[MistyMountains]

IX-26. По мифу об Орфее. Фили погибает, однако Кили узнаёт древнюю легенду, по которой можно спуститься в Чертоги Мандоса и спасти умершего гнома. Однако для этого нужно удивить Владыку Мёртвых. Без юмора.

Исполнение №1
Исполнение №2, части 1 2 3 закончено

@темы: Выполнено, Девятый тур, Кили, Фили

Comments

[Hobbit!Anon]

Небольшая предыстория. После БПА в живых остались двое: Кили и Дракон. Кили выменивает у Дракона воспоминания, отдавая тому остатки своей жизни. Когда предложить становится нечего, он отправляется в Чертоги, чтобы получить от их Хозяина нечто большее, чем просто память о брате. Цена за спрошенное высока, но Кили это не беспокоит - он готов заплатить вдвое и втрое.
Уважаемый заказчик, Вы просили не юмор. Возможно, это будет единственным совпадением исполнения с заявкой. Заранее прошу простить.

Исполнение № 1

Нож мешал. Он остыл и от каждого движения ворочался в груди. Боли не было, только кусок стали в замершем сердце. Кили заставил себя набрать воздуха, чтобы засмеяться.
Теплое дуновение. Ощущение тела словно в гигантских, с него размером, ладонях, несущих его в пространстве. Смех прервали.
Далеко в темноте кто-то вздохнул.
— Махал.
Голос раздался рядом. Как ладони, он был теплым и огромным:
— Это не чертоги. Ты слишком много предложил за странный выбор.
— Так…я не попаду туда? – если совсем не шевелиться, то ничего и не чувствуешь.
— Нет, — печаль растворилась во тьме и укутала Кили плотным одеялом. – Не сейчас. Не знаю. Ты самый яростный из всех, кого я создал. Но и их создал тоже я. В чертогах ты можешь принести много вреда.
Ощущение движения в темноте, и стремительного, и расчетливого. Время растворялось в словах, они отмеривали мгновения:
— Это был дракон?.. – утверждением, не вопросом.
— Да. Но за ним то, над чем у меня нет власти, и оно попытается завершить сделку. Знает, что расплата к его вящему торжеству, и твоему поражению, мое буйное детище. И сновидений не я хозяин.
— Ох, Махал!..
— Говорят, Намо очень редко тревожат гномы.
Темная ночь. Может быть и вечностью, и мигом.
За веками забрезжил яркий молочный свет. Ноги ощутили твердь и выпрямились. Великанская длань в последний раз с сожалением провела по спине, ободряя.
— Не открывай глаза, — другой голос, холодный, как морозный воздух, перехватывает несуществующее дыхание. – Иначе останешься в моих владениях навсегда. Ты еще не решил?
— Решил? – вскинулся Кили.
— Драконы лгут. Выбор есть и сейчас. Ты хочешь броситься на меня с ножом. Не понимаешь, что от ярости останется тоже самое, что и от боли? И тебе снова будет нечего сказать. Это же не самое ценное?
Кили набрал в грудь воздуха. Теплая струя просочилась мимо лезвия ножа. Почему все, кроме боли?
— Махал милостив. А то бы ты не смог выпутаться сам, — пауза, крошечная, но у Кили все внутри переворачивается, вся тишина, которая начинает звенеть. – Ты хотел жить в несуществующем сне? Проснуться раненым перед Эребором без дракона? Забыть? Ты прав, память — самое дорогое. Как твоя любовь. Ты бы мог и это отдать. А предложишь больше?
— Ты!..
— Как муха, запутавшаяся в паутине, ты колышешь всю тонкую ткань снов и видений между тем миром, и этим. А сил у тебя хватит надолго.
Кили сквозь веки ощутил этот пристальный, зачарованный взгляд.
— Ты отдашь его любовь.
Да.
— Не будешь собой.
Да.
— У тебя будет очень мало времени.
Неважно.
— Ты ничего не забудешь.
… Ладно.
— А что потом?
— Не знаю.
— Больно не будет?
— Не знаю. Ты согласен?
— Да!!
Чужая рука выдергивает нож и вонзает его в глаз. Боли нет, но через рану в груди внутрь вихрем просачивается темнота. Она заливает разум, и твердь под ногами уплывает куда-то в сторону.

Сердце бьется глухо-глухо.

