[небо/автомат]

III-24. Торин/НЖП. Прощание перед походом, если бы у Торина все таки была женщина. NH!
Исполнение №1
Исполнение №2
Исполнение №3
Исполнение №4

@темы: Выполнено, Торин, Третий тур

Comments

[Hobbit!Anon]

Исполнение №1
Пройти мимо единственной гетной заявки тура было совершенно невозможно.
Автор немного расширил заявленный сюжет, поэтому считает, что исполнение должно покоиться под катом.

347 слов

- Рассвет зовет идти в поход,
Искать заклятый древний клад...
Молодежи лишь бы веселиться, даже проводы ухитрились обставить почти как праздник - с песнями, вином, пивом и вкусной едой.
Когда еще удастся так посидеть?
Степенный Балин что-то негромко втолковывал тихой и даже более обычного угрюмой Дис, пока Фили спорил с молодым Гимли, какая сталь лучше: эльфьей или гномьей работы.
"Она уже начала седеть. Скоро совсем постареет. А я? Я ведь старше ее..."
Странная мысль.
Впрочем, старость для гнома - лишь условное обозначение периода, когда ты почти всего добился и вкушаешь заслуженное уважение и преклонение молодых. Работе она не помеха, да и войне - тоже, посмотреть хоть на того же Балина.
Но для него, Торина, сына Траина и внука Трора, старость была еще одним пугалом. Потому что эта старость была нищей, в ней не было ни достоинства, ни должного довольства - лишь жалость и жалкость. Пустота.
От этого-то пугала, пожалуй, он и бежал сейчас к Одинокой Горе, положившись на неверную помощь колдуна Таркуна, известного умника, интригана и махинатора.
Бежал - чтобы вернуться с победой. Принести соплеменникам радость, покой и богатство, украденные драконом.
Других вариантов не было, не было выбора: он должен идти.
Но Сульвиг, жена, почему-то задержалась в дверях, глядя ему вслед.
Что тут можно сказать? Она стоит и смотрит. Не укоризненно, нет: для этого Сульвиг слишком хорошо воспитана и слишком хорошего рода. Она просто смотрит, понимающе даже. А он почему-то не может ответить ей взглядом на взгляд. Отводит глаза.
Ему нечего стыдиться! Особенно перед ней. Она ведь сама из племени Одинокой горы, она сама уже досыта, до тошноты наелась скитания по чужим домам и еды из чужих объедков.
Ведь и ради нее он идет в поход. Ради того, чтобы она заняла подобающее ей место - место царицы горного народа, супруги Короля-под-Горой, владычицы, равной эльфийским холодноглазым колдуньям...
А Сульвиг молчит и смотрит, словно хочет насмотреться напоследок.
Светлые косы спускаются почти до пят, руки, непривычно чистые, беспомощно опущены.
Что он может ей сказать?
- Я вернусь.
- Я дождусь.
Она разворачивается и скрывается в доме.
Он идет к ждущим товарищам. Медлит еще немного, потом решительно кивает:
- В путь!

[Нордамон]

Боже мой, автор, я вся трясусь, это так волнительно.
КАК мне хотелось этого исполнения, спасибо вам, я бы вас сейчас обняла как торин бильбо
заказчик, утонувший в волне неизвестно чего

да к тому же имя, ИМЯ, как из скандинавской мифологии, откуда толкин их и тащил
спасибо, доставило нимагукак
НЕТ СЛОВ ОДНИ ЭМОЦИИ

[Гость ФБ]

Очень рад, что и в этом фандоме имеется гет))
И спасибо за благодарность.
автор

[Stella Lontana]

Автор, спасибо! Наконец-то гет!

[Лася]

Ох, очень хорошее исполнение) Я когда заявку увидела, побоялась, что тут не обойдётся без мери-сьюизма, но текст невероятно трогателен

[Гость ФБ]

Лася, Stella Lontana, спасибо большое за отзыв))
автор

и слишком хорошего рода

царапнуло((( но в целом очень мило и прочувствованно, доставило

[Hobbit!Anon]

Исполнение 2
Разрешите присоединиться к немногочисленной гетной компании?
Не знаю, угодила ли - но писать было просто здорово. Спасибо за заявку!

Исполнение 2.

