных земель. За локоть небесной парчи, вытканной эльфийскими мастерицами, на рынках Средиземья платили мерой золота. Купцам, доставлявшим такой товар, воздавалось богатством и уважением. Имладрис устраивала возможность знать, что происходит в соседних государствах, не обнаруживая явного интереса.
Была еще одна ткань, которую умели делать только эльфийки. Среди людей она давно почиталась волшебной, так как упоминания о ней сохранились лишь в сказках, и не существовало денег, за которые ее можно было купить. Узорчатая парча, говорили, может превратить дурнушку в красавицу, вернуть молодость старику или отвести дурное. Эльфы посмеивались, но никогда не спорили: говорили только, что такую ткань можно получить лишь в дар и никогда не объясняли, за что.
Секретом изготовления узорчатой парчи владели лишь несколько мастериц, и не было среди них равных леди Селуме, чья слава в Ост-ин-Эдиле не уступала славе его кузнецов.
Часть 15/?… Очнулся Линдир только от смеха Селуме. Она закончила петь и, повернувшись спиной к станку, с весельем наблюдала за неподвижным гостем. — Что привело тебя сюда, мастер Линдир? — она поднялась. Полоса готовой ткани, на которой среди ветвей плюща распускались лилии, соскользнула с ее колен на пол. На нитях основы безжизненно остались лежать дюжина катушек разных оттенков бордового. — Говорят, в скалах живет дева, чьи волосы — крыло вороново, чья глаза — небо зимнее. Хмурится она, и гроза собирается. Улыбается она, и солнце выходит из-за туч. — Надеюсь, эта красавица чаще смеется, чем плачет, иначе жизнь рядом с ней будет истинным испытанием. — Имладрис славен стойкими мужами. — Кто в Имладрисе не знает о смелости его лучшего разведчика? — закрыв до половины ширмой станок, Селуме поставила чашу на столик возле одной из колонн, — о его находчивости, — подняла плоский чайник и налила горячий травяной отвар. — Его веселом нраве… — И невероятном поэтическом даре, — закончил оду себе Линдир, отпивая необычайно вкусный напиток и любуясь тонкими запястьями, которые приоткрыли широкие рукава. — Я слышала, вчера ты посвятил прекрасную песню леди Арвен. — Мне льстят. Я просто спасал ужин, грозивший перерасти в свару. — Несмотря на гномов? — Вот именно. Не смотря. Они замолчали, глядя на водопад. Селуме всегда говорила, что свои узоры она видит в его струях, поэтому ткала только здесь. — Что-то происходит, да, Линдир? — Селуме коснулась его руки. — Я чувствую что-то недоброе. Она смотрела со спокойной грустью, которая обычно появлялась в ее глазах, когда она говорила о прошлом. Линдир быстро поцеловал кончики пальцев, задержавшиеся на его локте. — В Имладрисе происходят гномы! И это самое недоброе, что тут может случиться! — с жаром зашептал он. — Не бойся, о прекраснейшая, я на страже. И намерен тщательно запирать на наших подвалах замки. — Линдир! — отнимая руку, Селуме расхохоталась. Линдир принял тот снуло-брезгливый вид, с которым приветствовал гномов. — Владыка оказал мне честь, повелев встречать гостей и заботиться о том, чтобы они ни в чем не знали отказа. Поэтому я намерен проследить, чтобы они питались… подобающе, — вспомнил он любимое слово Советника. — Зелень, говорят, способствует развитию творческого начала. Как думаешь, что гномам придется больше по душе: салат или капуста? И снова Селуме смеялась, уже без грусти в глазах. Линдир был благодарен ей за доверие. И за смех. — Для кого ты ткешь это полотно? — он кивнул на узорчатую парчу. — Для короля Трандуила. Это будет дар от Имладриса на Цветение. Линдир улыбнулся. Только нолдор были способны произносить это слово, уважительно выделяя заглавную букву. Новый подземный дворец Короля Трандуила строили под цветущей багряной рябиной, принесшей белые плоды в тот миг, когда последний камень встал на свое место. С тех пор каждое цветение старого дерева — раз в тридцать лет — в Мирквуде, даже после того как он стал Лихолесьем, справляли пышно и весело. Линдир, однако, имел дерзость утверждать — несмотря на нежную привязанность к дереву даже не самого чувствительного Короля Трандуила — что лесные эльфы отмечают Цветение с такой охотой из обычной любви к праздникам. Обитатели