В нос лезет запах нагретой росы, и мокрой травы, согретой слабой солнечной дымкой. Ранее утро летом. В шуршащем от сильного ветра перелеске редко чирикают птицы – грядет дождь.
Сбоку раздается знакомый голос, и Кили стремительно открывает глаза и садится, преодолевая сопротивление плохо слушающегося тела:
— Сверни одеяла! Я пойду поседлаю.
И еще один, знакомый не меньше и родной:
— Погоди, у тебя коса сзади расплелась, я быстро.
— Дай трубку.
Через жидкий куст видно золотое пятно, горящее во встающем рассвете. Кили зябко поеживается, собираясь вскочить на ноги и броситься.
А рядом темная нечесаная грива, руки, упрятанные в лучную перчатку, затягивают косу потуже, улыбчивый рот, не переставая говорит что-то прямо в светлые волосы.
Кили замер, ладони его тянутся закрыть глаза, потереть их крепко, и натыкаются на топор, наполовину ушедший в лоб.
Полгода. И да — будешь все помнить.

[Lintu_Lenny]

Ох... тыжблин
Все отдал. В прямом смысле - все. Но это же поможет, ведь правда?
Плевать, что общего с заявкой мало... оно просто настолько, что прям... да.
не з.

[Hobbit!Anon]

Немножко от автора: скорее всего, это не то, что хотелось заказчику. Но автору прежде всего хотелось показать, насколько верен может быть, при всей своей горячности, Кили. Без рассуждений, без сожалений. Он хочет вернуть брата и готов сделать для этого совершенно все, даже если это "все" поможет не совсем так, как нужно. Так что автора понесло. Возможно, кое-где я чуть перегнул - отдаю это на суд заказчика и искренне надеюсь, что хоть немного, но понравится.
И да, все, в итоге, хорошо

Исполнение 2. часть 1.

Когда тело Фили мешком свалилось Кили под ноги, он в первый миг не понял, что видит. Узнавал — светлые волосы, распахнутые голубые глаза, губы, синий кафтан и тяжелый кожаный пояс, за который они недавно чуть не подрались. Но не верил. Это не мог быть Фили. Не мог и точка.

Кили медленно подошел к брату, опустился на колени, провел ладонью по застывшему лицу, на миг задержавшись на губах — не дышит — и услышал дикий рык за спиной. Повинуясь выучке, вбитой в каждую мышцу с детства, он еще успел дернуться в сторону, попытался уйти из-под удара, но было уже поздно.

Боль пронзила тело Кили, стало тяжело дышать. Глотая ледяной воздух, он опустил глаза, увидел вышедшее из груди острие клинка и упал вперед, щекой на холодное лицо брата.

«Ну, хоть так», — еще мелькнула в его голове невнятная мысль, a потом все померкло.

Ушел свет, ушло дыхание, Кили больше не чувствовал боли и просто спокойно лежал. Он имеет право отдохнуть, ожидая, пока откроются Чертоги. Вот только обнимет Фили.

Кили двинул рукой, желая обхватить брата за плечи, и вдруг понял, что никакого Фили рядом нет. Он дернулся, зашарил ладонями вокруг, но ничего не изменилось — Кили был один.

— Но как? — выдохнул он, садясь, и огляделся.

Это совершенно точно был не Рейвенхилл. Просто пещера, чем-то похожая на ту, из которой они попали в царство гоблинов. Кили даже на мгновение решил было, что просто уснул на страже и сейчас схлопочет от Торина, но потом опустил голову, увидел на себе одежду, в которой был во время Битвы и слегка успокоился.

— Где это я?

Кили встал, собираясь начать обыскивать пещеру, но тут же понял, что это бессмысленно. Она была просто крошечной. Хотя, он все равно простучал каждый дюйм стены, пытаясь отыскать хоть что-нибудь — скрытую дверь или прикрытое окошко, не нашел, и так и не понял, почему в пещере так светло.

— И нет Фили, — вдруг проговорил Кили и без сил опустился на пол, обхватил колени руками. — Его нет.

Кили изо всех сил зажмурил глаза, глотая подступившие к горлу слезы, но сознание одну за другой подкидывало ему картинки — вот испачканная в крови орков перчатка, вот чуть растрепавшаяся косичка, которую он сам заплетал брату утром, вот полурасстегнутая рубаха, рваная, в крови. И кровь везде — на снегу, на одежде, на губах. Кровь Фили, которому он клялся, что будет защищать. И которого не уберег.

— Ты так горюешь о брате, a ведь твой дядя тоже мертв, — услышал он вдруг. Кили вскинул голову, дернулся было встать, но тут же понял, что в пещере он по-прежнему один.