Началось все нелепо. Настолько нелепо и банально, что Торин, наверное, даже посмеялся бы. Смешно думать, как случайность - глупая, скучная, обыденная, как детская игра в чет-нечет, сметает твою жизнь – походя, даже не заметив, не осознав произошедшего. Но было не смешно.
Началось все с того, что на Торина упала женщина. Оступившись, рухнула с лестницы, плеснув белой пеной вышитого подъюпника, в воздух взлетели плетеная ивовая корзинка, несколько булочек, длинный, золотистый батон, глянцево блеснувший на солнце литым хрустким боком. Торин даже не понял, что произошло – просто шагнул вперед, подставил руки – и женщина, охнув, опустилась в раскрытые объятия. Юбка задралась, открыв городу и миру белые чулки и нежно-лиловые бантики подвязок. Пробормотав подходящую по случаю любезность по поводу нежданно свалившегося благословения богов, Торин поставил женщину на землю и, пока она, краснея, оправляла платье, подобрал корзину и сложил в нее сдобу, предварительно обтерев о практически чистый рукав. Собрав все, до чего не успели добраться городские собаки, он протянул корзину владелице. Женщина сделала неловкий книксен, взяла булки и, повернувшись, торопливо зашагала вниз по улице. Каблучки звонко зацокали по булыжной мостовой. Торин смотрел вслед, держа в руке обломок коричной булки. Женщина уходила, кружевной чепец мелькал между чужих спин, удаляясь – и Торин, откусив от булки, решительно зашагал следом. Булка была сладкой, крупинки запеченного сахара липли к губам, и Торин их слизывал. Позже, вечером, он спрашивал себя – почему. Выходило, что просто потому что. Потому что все еще пахло ванилью и мускатом. Потому что тело в руках было мягким и горячим. Потому что не разглядел лица под оборками чепца. Выходило, что причины нет – как у рухнувшей на голову сосульки, случайной драки в кабаке, закончившейся слепой злой поножовщиной, судороги, утаскивающей на дно теплого летнего озера. Причина не так уж много значит, если вдуматься. Торин пошел за ней просто потому что пошел.
Он быстро шагал, стараясь не выпускать из глаз невысокую фигурку в васильковом платье. Походка у женщины была чуть семенящей, она несла корзину, склонившись набок, далеко отведя в сторону локоть. Торин догнал ее на углу, замешкался, не зная что сказать – и не придумал ничего лучше чем осторожно дотронуться до этого пухленького белого локотка. Вскрикнув, женщина разжала руку – и второй раз за день Торин подхватил корзину за ребристые жесткие бока.
- Разрешите, я помогу.
Женщина вскинула голову. У нее были большие, по-детски круглые серые глаза и пухлый маленький рот с чуть вздернутой верхней губой. Казалось, она хочет улыбнуться, уголки губ чуть подрагивали, смешинки плясали в глазах – но улыбка пряталась, женщина смущенно отводила взгляд, склоняя голову к плечу. Торин смотрел на изгиб белой шеи, на бьющуюся у тонкой ключицы голубую жилку, на русый завиток, выбившийся из –под чепца.
- Благодарю Вас, господин…
- Торин Дубощит к Вашим услугам.
- Господин Торин Дубощит. Мне недалеко. Вниз до поворота и направо. – Голос у нее был высокий и певучий, она старательно округляла губы на гласных, тянула слова с южной томной медлительностью.
Они шли молча. Торин держал корзину, хлопая себя жестким боком по бедру. Женщина несла бережно свою так и не родившуюся улыбку, плещущуюся в серых, как у месячного котенка, глазах. Торин ждал, когда же она улыбнется – но не дождался. Высокий дом с ровными клумбами и невысоким резным белым забором выпрыгнул внезапно, как ночной разбойник из-за угла. Торину казалось, что он только-то заговорил, только-что взял корзину, он еще ощущал сладкую мягкость тела в руках – а дом уже таращился на него глазницами распахнутых окон. Женщина взяла корзину, кивнула, морщинки лучиками собрались в уголках смеющихся глаз. Кивнув, она повернула щеколду и ступила на посыпанную мелким серым гравием дорожку. Навстречу ей из-за кустов малины выкатились два мальчика лет четырех, с воплями уцепились за белый фартук, потянули к двери. Развернувшись, Торин пошел прочь. Он думал о том, какая у нее улыбка. Как ни странно, об этом было довольно интересно думать. И только у двери дома он понял, что так и не знает, как ее зовут.
Весь следующий день он просидел в трактире, у окна, из которого был виден дом с резным белым забором. Женщина выходила, спускалась с крыльца, придерживая юбку левой рукой. Поливала цветы из большой медной лейки, собирала малину, развешивала на веревках мокрое белье. Невысокий, начинающий лысеть мужчина в вязанном пестром жилете вышел, крикнул ей что-то – и вновь скрылся за дверью. Женщина, подхватив пустой чан из-под белья, ушла в дом. Торин взял еще пива, набил трубку и закурил.
Когда женщина, с корзиной, прикрытой вышитым полотенцем, вышла со двора и быстро пошла по улице, Торин догнал ее, пошел рядом. Она посмотрела на него, склонив голову набок каким-то быстрым птичьим движением. Похоже. Она нисколько не удивилась, словно ожидала увидеть рядом с собой кряжистого, бородатого гнома с коротким тяжелым мечем. Торин протянул руку, женщина передала ему корзину.
- Сейчас к миссис Белинде. Я должна занести ей пирог с вишней.
У нее получилось ви-ишней, долгая и зависла в прозрачном летнем воздухе. Торин улыбнулся и кивнул. Что ж, к Белинде, так к Белинде. Маршрут не хуже и не лучше прочих. Он нес корзину, которая от дома к дому становилась все легче, и пытался придумать тему для беседы. Булочница шагала легко и быстро, молчание нисколько не тяготило ее. Иногда она оглядывалась на Торина, взмахивала густыми пепельными ресницами, кивала чему-то, и шла вперед. Торин шагал за ней, глядя, как покачиваются круглые бедра под складками охряно-желтой ткани, хотелось подойти, провести пальцами по белой тонкой шее, намотать на палец короткий золотистый завиток, выбившийся из-под чепца. Опустошив корзину, они пошли обратно. Торин протянул булочнице согнутую в локте руку. Женщина положила мягкую теплую ладошку на широкую руку гнома. Ладонь казалась сделанной из тонкого, прозрачного фарфора на фоне смуглой руки гнома. У поворота булочница остановилась, убрала руку ,спрятав ее под фартук. Торин посмотрел на свою ладонь, еще хранящую чужое тепло. Сжал кулак, завел руку за спину, под короткий плащ, стараясь удержать теплый призрак прикосновения.
- Я пойду разносить сдобу завтра в десять. – Отвернувшись, она быстро зашагала к дому, корзина раскачивалась, цепляясь за складки юбки.
- Погодите. Как Вас зовут?
Она остановилась, обернулась, складки чепца колыхнулись. Лучи солнца тонкими золотыми струями текли через кружево, ложась пятнами мерцающего света на мягкие белые плечи.
- Эви.
- Я приду, Эви.
Она кивнула и улыбнулась. Улыбка была именно такой, какой представлял ее Торин – медленной, тягучей, сладкой, как гречишный мед. Торин улыбнулся в ответ – но Эви уже шагала прочь, торопливо цокоча каблучками.
Если бы у Торина спросил, куда делось то лето, а он захотел бы отвечать – он сказал бы, что лето рухнуло в эту улыбку, увязло в ней, как стрекоза в янтарной капле сосновой смолы. Потом ,когда все закончилось, он лежал, глядя в темноту осеннего неба ,и пытался вспомнить ее лицо. Лицо дрожало, пряталось. Серые глаза, вздернутый острый нос, пухлый рот – слова приходили и уходили, не оставляя после себя следа. И только улыба, теплая и нежная, как нагретая июльским солнцем бабочка, оставалась с ним.
Но тогда было еще лето, были долгие золотые дни, когда они кружили по городу, петляли от двери к двери – а потом сворачивали в парк, сидели на неудобных тяжелый скамейках, и Эви бросала булочные крошки ленивым голубям, пестрым и глупым, как дворовые куры.
- Неужели никто не сказал твоему мужу, что видел меня?
Эви улыбается, искорки пляшут в прищуренных серых глазах.
- Я сказала, что наняла тебя за две монеты в месяц. Он был рад, что так дешево.
Торин хмыкнул в усы, сжал осторожно тонкую кисть, гладя пухленькие розовые пальчики. Иногда он думал, с каким удовольствием ткнул бы мечом в глотку этому мужу, ничего не подозревающему, ненавистному мужу. Если бы он был злым, если бы обижал ее – о, как тогда все было бы просто. Но это был тихий, спокойный человек, любящий Эви и детей, безобидный, как дворняга – и Торин был бессилен перед этой его непоколебимой правотой.
Потом был август. Муж на неделю уехал на ярмарку, прихватив с собой слугу – и Эви, отведя детей утром к свекрови, распахнула дверь. Торин вошел, озираясь, неловко потоптался у двери, вытирая ноги о яркий вязаный коврик. Эви стояла у стены, теребя вечный свой непослушный завиток – и Торин шагнул к ней, коснулся, обнял, прижимая, вжимаясь сухими горячими губами в сладостно-нежное, пахнущее корицей и ванилью тело. Он возился, нашаривая пальцами верткие крючки на корсете, проклиная свою неловкость, свои грубые, неуклюжие руки, когда Эви, покачав головой, потянула шнуровку, легко распуская корсаж. Груди у нее были полные и белые, с крупными розовыми сосками. Торин целовал ее, целовал всю, не останавливаясь. Эви часто дышала, закрыв глаза, откинув голову. Торин снял чепец, вытащил шпильки – и густые русые волосы, освобожденные, рассыпались по узким круглым плечам. Кровать с шерстяным клетчатым покрывало была широкой, пружины жалобно скрипнули, горка подушек, покосившись, рухнула на них – и Торин, досадливо поморщившись, отшвырнул их на пол. Солнце узкими лезвиями лучей пронзало неплотно захлопнутые ставни.
Потом они пили чай. Эви вытащила пирог с персиками, поставила вазочку варенья. Торин глотал кипяток, не чувствуя вкуса. Эви помешивала ложечкой ягоды в рубиновом густом сиропе, внимательно глядя на их ленивое кружение – словно не было в мире ничего важнее.
- Эви, пошли со мной. – Торин тоже смотрел на эти проклятые ягоды, уже зная ответ.
- Прости, Торин. Ты же сам знаешь. Дети…
Да, он знал. Знал ,что не должен ее звать, знал что ее некуда звать. Он, Торин Дубощит, Король-Под-Горой, король без королевства, нищий король с походным мешком за спиной.
- Эви. Хочешь быть королевой?
Она покачала головой, капля варенья упала на скатерть, расползаясь кровавым пятном.
- Я приеду за тобой, Эви. И приеду, как король.