Имладриса — к счастью или нет — думали, что он шутит. Нолдор всегда с большим уважением относились к символам. Иногда с большим, чем к собственной жизни. — А почему темно-красный? Глаза Селуме сверкнули: — Те, кто будут смотреть, увидят лишь то, что захотят увидеть сами. Короля Трандуила в роскошном платье, например. Интересно, сколько ослепленных богатством узоров, вспомнят, что ядовитый олеандр тоже с виду всего лишь красивый цветок? — Ему сошьют платье, которое станет давать мудрые советы? — Трандуил бы не принял такую ткань. — Ты бы никогда не стала вкладывать в свои творения зла. — Ты правда думаешь, что между вещью, заставляющей делать добро, и вещью, пробуждающей в душе дурное, есть разница? — Селуме отошла к площадке у водопада. После подлости Аннатара она так и не научилась шутить про вещи, наполненные силой. — А такие были? — Кто знает? Наши кузнецы сделали много вещей, оттачивая свое мастерство. Сейчас никто не вспомнит, что именно вкладывалось в них… Ты знаешь, что люди когда-то устраивали поход на развалины Ост-ин-Эдиля, чтобы найти эльфийские поделки? Линдир нахмурился. Ему уже говорили об этом только вчера. — Мне рассказывал один из приехавших купцов. Но я не слышал, чтобы хоть кто-то добился успеха. — И к лучшему, — пожала плечами Селуме. В ее голосе снова звучала грусть. — А скажи мне, искуснейшая, — Линдир стремительно поднялся и, подойдя к ней, картинно упал на колени. — Может ли простой эльф попросить у тебя рубаху из серебристых шелковых нитей, которые привезли эти разговорчивые купцы? — Разве этот простой эльф уже не получил праздничное фиолетовое платье? — Кто в Имладрисе не знает о дерзости его лучшего разведчика? — напомнил Селуме Линдир, уклоняясь от шутливого щелчка.
Разговор с Селуме заставил вспоминать. Глядя под копыта коня, спускавшегося к реке, Линдир сравнивал, и сравнения эти были полны яда. Казалось, что цветы в Дориате были красивей, воздух чище, небо выше. На мысли, что Имладрису прошедшие годы на пользу не пошли несмотря на кольцо Владыки Элронда, Линдир решительно остановил жеребца и упал в траву, закрывая глаза.
Сравнивать не стоило. Сожалеть было нельзя. Сожаление — это маленькая смерть, которая способна погубить даже бессмертного эльфа. Не успеешь оглянуться, как оно пригонит тебя на корабль и отправит на Запад, откуда способен вернуться разве что Глорфиндель.
Гудение подсказало, что на качавшуюся рядом незабудку села пчела. Линдир воочию представил себе ее треугольную голову, вытянутое тельце, желтовато-серый окрас. Видеть ведь можно и не глядя. У всего есть свой звук — у пчелы, которая собирает пыльцу, у травы, которую качает ветер, даже у сока, который струится по стеблям. Жизнь не бывает безмолвной. Она так громкоголоса, что заглушит и сожаления о прошлом, и гнев на вероломное предательство, и страх перед несостоявшейся потерей.
В этом странном нигде внутри звуков природы Линдир в мельчайших подробностях воскресил в памяти вчерашний вечер. Вот Борин с братиной произносит речь. Передает чашу Нару. Затем ее берет Нанцелин, после — Свейн. Все гости держали чашу в руках. На пальцах у человека были кольца, но яд из такого положения не бросить. Гномы кольца не носили, но им принадлежала братина, из которой не пил никто кроме Владыки. Нанцелин из Лориена вернулся из плена…
Где-то рядом звонко стукнула подкова о камень. Линдир не шевельнулся, дыхание его не сбилось. Здесь не должно было оказаться орков, но и покушения на Владыку здесь раньше казалось невозможным. — Война еще не началась, чтобы ждать появления врага по эту сторону границы. Рядом спешивался Советник Эрестор. Среди сочных красок дня он выглядел не очень уместно. Ему больше подходил лунный свет, который выбеливал бесстрастное правильное лицо и делал его похожим на одно из тех изваяний, что во множестве стояли в саду. Интересно, о чем он думает, когда обуздывает чувства? О звездах? Или море, о котором столько разговоров у нолдор? Поймав себя на том, что разглядывает молчащего Советника чересчур долго, Линдир сел и сделал приветственный жест. — Покушение на Владыку чудовищно, — уведомил, наконец, тот. Сорвав травинку, Линдир