— Я с ума схожу? — устало спросил он.
— Ну отчего же, — голос чуть улыбнулся. — Ты просто в Чертогах ожидания.
— Не так я себе их представлял, — пробормотал Кили и снова уткнулся лицом в колени.

Кажется, голос что-то ему сказал, но Кили не слушал. Он вспоминал.
Он всегда жалел людей. Не потому, что слабые, a потому, что мало живут и, умирая, уносят в собой слишком мало памяти. И пусть Балин объяснял ему, что просто у людей совсем другое посмертие, Кили не особо вслушивался, остро жалея несчастных. A вот сейчас он им завидовал.

Как бы было хорошо не помнить столько всего — улыбок, игр, объятий, счастья. Почему он никогда не понимал, как, на самом деле, счастлив рядом с Фили? Мог бы и догадаться, дурак, особенно после их первого поцелуя, когда, казалось, вот-вот лопнет сердце от радости. И Фили так тепло ему улыбался, так касался его лица — аккуратно, нежно, что Кили не выдержал и снова набросился на его губы. И никогда не говорил, что понял, что еще миг этого счастья и оно его поглотит, и ничего от Кили не останется.

— Да лучше бы так и случилось, — проговорил он, плотнее сворачиваясь в клубок.
— Я был удивлен, увидев ваш первый поцелуй, — услышал он. — Я не дозволял братьям ложиться друг с другом, как мужу с женой.
— Ты умеешь управлять любовью? — огрызнулся Кили.

Ему было совсем не интересно, кто это или что, с ним говорит. Раздражало только то, что его отрывают от воспоминаний о Фили. Это мучение, о, Махал, знал бы ты, какое это мучение — вспоминать его, но Кили понимал, что просто не может отказаться от этого. Ведь так его брат, его любимый, был жив.

— Хм. A если бы ты получил шанс оживить его по-настоящему?

Кили не сразу понял, что ему говорят, вспоминая, как брат подарил ему красивый колчан, полный новеньких стрел, когда Кили отстоял свое право на лук. Еще неизвестно, что сказал бы Торин, но подарок Фили, кажется, все и решил.

— Гном, ты меня слышишь?
— Вернуть Фили? — медленно повторил Кили. — A как? И по какому праву ты мне предлагаешь это?
— По праву твоего Создателя, — серьезно сказал голос. — Ты же только что сказал, что мучаешься без него.
— Подумал, — вяло поправил Кили.
— Думаешь, для меня это имеет значение?
— A то, что мы с Фили…
— Вместе? Это забавное дополнение. Так ты хочешь вернуть брата? Чтобы он снова дышал, ходил, улыбался?
— Больше всего на свете.

Кили даже зажмурился, представив, как Фили снова посмотрит на него, пряча улыбку в усах, как они вместе посмеются шутке, как будут плечом к плечу восстанавливать Эребор или уйдут из него, как…

— Как мне это сделать? — вскинулся он.
— Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.
— Знаю. Знаю, — Кили быстро огляделся и недоуменно нахмурился. — Но что?
— Что-то важное. Чем важнее, тем дольше будет жить твой брат.
— Погоди, — еще сильнее нахмурился Кили. — Так это что, не навсегда?
— A это уже как получится. Даже я предсказать не смогу. Думай, парень.
— Хорошо, — медленно кивнул Кили.
— И еще, — ему показалось или голос замялся? — Может так случиться, что он не вспомнит тебя, что будет другим, что вы не будете вместе или…
— Я все понял, — замотал головой Кили и всхлипнул. — Пусть как будет. Я просто хочу, чтобы Фили жил.
— Тогда думай, — отступил голос и совсем тихонько пробормотал. — Думаю, ты точно придумаешь что-то забавное.

Сколько Кили просидел, уткнувшись лицом в колени, он не знал. В голове крутились какие-то обрывки — воспоминания, прощальные слова матери, смерть Фили, собственная смерть — все казалось неважным, ненужным, надо всем главенствовало одно, то, что он просто обязан придумать что-то. Что он может сделать, чтобы Фили жил, что отдать? Отдать.

Кили распрямился и вытащил из-за пояса длинный нож. Он совсем позабыл о нем. В бою он оказался не нужен, да и здесь тоже. A теперь вот мог пригодиться.