[Hobbit!Anon]

Автор-1, я б вас расцеловала, если б не объем текста. 350 слов - ну как-то совсем несерьёзно
Автор-2, вы серьёзно? Я что-то тут ни Торина не увидела, ни гномов. Сельхоз и описания оборочек, ну право-слово...

[Гость ФБ]

Автор-1, я б вас расцеловала, если б не объем текста. 350 слов - ну как-то совсем несерьёзно

Я оченно извиняюсь, неписец со мной нынче в дружбе(

350 слов - ну как-то совсем несерьёзно

доооооо, для однострочника-то
ну то есть понятно, что тут просто фест, но как-то странно это - ждать чего-то масштабного и так прямо об этом говорить О_о

[Hobbit!Anon]

ну то есть понятно, что тут просто фест, но как-то странно это - ждать чего-то масштабного и так прямо об этом говорить О_о

*тоскливым взором окинула слеш-фики на 3000+ слов*
Макси я, конечно, по этой теме и не ждала, но...

[Гость ФБ]

Hobbit!Anon 23:09, если хотите, могу вам когда неписец (связанный со здоровьем) отступит, написать развернутую версию))

[Hobbit!Anon]

Гость ФБ, хочу :3 *посылает лучи здоровья*

[Михаил Морковка]

Автор-2, а мне оборочки понравились)
Кусочек тепла, спокойствия и домашнего уюта для Торина - ему это нужно. И так все безнадежно в конце

[Bad]

оба автора молодцы
хороший гет -- штука редкая в нашем фандоме

по поводу автора2 -- мне наоборот показалось, что Торин вполне верибелен, а вот тётка какая-то левая
я могу поверить в Торина, которому захотелось домашнего тепла и плюшку с корицей, но вот что его зацепит тётка, готовая забить на мужа по первому зову (ок, ладно, все мы знаем, что такое взгляд!Торина, но всё равно...) -- ну...
но всё равно хорошо
а автор1 -- лучи любви за такую ториножену! и молодёжь) и старость гномов!

[Stella Lontana]

Автор-2, а мне ОЧЕНЬ понравилось! Какое оно у вас - импрессионистское - все яркими большими мазками! В них веришь! И в "тетку" веришь! И в недостаточно высокоморального Торина верю )))
Спасибо, отличный текст!

[Hobbit!Anon]

Ну и мои пять копеек в галерею неканонных женских образов.)_
Ибо заявка напрягла – пришлось задуматься, какой могла бы быть женщина узбата беженцев, о которой он никогда не упоминал? Вариант счастливого брака был сразу отметен ввиду вопиющей неканоничности, верная возлюбленная тоже не пошла, равно как и трагическая любовь с надломом… В общем, в итоге получилось странное.
Да не поколотит меня заказчик виртуальным дрыном!))