почесал ей бровь. — Как-то не в Ваших традициях, начинать разговор с общих мест. — А вы считаете это общим местом? — Кто-то посмел поднять руку на величайшего целителя Средиземья, мудрейшего из эльфов, и… Увидев сухую жесткую улыбку на губах Советника, он осекся. Пришло запоздавшее понимание, что чудовищным тот считает не столько попытку отравления, сколько то, что она удалась. Линдир приложил руку к груди, извиняясь. — Иногда вы очень плохо видите для разведчика, — Пожалуй, иногда сияние слово «неподобающе» слепит меня слишком сильно. Советник насмешливо улыбнулся, и показалось, что в его словах заключался еще какой-то — так до конца и не разгаданный — смысл. Впрочем, существовали более насущные вопросы. — Владыка уверен в невиновности гномов. — Он не желает оскорблять гостей подозрением. — В таком случае, — Линдир глянул в упор, — нам придется оскорбить подозрением кого-то из обитателей Имладриса. — Имладрису это не повредит. Глупость друзей иногда опаснее, чем вражеское коварство. Эту глупость в Гондолине звали отчаяние и предательство. Но у каждого в прошлом свои раны. Линдир сел, сцепив руки в замок, и принялся рассказывать все, что видел. Ветер спал, воздух стал жарче. В горле начало першить. — У поднимавших чашу не было возможности бросить яд. — Вы хотите сказать, что он оказался в вине раньше? — В вине. Или в гномьей братине. — Поразительное упорство с вашей стороны, — Советник смотрел в сторону. Складывалось впечатление, что его собеседником является большой муравейник в тени камней. — Остальных вы уже исключили? Свейна и Нанцелина. Человека и эльфа. Род человека уже пятое поколение торгует с Имладрисом, но сыны их народа не всегда похожи на отцов, а внуки на дедов. Эльфа даже после плена не склонить в сторону тьмы — он или оправится или умрет. Но орки ведь тоже в начале были эльфами… Мысли были мерзкими и необходимыми. — Не исключил. Но вы не станете отрицать, что ненавидит эльфов только Нар сын Фрара. — Не стану, — Советник внезапно встал, комкая разговор. — Я подумаю над вашими словами. И еще, Линдир, — добавил он, уже вскочив на коня, — я прошу у вас прощения за тот разговор с косами. У меня не было права вмешиваться. И ускакал — внезапно, словно вспомнил о незавершенном деле. Линдир недоуменно посмотрел ему вслед. Вмешиваться, Эру Единый, во что?
-
-
31.03.2013 в 14:15не уверенный в его воинственности потенциальный автор.
-
-
31.03.2013 в 14:42/заказчик
-
-
08.04.2015 в 10:50Объяснение, почему в Ривенделле отряд Торина встретил именно Линдир, а не Эрестор.
Исполнение №1
-
-
08.04.2015 в 20:47– О, видимо все дело было именно в хоббите!
бедный Бильбо, а он и не знал, насколько он ужасен)
теперь понятно, почему в вк Эрестор постоянно сопровождал Элронда. в Ривендейле не один, а целых четыре хоббита!
спасибо, Автор, повеселили)))
-
-
09.04.2015 в 01:58про поломойку в особенности))))
-
-
09.04.2015 в 23:04-
-
22.02.2016 в 23:421) все стихи в тексте - переделки Гумилева, один - переделка песенки вагантов
2) ваш автор повел себя как голливудский сценарист ))))
Часть 1/?
-
-
22.02.2016 в 23:44-
-
22.02.2016 в 23:46-
-
23.02.2016 в 00:59Только что же это раненому бедняге никто не помог волосы вымыть?
-
-
23.02.2016 в 01:02-
-
23.02.2016 в 07:03Все посчитали, что волосы подождут еще немного. И, собственно, были правы )) Линдир только был категорически не согласен с такой точкой зрения.)
[Беренис],
Продолжение будет. Простите, забыла tbc в конце.
-
-
23.02.2016 в 13:14-
-
29.02.2016 в 23:16-
-
29.02.2016 в 23:17-
-
29.02.2016 в 23:26-
-
07.03.2016 в 22:43-
-
07.03.2016 в 22:46-
-
07.03.2016 в 23:23Автор, у вас очень интересно получается, слежу за сюжетом с огромным удовольствием.
И заканчиваете вы на самом интересном месте...
-
-
08.03.2016 в 11:13спасибо ) Автор надеется, что дальше будет не менее интересно, тем более, что к основному сюжету мы только-только потихоньку подбираемся.
А
-
-
10.03.2016 в 17:37-
-
10.03.2016 в 23:51спасибо, рада, что нравится!
А
-
-
13.03.2016 в 01:36-
-
13.03.2016 в 01:41-
-
18.03.2016 в 19:13-
-
18.03.2016 в 19:18-
-
30.03.2016 в 20:58-
-
30.03.2016 в 21:01-
-
30.03.2016 в 21:02-
-
30.03.2016 в 21:04