— Отдать, — проговорил Кили, пристально глядя на сверкающую полоску стали. — Хорошо. я отдам руку, которой касался своего брата.
— И поклянешься, что не прикоснешься к нему там, в новом мире, — сказал голос в его голове.
— Клянусь, — кивнул Кили.

Боли почти не было, только скрипели, распадаясь под острым клинком, сухожилия, да лилась темная, словно бы замерзшая, кровь. Потом Кили отложил нож и уставился на собственную кисть, лежащую в луже крови. Левая. Это ей он тогда вцепился в плечо Фили, отказываясь уходить из его постели. A потом все гладил и гладил его лицо, губы и все шептал…

— Ты такой…

Кили распахнул глаза и, шало, пьяно улыбаясь, уставился на брата снизу вверх. Фили стонал, двигал бедрами, все глубже впуская в себя его член, и больше всего Кили хотелось ухватить его за талию обеими руками, и насадить на себя сильнее, до конца, чтоб не дразнился. Но какое-то смутное чувство остановило его и, вместо этого, он крепче ухватился пальцами за прутья кровати. Хотя поддать бедрами вверх, глубже входя в тело брата, это ему не помешало. Фили вскрикнул, закусил губы, и тяжело задышал. Кили повторил движение, чувствуя, как от напряжения начинают болеть мышцы живота.

Фили быстро наклонился, поцеловал его, прижался щекой к щеке и Кили фыркнул, отплевываясь от его волос, тут же попавших в рот.

— Обстригу, — пригрозил он, двигая бедрами.
— Нет, — помотал головой Фили, и снова выпрямился, задвигался сам, сильно и быстро насаживаясь на его член.

Все закончилось быстрее, чем Кили хотелось бы, но он ничего не сказал, только улыбнулся, чувствуя во всем теле приятную истому, и повернулся, подминая под себя левую руку, прижался лбом к плечу Фили.

— Хорошо.
— Ага.
— Повторим?
— Попозже.

Кили фыркнул, якобы недовольно, но тут же замолчал, чувствуя, как брат поглаживает его по волосам, чешет за ухом, слегка дергая за перепутавшиеся косы. Косы? Когда это он начал плести косы?

— Мне тут сон недавно приснился, — вдруг сказал Фили и тон его был таким напряженным, что Кили тут же позабыл про все глупости насчет прически.
— Тот, из-за которого ты такой смурной целый день ходил? — спросил он, выпрямляясь.
— Ну да, — чуть кивнул Фили, глядя в потолок.

Кили оперся подбородком ему о грудь, и принялся гладить отросшую светлую бороду. В ней было уже много серебра, но оно было почти незаметно, не то что у него самого, все волосы как солью побиты. Пусть Фили и говорит, что красиво, но Кили знал, что красиво только одно — вот это теплое, светлое золото.

— И что тебе снилось? — спросил он. — A то молчал, я уж подумал было…
— Снилось, что мы все умерли тогда.

Кили замер, перестал гладить Фили, a потом сел, передернул плечами. Он хорошо помнил, даже через столько лет, те дни сразу после Битвы. Как медленно угас Торин, как следом за ним едва не отправился Фили, как он сам проклинал себя за то, что остался невредим.

— Мы все, ты тоже, — вдруг услышал он и повернулся.

Фили смотрел на него устало и очень серьезно.

— Я помню, что было больно, но не от того, что убили меня, a потому что я еще видел. как убивали тебя, лежал и ничего не мог сделать. A потом наступило одиночество, и это было хуже всего.
— Но говорят же, что в Чертогах Махала мы не одиноки? Там пиры и все такое.
— Да, говорят, — чуть кивнул Фили. — Но я был один.

[Hobbit!Anon]

Исполнение 2. часть 2.

Он закрыл глаза и лицо его вдруг стало таким спокойным, строгим, отрешенным, что Кили стало страшно.

— Эй, не смей, — прохрипел он, наклоняясь над Фили и сам не понимая, что делает, приложил левую ладонь к его лицу. Но вместо тепла и колкой бороды ощутил ледяной холод. — Фили?
— Да, не долго же ты продержался, — услышал Кили, распахнул глаза и понял, что стоит, приложив ладонь к стене.
— Рука приросла, — пошевелив пальцами, проговорил он, оседая на пол.
— Тебе бы этого не хотелось?
— Мне все равно.
— Хорошо.

Кили поднял руку и горько скривил губы, увидев культю. Сама кисть лежала рядом.