Исполнение 3
Часть 1/3

533

- Ты так ничего и не скажешь?
- А что я могу тебе сказать?
Женщина даже головы не поднимает от своей работы. Тоненькие кусочки золотой проволоки в ее пальцах ловко свиваются в цепь.
- Ну, другие нашли.
- Мне что, разрыдаться? Устроить истерику? Или торжественно благословить тебя на битву и повесить талисман на шею?
А ведь могла бы. У Хейд особый дар – заговаривать металлы. Это такие как она создают незатупляемые ножи, непробиваемые кольчуги, нервущиеся струны… и лучшие в Средиземье обереги, принимающие на себя нацеленное в хозяина железо. Но для Торина Хейд никогда ничего не делала. Говорила, что слишком большая честь и ответственность – ковать защиту для короля. Он делал вид, что верит. И старался не думать о том, какая же из двух возможных причин движет ею на самом деле.
- Ну, хотя бы скажи что-нибудь.
Она все-таки поворачивает голову. В глазах – отсвет драгоценных россыпей.
- Тебе же всегда нравилось, что я понимаю тебя без слов? Вот и ты теперь меня пойми.
Легко сказать…
Торин прислонился к стене, молча наблюдая за работой. Удивительно тонкие для гномки пальцы ловко орудовали маленькими щипцами, цепочка становилась все длиннее и длиннее. Вот точно так же Хейд уже не первый год скручивала, сцепляла друг с другом, свивала в замысловатую цепочку минуты, часы и дни, которые узбат Эред-Луина проводил наедине с молодой ювелиршей. Странные, тягучие, как патока, мучительно-счастливые минуты, часы и дни. Пьянящие, как вино, отвары каких-то трав, чей состав знала только она одна, бесконечные односторонние разговоры, когда достаточно просто красноречиво молчать – она сама поймет, что гложет тебя именно в этот момент, прочитает по глазам, впитает с дыханием, однажды поцеловав. И неизменный блеск золота и драгоценных камней. Все ее жилище – одна сплошная мастерская. Она всегда занята каким-то делом. Даже когда заваривает чай, даже когда обнимает тебя одной рукой – другой неизменно плетет цепь, гнет кольцо или чеканит руны на талисмане, отлитом не для тебя… Как все мастеровые, она любит свою работу больше, чем кого бы то ни было. И как все Говорящие охотнее открывает душу холодному золотому слитку, чем живому соплеменнику…

Когда было объявлено, что давно намеченный и неоднократно откладывавшийся на потом поход все-таки состоится, Дис приняла это как должное. Спокойно, с достоинством собрала в дорогу сыновей, в должной мере снабдила всех напутствиями и благословениями. И только хорошо присмотревшись можно было понять, что она плачет по ночам. Фригг устроила Глойну громкую истерику с привлечением детей и сковородки. Она еще готова была отпустить благоверного в Эребор в составе армии, но план Торина и Гэндальфа считала чистым самоубийством. О чем и сообщила во всеуслышание – Глойну, которого обещали отходить скалкой, если он вдруг вздумает погибнуть, лишь с большим трудом удалось утихомирить супругу и утащить ее в спальню… А Хейд просто пожелала уходящим счастливого пути. Спокойно, светло, с легкой усмешкой – словно отряд отправлялся на увеселительную прогулку до Шира и обратно. Тогда Торин, глубоко задетый за живое, впервые спросил, откуда такое спокойствие. Женщина лишь пожала плечами:
- А тебе так важно, спокойна я или нет?
Он не знал, что ответить. Она продолжала улыбаться.
- Зачем тебе знать, о чем я думаю, если важно только то, что думаешь ты?
А потом ушла. И все оставшиеся до отъезда дни вела себя так, будто ничего не случилось, по-прежнему уделяя больше времени молотку и паяльнику, чем существам из плоти и крови.

[Hobbit!Anon]