— Что же, так честнее, — прошептал он.
— У тебя почти получилось, — сказал голос. — Ну что же…
— Я попробую еще, — перебил его Кили. — Ты ничего не говорил о количестве попыток.
— Не говорил, — помолчав, согласился голос. — Ты уверен?

Кили закрыл глаза и вернул ощущение теплого тела, прижимающегося к нему, звук дыхания, голос, смех.

— Да.

В этот раз он почти не думал.

— Глаз, — хрипло сказал он, поднося острие ножа к лицу. — Я больше не посмотрю на своего брата.

В этот раз боли было больше, но Кили усилием воли постарался задвинуть ее на самый край сознания, a потом долго лежал, чувствуя, как теплая жидкость стекает по лицу.

— Оин, с этим что-то можно будет сделать?

Кили вскинулся, застонал от боли, разрывающей голову, но сильные руки не дали ему встать, прижали к постели.

— Ты бы еще сильнее его приложил, a потом меня спрашивал, — отозвался старый лекарь.
— Не дерзи мне, старик, — в голосе, полном холодной ярости Кили едва узнал голос своего брата и невольно затих, сжался, стараясь занимать как можно меньше места. — Спрашиваю еще раз — с этим можно что-то сделать?
— Не знаю, узбад, — вздохнул Оин. — Слишком сильный удар. Вполне возможно, принц Кили больше никогда не сможет видеть.
— Тогда какого драного орка у него на глазах эти повязки?

Кили почувствовал, как его рывком посадили, a в следующий миг кто-то грубо сорвал с его глаз повязку. Темнота никуда не исчезла, только по щекам побежали слезы.

— Чего ревешь, a? Ничтожество.
— Ваше Величество…

В ответ раздалось презрительное фырканье.

— Чтобы к вечеру он был в своих комнатах.

Ничего не понимающий Кили, напряженно вытянув шею, проводил шаги брата, услышал, как хлопнула дверь и только потом спросил:

— Оин, что случилось?
— Ваш брат слишком сильно ударил вас, Ваше Высочество. Если Махалу будет угодно, он вернет вам зрение, но это, к сожалению, не в моих силах.

Кили молчал, ковыряя пальцем дырочку в покрывале, несколько долгих мгновений, a потом вдруг понял, что хочет узнать:

— Почему ты называешь меня так? Почему не Кили?
— Приказ, — коротко отозвался Оин. — Давно уже. С самой коронации.
— С самой коронации, — проговорил Кили, опуская голову, чтобы скрыть возникшую на губах улыбку.

Оин просто не понял бы его, решил, что он или спятил или еще что, и Кили сейчас и правда был от этого не далек. Счастье — безумное, сумасшедшее, оглушающее, переполняло его. Фили живой, Фили — узбад. И он больше не навредит ему, потому что нечем, потому что и в этом мире он слеп. Это ли не радость!

Его счастье слегка поблекло, когда первое, что сделал Фили, войдя вечером в комнаты брата — ударил его. Кили, поднявшийся было на ноги, услышав его шаги, неловко повалился обратно в кресло и утер губы, чувствуя, как рот наполняется кровью.

— За что? — он не успел остановиться и весь сжался, ожидая новых ударов.

Фили схватил его за воротник куртки, выдернул из кресла, но бить почему-то не стал. Кили чувствовал на лице его горячее дыхание и больше всего хотел поднять руку и провести пальцами по щеке брата, почувствовать мягкость волос, холодные эглеты.

— Ты позволил его убить, — услышал он вдруг и ошеломленно заморгал. — Ты сделал это специально. Ты все знал и поэтому…

Фили так неожиданно всхлипнул, что Кили не сдержался, дернулся вперед, безошибочно нашел губами теплые губы и поцеловал. A в следующий миг упал, ударившись о стену, к которой отшвырнул его Фили.

— Так вот в чем дело, оказывается. A говорил, что то была случайность, что вас просто в бою друг от друга отнесло. Что свою эльфийку любишь.
— Я… — у Кили не было сил говорить, но он пытался. — Я ничего не сделал.
— Вот именно, — жестко припечатал Фили. — Ты не спас Торина.
— Ты… Торин… — Кили не находил слов.
— A-то ты не знал, — язвительно фыркнул Фили. — Ты сам нас застукал. О, я помню, как ты смотрел на нас тогда. Ну да ничего, — Кили услышал тяжелый шаги, a в следующий миг ему в живот врезался носок сапога. — Теперь ты уже ничего не увидишь. Никогда.

Кили, скорчившись от боли, лежал на полу и просто пытался дышать. Горячие слезы бежали по его лицу, капали с носа, он захлебывался ими.

«Он будет другим», — вспомнились ему слова, далекие, словно из какого-то сна, и он заплакал, уже не сдерживаясь.

— Не реви.

Теперь Фили говорил уже устало. Он также грубо поднял Кили на ноги, тот не мог стоять и навалился на него, почти ожидая, что брат оттолкнет, старался не цепляться за него, и не мог, прижимался. A Фили почему-то терпел, хотя мог не сдерживаться — и теперь Кили понимал, почему. Он понимал Фили, потому что сам знал, каково это, потерять любимого. И все же, у него, у Кили был шанс, и все получилось. У Фили этого шанса не будет.

— Но я не виноват, — почти безголосо проговорил Кили.
— Виноват, — отозвался Фили и младшему на это сказать было больше нечего. Все равно брат не поверит.

Дни в темноте сливались в один. Кили радовался только тому, что брат не запрещает ему работать. Кили занимался оружием — благо мастерская была за углом, a находить нужные инструменты наощупь он привык еще в детстве, когда в Синих горах, в мастерской Торина, они экономили на свечах. О Торине Кили старался не думать. Точнее, старался не думать о нем, как о любовнике Фили. Он не помнил этого, чтобы не говорил брат и не хотел помнить. Если он разрешит себе в это поверить, что ему тогда останется? Только прыгнуть в какую-нибудь глубокую каверну.

Фили приходил по вечерам, они ужинали, в глухом молчании пили вино, курили. И Кили чувствовал на себе тяжелый, мрачный взгляд. Иногда Фили срывался и тогда посуда летела на пол, a Кили потом целый день проводил в постели, a старик Оин рядом с ним, меняя примочки на синяках, бинтуя порезы.

— Когда-нибудь он окончательно сойдет с ума и убьет тебя, мальчик, — шептал старик-лекарь, качая головой.
— Пускай, — шептал Кили разбитыми губами.

Фили — жив, a значит, все не зря. Не зря. Не зря! Кили в это верил. Потому что больше было не во что.

— Он был лучше тебя, — однажды сказал он, перебивая Фили, который зачем-то рассказывал ему о восходе над Горой. — Намного. Я был бы счастлив, если бы он стал узбадом, a ты…
— A я умер? — насмешливо спросил Фили. — Так я тебя разочарую, все совсем не так.
— Да, не так, — спокойно кивнул Кили. — Ты умер первым. Просто казнь. И то, что есть сейчас, — он повел рукой в сторону, задел кубок и тот со звоном упал на пол, — это только потому, что я слишком сильно люблю тебя.
— Любишь? — Фили расхохотался, но Кили было не сбить.
— Да, — повторил он, — люблю. И ты не верь, не надо, но так будет всегда. Я отдам за тебя, за то, чтобы ты жил всего себя, по кусочку.
— Да ты совсем спятил, братец, — с фальшивой жалостью отозвался Фили и Кили вдруг остро порадовался, что не видит его лица.
— Наверное, — согласился он. — И я счастлив, потому что только в безумии я мог бы представить себе своего брата таким.
— Каким?

Фили вскочил на ноги, навис над ним, но Кили не было страшно. Он поднял голову и незрячими глазами уставился на брата.

— Таким уродливым, убогим, мерзким. Я не вижу тебя, но я вижу твою душу, какая она черная, отвратительная и ты…

Кили не успел договорить. Фили, дико зарычав, вытащил его из кресла, изо всех сил оттолкнул к камину и Кили, наткнувшись на кочергу, упал спиной вперед, прямо на камни, из которых был сложен очаг. Кажется, волосы его затрещали и вспыхнули, он не был уверен. A вот свет, вдруг возникший в его глазах, был совершенно точно. Кили вскрикнул, когда боль пронзила глазные яблоки, моргнул, прогоняя слезы, и посмотрел на брата.

— Как ты прекрасен, — еще успел прошептать он, a потом снова оказался в пещере.

[Hobbit!Anon]

Исполнение 2. часть 3.

В этот раз он долго лежал, прижавшись спиной к стене, глядя уцелевшим глазом в переливающуюся темноту, и молчал. Молчал и голос. Или то все же был Махал? Кили не давал себе подумать об этом. Да и так ли уж это было важно. Важно, что Фили можно вернуть, но у него ничего не получается. Ничего.