Часть 2/3

1182

…Минуты тянулись мучительно долго. Золотые заготовки на столе постепенно закончились, готовая цепь отправилась в один из многочисленных ящичков за спиной мастерицы, и вместо нее в тонких пальцах появился крупный рубин. Скверно огранённый, это было видно невооруженным глазом. Хейд покачала головой, вполголоса обругала косорукого гранильщика и, достав нужные инструменты, принялась ровнять удивительной чистоты камень.
- Тебе так нравится на меня смотреть?
Вопрос прозвучал неожиданно, как и все, что делала Хейд.
- А ты не знала?
- Знала. Потому и не гоню.
Торин мягко усмехнулся.
- Попробовала бы ты выгнать короля.
- Выгнала бы, если бы он мне мешал. Королей на свете много, а скольких ты знаешь мастеров-амулетчиков?
Тут с ней было трудно спорить. Умельцев, способных зачаровать металл, в Эред-Луине по пальцам счесть, умеющих изготовить оберег – одна Хейд…
- И что мне толку от твоих амулетов, если я до сих пор не удостоился ни одного из них?! – глухая досада прорезалась сквозь привычное спокойствие в голосе и взгляде. Торин привык к чудачествам Хейд, давно привык. Но сейчас с гораздо большим удовольствием принял бы слезы, брань, проклятия, чем… вот это.
- Если я сказала, что не буду ничего для тебя делать, значит, на то есть причина.
- И какая же? Ты не хочешь связать себя со мной через кусок металла или…
- Не кричи! Золото слышит... Мне с ним еще работать.
Торин и не думал кричать, но кто его знает, что там слышит в неестественно-спокойном, почти холодном голосе заговоренный металл? И что слышит она?!
- Тогда просто скажи, - это прозвучало уже совсем тихо и как-то безнадежно.
Хейд и до того не слишком-то часто поднимала на него взгляд, а теперь и вовсе отвернулась к стене.
- Считай, что я не могу этого сделать.
- Почему?
- Потому что лучше всего я говорю с металлами. А ты – камень… Проклятье!
Теперь женщина внимательно смотрела на рубин в своей руке. Что за неисправимый дефект она нашла под сточенной неровной гранью? Чужеродное вкрапление? Трещину? Или просто неподходящий задуманному изделию оттенок цвета? Она не терпела ничего несовершенного. Забракованный рубин с размаху полетел через комнату и с тихим звоном сгинул в темноте. Послышался треск ткани – женщина зацепилась рукавом за торчащий из стены крючок, оторванный от локтя до запястья лоскут повис на нескольких нитках. Воздух прорезал протяжный горестный стон.
Торин не мог сдержать улыбки. В этом была вся Хейд, она нравилась ему такой. Россыпь самоцветов в глазах, тяжелый узел волос, темный пушок на щеках, бессмысленные слова, многозначительное молчание, чай, золото и летящие в стену драгоценные камни. Странная, переменчивая, немного сумасшедшая, как и все талантливые мастера. Творец, создающий чудеса искусства и магии. Гениальный амулетчик – и отвратительная королева. Могла бы быть…
Пожалуй, подай Хейд хоть какой-то знак, Торин давно уже позвал бы ее замуж. Но она ни разу ничем не показала, что хотела бы этого – и он молчал. Потому что Говорящей, по большому счету, не место в королевских чертогах. Такие, как она, создают короны, а не носят их.
Скорее уж королю приличнее будет наведываться время от времени в святилище творца. Потому что, как ни отвратительна эта мысль, таких как он на свете много. Таких как Хейд – меньше, чем пальцев на руке. А Хейд одна.
- Что хоть было не так с этим рубином?
- В жизни больше не куплю ничего у этого бракодела!
- А все-таки?
- Неважно…
Она наконец-то поднялась, неспешно подошла, опустила ладони на плечи.
- Я, наверное, не пойду утром вас провожать…
-И не надо. Достаточно, что там будет Фригг.
- Да уж, она одна заменит с десяток обычных истеричек?
- А ты? Почему все-таки ты не…
Он хотел спросить «почему не истеришь», но понял, как глупо это прозвучало бы, и замолчал…
- А тебе это нужно?
- Хочу знать, стоит ли мне возвращаться!
- Однозначно не стоит!
- Это верно. Пришлю за тобой, когда вернем Эребор.
- Ты так уверен, что я поеду?
- Я не сказал, что прошу тебя приехать, я сказал, что пришлю за тобой.
- Опять пытаешься мне приказывать? – Хейд, шлепнула его ладонью по плечу и обиженно отстранилась.
- Думай что хочешь, - вот теперь в голосе действительно прорезались повелительные нотки. - Я хочу видеть тебя через год в Эреборе.
- А я не хочу тебя видеть уже сейчас.
- Тогда прощай, - он резко развернулся, зло рванул на себя дверь, будто это она была во всем виновата. Каким все-таки надо быть идиотом, чтобы в такой момент пытаться добиться чего-то от этой женщины!
- Нет, подожди! – маленькая ладонь вцепилась в плечо, обожгла как раскаленным металлом. Она действительно металл…
- Какого балрога, Хейд!
- Ты же приходил не затем, чтобы вот так уйти…
Ухватив обеими руками за плечи, она заставила его развернуться, и тут же поцеловала. На короткий миг полутемная комната вспыхнула россыпью драгоценных камней, и пол ушел из-под ног. Вот ради таких невыразимо-волнительных мгновений, узбат Эред-Луина готов был бесконечно терпеть чудачества маленькой ювелирши. Впрочем, Торин не собирался говорить об этом Хейд.
Несколько чудесных минут пролетели как одно мгновение. Женщина отстранилась, зябко обхватила себя руками за плечи – через открытую дверь тянуло холодом не протопленных подземелий.
-Иди, грейся, - Торин напоследок покровительственно обнял ее. – А мне пора.
- Постой, - Хейд снова его удержала.
- Что еще?
Пальцы мастера быстро проскользили сверху-вниз по обнаженной коже под разорванным рукавом. У самого манжета Хейд ухватила болтающийся на тоненькой перемычке лоскут и резко дернула, окончательно отделяя.
- Вот, возьми.
- Зачем?
Торин растерянно сжал в пальцах обрывок голубого ситца.
- Ты же просил амулет.
- Издеваешься?
- И не думала…
Грустная усмешка тронула губы уходящего. Ну конечно, она не могла не выкинуть напоследок что-нибудь эдакое.
- Хочешь сказать, что научилась заклинать ткани?
- Хочу, чтобы ты это взял.
Торин не стал возражать…
Закрывая за ним дверь, Хейд успела заметить в тоннеле освещенную единственным факелом бритую голову и суровый, полный холодного презрения взгляд из-под кустистых бровей - Двалин пришел поторопить своего друга и короля, зачем-то застрявшего накануне важного похода в доме недостойной его женщины. Старый вояка никогда не одобрял эти странные отношения, хоть и редко говорил об этом вслух - считал, что взбалмошная ювелирша морочит голову узбату. Хейд его мнение никогда не интересовало, но теперь стало отчего-то стыдно.
Быстро запершись на все замки, словно отгородившись от мира, чужих взглядов и чужих мнений, она вернулась к своему столу. Достала из ящичка сплетенную цепь, а из другого – угловатую заготовку и принялась прилаживать к отполированной поверхности тончайшее сплетение золотых колец.
Золото слышало ее. Понимало. Говорило что-то на понятном только им языке – и Хейд отвечала…
Она знала, что стоит только намекнуть – и узбат откроет перед ней двери королевских чертогов. Но она не хотела быть королевой Эред-Луина. Разве что Эребора. Да и вообще… Женщины-гномы обычно не рвутся замуж, если только не полюбят кого-то больше жизни. Хейд больше жизни любила свою мастерскую и блеск расплавленного золота. А еще – свободу и это дивное ощущение, когда владыка всех окрестных гор проводит с тобой вечера. Не ты с ним, среди мраморных колонн и золоченой мебели, а он с тобой – в беспорядке ювелирной мастерской, в вечном хаосе творческого процесса. Мастер не может быть частью чьей-то жизни. И никогда не пустит в свою жизнь себе подобного, будь он трижды достоин и четырежды король. Для того, кто с рождения слышит ехидный голос золота, состоящий из плоти и крови соплеменник может быть только частью великого таинства Сотворения…

[Нордамон]

я еще не читала 2 и 3 исполнения, но я уже так счастлива, что ГЕТ ТОРИН МНОГО СЛОВ
з

[Рысявка]

Автор-3, дайте я вас обниму и расцелую, вы исполнили мою мечту! Я не заказчик, конечно, но когда увидела эту заявку, то ждала именно чего-то такого, вы просто золото! Очень интересный персонаж у вас получился, с характером))))

Доставили, для начала, имена гномих) Очень трогательно)))

- Считай, что я не могу этого сделать.
- Почему?
- Потому что лучше всего я говорю с металлами. А ты – камень…

Я уже на этой фразе закусила кулак от восторга, но потом вы меня совсем добили

Хейд больше жизни любила свою мастерскую и блеск расплавленного золота. А еще – свободу и это дивное ощущение, когда владыка всех окрестных гор проводит с тобой вечера. Не ты с ним, среди мраморных колонн и золоченой мебели, а он с тобой – в беспорядке ювелирной мастерской, в вечном хаосе творческого процесса.

После этого я растеряла буквы, кое-как их собрала и вот пишу вам коммент дрожащими руками!