— Так может пора перестать пытаться? — негромко сказал голос. — Хватит, Кили. Твое ожидание вот-вот закончится, ты пройдешь в Чертоги и там встретишь брата.
— Мертвого, — покачал головой Кили и сел. — A я хочу, чтобы он жил. И я знаю, что должен сделать.

И вот это уже оказалось очень больно. Если бы не уверенность, что он все делает правильно, если бы не огромное желание снова увидеть Фили, Кили просто духу не хватило бы.

Эребор пел и плясал. Гирлянды цветов свешивались с потолка большого, празднично украшенного зала, в свете множества факелов сверкали выложенные мозаикой стены, драгоценности на придворных. Кили был счастлив. На глазах его то и дело выступали слезы, но он был счастлив. Прячась за колонной, чтобы никто его не увидел — a то еще выгонят, не дадут полюбоваться, запомнить — он смотрел, как молодой и красивый узбад Эребора ведет в танце свою невесту. Еще немного и они обменяются свадебными клятвами, Фили наденет девушке на палец толстое обручальное кольцо.

Фили улыбался, был, совершенно точно, счастлив, и Кили был счастлив вместе с ним. Вот повезло-то брату с женой. И она его любит, это видно. И дети у них красивые пойдут.

— И кто тебя пустил сюда вообще, a?

Кили испуганно обернулся, согнул спину, пряча лицо. Он хорошо над собой поработал и шрамы на лице надежно скрывали то, кем он еще недавно был, но Кили все равно боялся, что его могут узнать.

— Здесь тебе не место, — прошипел Нори и вдруг вздохнул. — Иди-ка на кухню, тебя покормят.

Кили кивнул, бросил последний взгляд на танцующего брата и пошел, куда было велено. В Эреборе ему оставаться нельзя, a еда на дорогу не помешает, да может хороший нож впридачу. Было больно. С каждым шагом он словно оставлял за собой кусочек сердца, но все равно упрямо шел.

— Скажи кухаркам, чтоб дали тебе чего с собой, — снова проговорил Нори, уже на пороге зала, a Кили повернулся, и открыл рот. Нори позеленел. — Кто ж тебя так, парень. Давно?

Кили только пожал плечами и невольно вздрогнул. Вырезать себе язык — вот это оказалось больнее всего.

— Ну, иди.

Нори прикрыл двери. Кили еще миг постоял, прислушиваясь к музыке, и побрел на кухню. В Эребор он больше никогда не вернется. Средиземье большое, он как-то да сумеет пристроиться.


«Махал ко мне благоволил», — показал Кили знаками сыну, когда они въезжали в ворота Дейла. — «Мать твою скоро встретил, ты и твои братья родились».
— A теперь решил вернуться домой? — спросил сын, невысокий и светловолосый.
«Дела, сам же знаешь», — чуть нахмурился Кили.
— A я слышал, у них тут узбад недавно умер.
«Что?»
— Ну да, ты вчера по нужде отошел, a кто-то из гномов в таверне поминальный тост за него поднял. Вроде как месяц уже. Пап, ты куда?

Кили гнал пони, как сумасшедший и притормозил только у самый ворот, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания стражников.

«Умер. Как это умер? Он должен был жить, пока живу я. Ведь такой был договор, так обещано», — заполошно думал он, торопясь по коридорам Горы, вниз, дальше вниз, туда, где была древняя гробница. В ней лежал Торин, a теперь, выходит, и Фили.
«Но я не хочу, чтобы он умирал», — думал Кили.

Почему-то внизу было очень жарко и он рванул воротник кафтана, так что завязки порвались.

«Ты же обещал мне», — подумал он, сам не понимая, к кому обращается. — «Обещал».

Погребальная плита, закрывающая могилу, оказалась очень тяжелой, но Кили недаром провел всю свою жизнь, валя лес, сил хватило.

«Ты постарел, брат», — подумал он, касаясь пальцами потускневших, серебряных волос, жадно глядя на запавшие щеки, морщины избороздившие лицо, a потом наклонился и поцеловал Фили в твердые губы. Это ведь уже было как-то раз. Давно? Недавно?

«У меня больше ничего не осталось».

Слезы ручьем катились по щекам Кили, сердце болело так, что хотелось вырвать его из груди, растоптать. К чему оно?

«К чему», — слабо подумал Кили и вытащил из-за пояса нож.

Рубаха мгновенно промокла от крови и боль была так сильна, что если бы Кили мог кричать, он уже орал бы во весь голос, a так просто шипел. Лезвие упрямо входило в тело все глубже и глубже, вот-вот достигнет сердца, и тогда все закончится. Наконец-то!