Села ждать третьей части, очень интересно что там будет

[Hobbit!Anon]

Часть 3/3

687

***********
- Вот, нашел у Торина... Я подумал, что это твое.
Двалин угрюмо протягивает обрывок голубого ситца. Хейд принимает его непослушными дрожащими пальцами. Судорожно сжимает материю в кулаке.
- Он носил это под одеждой, - продолжает гном, поняв, что не ошибся. – Странно… В этом месте его кольчуга была пробита. Как будто ударили копьем, но до тела острие не дошло…
Тяжкая пауза и не менее тяжкое понимание.
- Не знал, что ты умеешь заговаривать ткани…
- И я не знала…
А если б знала, то что?! Заговорила бы всю его одежду не неуязвимость? Как же!
К горлу подкатывает ком и хочется только одного – вот прямо сейчас, на этом месте упасть старому вояке на грудь и разрыдаться. Но Хейд не позволит себе такого. Только не при нем, не после всего что было. Двалин прямолинеен, как полет стрелы, и резок, как сабельный удар - он, конечно, не оттолкнет плачущую женщину, но скажет все: и что она недостойна даже памяти о погибшем, и что раньше надо было рыдать, и что чистым свинством было даже не попрощаться тогда по нормальному. И правильно сделает. Сама виновата!
Хейд молчит, сдерживаясь из последних сил – а предательские капли в уголках глаз все растут, грозя вот-вот сорваться вниз по щекам. Двалин еще какое-то время мнется на месте и уходит. Молча, как и подошел. И только прощальный взгляд, - смесь жалости и презрения, - пригвождает к полу. Он все видел и все понял – но это не изменило его мнения. И от этого хочется сквозь землю провалиться.
Хейд стоит еще какое-то время на месте, а потом срывается и вихрем мчится в свою мастерскую, едва не сшибив по пути какого-то пьяного по случаю победу каменотеса. Врывается внутрь – и сразу закрывается на все замки, отгораживая себя от мира, чужих взглядов и чужих мнений. Не дав себе времени даже отдышаться, бежит к рабочему месту. У самого стола падает, запутавшись в подоле, с трудом снова поднимается на подгибающихся ногах.
Руки трясутся, крошечный ключик выскальзывает и падает на пол. И еще раз. И никак не хочет попадать в скважину. Но она все-таки открывает самый большой из своих ящичков. Вытаскивает и ставит на стол объемистый сверток, аккуратно снимает белое полотно – и замирает в оцепенении…
Свет одинокой лампы отражается от россыпи драгоценных камней, пуская по стене ярких зайчиков, нежно переливается на завитках золотой филиграни, кровавой каплей вспыхивает в полутьме огромный рубин. Она все-таки нашла подходящий камень! Зачем?..
Новая корона возрожденного Эребора переливается всеми оттенками алого, и золотого - самая дорогая и самая изысканная из всех, что когда-либо носили узбаты гномьих королевств. Заговоренная семью заклятиями… Старые мастера – наставники в один голос твердили, что создать подобное невозможно, но она сумела! Создала идеальный сплав, подобрала редчайшие камни, придумала и нанесла не основу тончайший узор из золотых цепочек. По-эльфийски тонкая работа и по-гномьи основательная. Новый символ власти должен был возвестить всему миру о славе победителя дракона, умело высеченные руны на ободке защитили бы нового короля от завистников, предателей, неразумных решений и непочтительных подданных… Если бы раньше глупый кусок ткани сумел защитить его от орочьих копий!!!
Хейд внимательно рассматривает результат трехлетней работы. Самое совершенное из своих творений, самое надежное, буквально пропитанное магией. Без ложной скромности шедевр ювелирного и амулетного искусства, достойный лучшего места в королевской сокровищнице, способный надежно оберегать от бед не одно поколение узбатов… Кому теперь все это нужно?
Злые слезы застилают глаза, словно затягивают все вокруг туманной пеленой. Волшебная корона из заговоренного металла летит через всю комнату и врезается в противоположную стену. Конечно же, ничего ей от этого не сделается – изделия гномов, сработанные на совесть, выдерживают и не такое… Завтра Хейд обязательно ее переплавит. Чтоб даже памяти не осталось.
…Она никогда не хотела быть королевой – ни Эред-Луина, ни даже Эребора. Ей было по большому счету все равно где жить, что есть и во что одеваться. Она, как и всякая женщина-гном, готова была от всего отказаться ради того, что любила больше жизни.
А больше всего в жизни мастер Хейд любила свою мастерскую, блеск расплавленного золота… и память о том, кто никогда уже не наденет лучшую из корон… Она, как и всякий талантливый Творец и Говорящий, создавала красивые вещи из любви к камням и металлу, но шедевры – только из любви к себе подобному.
Мастеру Хейд никогда уже не создать новый шедевр…

[SofiaSain]

Ууууххх!
Автор №1 это действительно... красиво. Емко, со смыслом и так правильно для них, что тут же очень жалко обоих вместе со всем их достоинством.
Автор № 2 эта такая милая, приятная и чистая фантазия. И, хоть мне немного не верится, это действительно приятно читать.
Атор № 3 это История чистой воды. И фантазия и реальность и красота и горе.
Спасибище за гет! *осталось уговорить хоть кого-нибудь вернуть Кили гномьим женщинам*
Все авторы:

[Рысявка]

Автор-3, идите я ещё раз вас обниму! Многовато многоточий, но я заметила только когда мне об этом отдельно сказали. А так - очень вкусно, я прям рада что вы не стали перегибать с отстранённостью и самодостаточностью вашей Хейд, оставили её все-таки женщиной
И вот прям представляется, о чём она думала, пока делала корону. Наверное представляла, как приедет в Эребор, отдаст подарок королю, как он будет на нём смотреться, что он ей скажет, когда увидит...
*сентиментальный читатель утёр слезу*
Спасибо большое, очаровательный рассказ! Все так и могло бы быть, мне кажется))

[Hobbit!Anon]

Исполнение №4.
1/2. (1115 слов)