— Эй, Кили!

Нож из ладони куда-то исчез, Кили вскинулся, ударился головой об изголовье и свалился на пол.

— Ты спятил, что ли, совсем?

Фили моргал на него с кровати, держа в руках колчан.

— Я понимаю, что тебе подарок понравился, но зачем же им мне в глаз-то тыкать.

Кили потер затылок и встал.

— Я… — голос не очень слушался спросонья. — Я больше не буду.
— Да уж постарайся.

Фили положил колчан на пол и похлопал ладонью по постели.

— Давай уже сюда. a то холодно одному.

Кили, улыбаясь, подчинился, прижался к брату и вскоре услышал его мерное дыхание.

— Так тоже может быть, — донеслось до него вдруг, и Кили невольно вздрогнул.
— Что?
— Ты удивил меня, гном.

Сумрак в комнате сгустился и Кили с удивлением увидел перед собой крепкого, кряжистого гнома. Он был одет в богатые, темные одежды, на пальцах множество колец, a волосы заплетены в косы. На Кили он, почему-то, не смотрел, только на спящего Фили.

— Так вот каким ты его видишь, — сказал он, помолчав. — Что ж, так тому и быть.
— Чему? — выдохнул Кили, комкая одеяло.
— Жизни, — как само собой разумеющееся сказал гном. — Ты удивил меня. Мало кто так за любовь борется, a ты все отдал.
— Да я ради Фили… — начал было Кили и умолк, остановленный взмахом руки.
— Я понял. И я позволю вам остаться вместе, никто не узнает, — Кили неловко покраснел. — Но когда придет время выбирать, ты должен выбрать правильно, молодой гном. Иначе, история повторится.
— Выбирать что?
— Ты знаешь.

Гном коротко кивнул Кили, бросил взгляд на Фили, и словно растаял в темноте.

— Выбирать, — прошептал Кили, потом повернулся на бок и обхватил брата руками.

Самый главный его выбор мирно спал рядом и Кили знал, что больше никогда и никому отнять у себя Фили не позволит. И никуда они с Торином больше не пойдут, никакая Гора им не нужна. Семья важнее, Фили важнее. Торин должен это понять. И даже если нет, даже если он посчитает их трусами - неважно. Пока Фили рядом и жив, неважно все. И справиться Кили сможет с чем угодно.

[pink panther]

Автор2, какая у вас хорошая история получилась)

[Hobbit!Anon]

pink panther, вам понравилось?

[pink panther]

Hobbit!Anon, да))

[Hobbit!Anon]

Спасибо

[merryginn]

а2 - у вас одновременно чудесная и страшная история, понравилась, но жутковато
нз.

[Hobbit!Anon]

merryginn, благодарю. Ну, история Орфея тоже не слишком спокойная.

[Hobbit!Anon]

загулявший заказчик прискакал и охренел
В первую очередь спасибо обоим авторам за исполнения. Не думал, что кто-то возьмётся вообще за заявку)

Автор 1, читал пару раз, прежде чем понял, если честно.
От заявки действительно мало осталось, но история интересная вышла. Хотя очень мало Здесь бы чуть поподробнее и поразвёрнутее))
Спасибо большое за исполнение!

Автор 2, вот это и правда великолепно!
Атмосферно, жутковато, и вместе с тем красиво. Именно то, что надо! Самоотверженность Кили, его отчаянная и преданная любовь к брату, не смотря ни на что... Махал, жестокий, но справедливый... А чёрт!!
Спасибо. Спасибо за исполнение!!! Понравилось однозначно

[Рыбе-Лис]

Замечательный текст. Огромное удовольствие доставил. Спасибо автор.

[LeeLana]

автор 2, получилось сильно
но хорошо
спасибо вам

[Hobbit!Anon]

Hobbit!Anon,
просто здорово, что вам понравилось! Кили и правда самоотверженный, ему кроме Фили ничего и не надо. Махал... ну, я бы сказала, что он немного заскучал за века, что позволил своему созданию такое делать. С другой стороны, награда была достойной.
Спасибо.

Рыбе-Лис, спасибо.
ав.2

LeeLana, сильно в каком смысле?

[LeeLana]

сильно в каком смысле?

в смысле воздействия вашей работы.

[Hobbit!Anon]

LeeLana, ну, наверное, это хорошо.
Спасибо)