Прощальная

Им всем рассказывали о былом величии. И если братья предпочитали вслушиваться в легенды о битвах, золоте, кузнечном мастерстве, то женщинам больше по душе приходились прочие их науки. А гномы славились не только битвами и ковкой!
О, как она мечтала бы посмотреть на властительных летописиц, святейших и величайших дам подгорного города. И посетить Оперу! Даже Торин помнил ее, и рассказывал о ней. Сотни анфилад вокруг сцены, вдоль пещеры. А перед сценой – сама Пропасть! И там прекраснейшие голоса их народа выводили древние арии, и голоса эти усиливались эхом. Да так искусно было это пение, что и эхо они использовали во благо, стократ усиливая эффект. Ах, это действительно было ее мечтой – побывать в этом Зале искусства Эребора.
Все они хранили наследие, как могли. Да и что говорить – даже ее брат умел играть на арфе, как и она.
Нескольких «артистов», гномьих певцов и музыкантов берегли как зеницу ока. Немногочисленна была их группа. И то верно, времена были тяжелые, и многим семьям руки детей нужны в работе, а не в музыкальной комнате.
В их «дворце», вместе с королевской семьей и под патронажем самой принцессы Дис, проживали остатки той славы. Два почтенных гнома, тенор и бас которых немного изменились с возрастом. Четыре гномьих матроны, обладавшие голосами такими сильными, чистыми и гордыми, но… но старыми. И две молодые гномьи дворянки. Одна была отдана на обучение лишь недавно, а вторая… Вторая обладала не просто талантом. Она становилась почти божественной, когда пела. Дис, игнорируя легкие уколы беззлобной зависти, признавала, что эта женщина – бриллиант, причем единственный. Сам Аркенстоун во плоти. Стать, красота, талант и… не придерешься. Может, именно поэтому она не очень нравилась Дис. Но принцесса со снисходительным добродушием посмеивалась над собственным отношением.
А теперь, впервые за многие годы знакомства, Гиттан сама явилась к Дис.

Все дома гудели от великой, радостной, а для кого-то и печальной новости – Король уходит в поход, чтобы вернуть свое Королевство.
Гиттан же металась по своей комнате, не находя себе места. Она должна была показать то поведение, которого от нее ждали. Должна была быть бриллиантом и светом гномьей славы. Светом гномьего искусства. Всегда оставаться такой. Но она живая плоть и кровь. И лишь один увидел в ней именно плоть и кровь, а не свет.
Тогда…

Принц должен был пройти обучение. Даже этому искусству. И Гиттан боялась, как бы ее голос не сорвался. Ведь ей предстоит не просто петь перед принцем! Ей предстоит петь дуэтом с принцем! Это очень смущало девушку, но она уговаривала себя стоически пережить это. Всего пара занятий, и его курс обучения искусствам закончится. Принц вернется к своему топору и работе, и перестанет смущать последнюю истинную певицу гномьего народа.
Но уговоры не помогли. Она пыталась, но…
Синие, жестокие и холодные глаза принца осуждающе смотрели на нее. Он лично работал на людской род, тяжелейшим трудом добывая им процветание. А она лишь жила на его деньги, не привнося никакой пользы, когда любая работа каждого гнома была так нужна!
Гиттан с юности чувствовала вину за это. Но наставницы и слышать не желали о том, чтобы она работала. Хоть заниматься починкой мужской одежды разрешили, и на том спасибо!
Она убежала тогда. Трудно смотреть в глаза гнома, перед которым виновата.
Но, притаившись в коридоре она слушала, как он поет один. Глубокий, сильный голос. Суровый, тяжелый как камень. Хриплый, как уставшая секира, потерявшая воина. И чистый, как свобода.

А потом он пришел. Хотел уговорить ее петь с ним. Иначе ему было не пройти экзамен. Много позже она поняла, что «уговоры» тоже были частью испытания, и его обучение прекратилось бы, даже если бы она не согласилась. Но они были… он был молод и вечно устал. Механически выполнял то, что велели наставники - не задумываясь. А она была юна, и тогда понять этого не могла. Но он пришел уговаривать девушку. Дворянку. Бриллиант.
И не смог. Урок этикета был забыт напрочь, и вот: ей приказывают петь. Сам будущий Король! И она не может ослушаться и уже не видит перед собой принца. Ее гордость задета. Прямых приказов она никогда не любила. А может быть… ей было в тягость слышать приказ от него.
Но она пела.

А когда он вернулся через десять лет, он явился к ней уже не по указке. И как-то просто и легко пошло общение между ними. И часто он говорил, что ее голос – отрада. И только спустя еще десять лет осторожной дружбы (он никогда не смел оскорбить драгоценность гномьего народа дерзким взглядом или неподобающим жестом) он сказал ей, что когда слушает ее голос, тогда он не думает ни о чем. Она удивилась, сказав, что думала, что его племянники несут ему отраду, заставляя забыть на время о делах и тревогах. Но он пояснил, что с ними его думы о них и их счастье. С ней… с ней о не думал и не мечтал. Да и с ней он не был. И с собой не был. Он был самим воздухом, что заполняет собой древние гномьи залы, о которых она пела. Он был каждым королем, о которых она пела. Он был оружием в битвах, о которых она пела. Он становился ее голосом и словами, но не собой.
И она… поняла, что он говорил ей.

И однажды она отказалась петь ему. Гордо велела уйти, не появляться на глазах. И когда не принц, но уже друг, ошеломленный и задетый, потребовал объяснений, она рассказала. Что знает свое место. И не смеет смотреть на принца иначе. Не смеет видеть в нем мужчину. Не смеет желать друга, короля, повелителя. Не смеет марать гордость народа, которому принадлежит, связью с кем-либо. Не имеет права становиться шлюхой. И замуж выйти не должна, ведь ее дух и тело принадлежат всем гномам. Не для своего счастья она была создана. И не ей метить в королевы, ведь ее доля – быть бриллиантом и украшением. Никогда и ни один мужчина не смотрел на нее, как на девушку, хоть сотни говорили ей о ее красоте. Никто, и даже тот, кто был ей желанным. Никто не видел в ней ничего, кроме драгоценности. Холодной и безупречной.
И он ей рассказал, как она ошибается. Не произносил слов, а руками, губами и глазами открывал ей ее истинную красоту. Он не оставил в ней совершенства, не оставил в ней ничего величественного и живого. Не холодная огранка бриллианта была под его рукой, но горячая кожа. Не бездумные заученные мелодии дивного голоса, но тихие, удивленные и сладкие стоны. Он сделал ее обычной. Сделал ее счастливой.
И сам был вполне счастливым рядом с ней. Когда она пела, и когда она превращалась из камня в жар. А в промежутках она была преданным другом ему. Как и он ей. И спустя несколько лет она увидела. Уже не нежность и участие, но любовь в его глазах. Ту, которая должна быть. Пришедшую со временем, пришедшую с преданностью, уважением, покоем. Она просто пришла и не требовала слов. Все было по-прежнему, но внове.
Как и тяжесть его долга оставалась прежней. Как и долг этот, отразившийся новыми гранями.

[Hobbit!Anon]

Исполнение №4, 2/2, 697 слов

И он вряд ли придет проститься с ней. Он ничего ей не обещал. Ни руки, ни почета, ни славы. Не обещал ей дом, не обещал женитьбы и не обещал детей. Но любил ее. И это понимание будет невидимым призраком омрачать его взор, мешая ему увидеть, как она ждет его. Ждет без требований и слез. Просто ждет, зная, что он должен и обязан уйти. Как должен и обязан явиться к ней перед уходом. Но сам он, гордый и берущий на себя одного их любовь и их общую вину, не придет. Предпочтет за собой оставить позор малодушия, но не даст ей мучиться, пытаясь говорить о том, чего не будет. Трудно иметь любовницей ту, которую хотел бы сделать женой.
И не даст ей ни малейшей возможности встретиться с ним. Значит, она сама приведет его. Была у нее одна лазейка.

Принцесса хмыкнула с сомнением:
- Без подготовки?
- Я уже тридцать пять лет обучаю мужчин. Каждый из них умеет работать со мной и играть мне так, как мне нужно. К тому же я позову только лучших. И вас. Мне нужен ваш голос, чтобы был вторым. Так вы покажете всему народу, и тем, кто не уходит особенно, что вы мать и сестра, которая благословляет этот поход. И пусть прочие, не идущие за Королем сгорят со стыда! А уж я позабочусь о том, чтобы этот вечер запомнился каждому!
- Мне никогда не нравилась ваша связь.
- Я знаю.
- Но я одобряю тебя. Ты любишь моего брата.
- И предана своему Королю и его наследникам.
- Ты уверенна, что сможешь?
- Смогу. Я смогу. И у нас есть утро, чтобы отрепетировать это. Сама принцесса из рода Дьюрина и дева всего народа напомнят, что именно хочет вернуть повелитель.
Дис улыбалась. Ей редко выпадал случай проявить дерзость или ошеломить кого-то. Статус не позволял. Но эта женщина принесла ей такую возможность. И дала возможность выместить свою горечь, страх и боль, избежав при этом позора. У Дис был хороший голос, недаром она патронесса.

Гиттан расхаживала перед гномами, каждый из которых был молод, а именно потому предан ей. Она лично учила их играть. Трубы, барабаны, скрипки, виолончель и голоса: музыкантов, ее и принцессы. О, да, она всем им покажет наследие.
- Я хочу, чтобы вы играли так, чтобы блюда на столах подпрыгивали, чтобы все они не дышали. Я хочу, чтобы даже мыши пали ниц перед Королем и перед нами. Я хочу, чтобы все окрестности в Синих горах веками помнили эту песню. Мы будем петь и играть так, будто мы лучшие певцы Эреборской Оперы. Будто эхо вторит нам, отражаясь от стен, и сама Пропасть Оперы откликается!
И они играли ей. Она лично отобрала тех, кто предан не только своему роду, Королю, оружию, но и музыке. Каждый из них не будет отвлекаться ни на что, и с гордостью будет играть Королю и тем, кто следует за ним.

И они играли, а Дис и Гиттан пели на последнем пиру Короля перед походом. Само величие гремело в пиршественном зале! Играли так, что дышать никто не смел! Дис вела второй голос так, что в мужественных и спокойных лицах ее сыновей проступили черты смущенных, испуганных детей, которые желают немедленно броситься к матери и принести ей утешение, но не смеют пошевелиться. Дис пела так, что сам Король-без-королевства стал снова ребенком, который хотел утешить боль любимой сестры, но не смел и моргнуть. Гиттан пела так, что всем казалось, будто вокруг Королевской семьи, которую она восхваляла струится свет. Ее музыканты не подвели, и музыка – грубая, суровая, жестокая, болезненная и грустная, лилась чисто, заставляя замирать и вздрагивать, резко вздыхать и таить дыхание.
И апогеем, пропев завершающие строки, Дис медленно подняла ладонь в сторону брата и сыновей. Гордая и величественная, благословляющая своих мужчин. И Гиттан опустилась на колени перед королевским столом – прекрасная дева их народа, преклоненная перед решением короля и проводившая его в тяжелый путь.
Не было оваций. Лишь гробовая тишина. Даже королевичи ринулись к матери и обняли ее, умудрившись сделать это почти беззвучно. А Гиттан смотрела в синие глаза, видя, что он понял ее послание и прочел в нем все, что она хотела сказать.
И он явился к ней. Как король он был благодарен деве. И как любимый не желал видеть перед собой бриллиант, срывал с нее сияющий камень, пробуждая к жизни свою женщину из плоти и крови.

Песня, которой вдохновился автор и которую поют Дис и Геттан:

Скачать Epicon - Preliator.

[Нордамон]

Автор 2, полоснуло несколько вещей, но всетакнежно :З

миру белые чулки и нежно-лиловые бантики подвязок.

ай мне стало интересно бреют ли женщины гномов ноги ಠ_ಠ
Автор 3, блин... а круто получилось. не могу придумать что еще сказать то вообще. но вот кое где приглючилась мери сью. или нет.я не совсем понел себя

Фригг

удивили
Гость ФБ, и я хочу!
з

[Нордамон]

Автор 3, глюки глюки, БЕРУ СВОИ СЛОВА ОБРАТНО ЭТО ОХРЕНЕТИТЕЛЬНО, А Я ЛОШАРА

[merryginn]

ооо....

исполнение 3 - бесценно. Если у Торина была женщина ( кхм! ) то такая вот, удивительная

[Рысявка]

Автор-4, у меня ещё послевкусие от предыдущего фика не отошло, но и ваш я бросилась читать сразу же! Чтобы как-то сбить впечатление и не быть пристрастной, включила сразу музыку и читала под неё. Помогло! Не знаю, как бы оно читалось без саундтрека, но с ним текст становится даже величественным.
У вас тоже очень интересный персонаж, и красивая история. Понравилось, какое вы подобрали занятие для гномихи, и отдельно впечатлило, как вы описываете зал в Эреборе. Ну и да, такой подарок королю... Красиво! И спасибо за Дис, я её люблю всей душой))))

Автор-4 и Автор-3, вы мне сегодня праздник подарили! Спасибо вам за это, я вас люблю!!!!!