Бильбо возмущённо посмотрел на Торина, но тот умел переносить все недовольные, раздражённые и разозлённые взгляды с истинно королевским равнодушием. К слову сказать, Бильбо порой был этому рад, потому что тогда и одному маленькому хоббиту позволялось по отношению к особе королевской крови довольно много.
— А почему бы и не ты? — проворчал он, не желая уступать сразу.
— Мне играть роль спасаемой девицы? — удивился Торин, и Бильбо в первый момент согласился: ну да, какая уж из Торина девица. Но уже в следующую секунду он встряхнул головой, не позволяя себя обмануть.
— А почему тогда сразу мне? И почему сразу «спасённая девица», ты же сказал, что это воительница, которую ты якобы где-то встречаешь и якобы во имя Махала, богатых рудников, самоцветов и чтобы не сточился твой топор и не иззубрился меч, вы… Почему это обязательно должно быть… так по-гномьи?
Словно в ответ на его негласные мольбы он увидел сквозь узкое окошко, как по нижнему ярусу идёт Балин. Шёл он со стороны сокровищницы, и Бильбо с облегчением увидел, что старый гном торопится и вот-вот уже достигнет стражей, стоящих у поворота лестницы. Он уже хотел было сказать Торину, что явно что-то важное, но тут вдруг Балин хлопнул ладонью себя по лбу, развернулся и направился обратно, уже ничуть не торопясь, словно передумал и вообще спешить некуда.
— Ну что, воительница моя, согласен? — вдруг шепнул ему на ухо Торин, и Бильбо почувствовал, как дрожь прошла по хребту.
Он не заметил, как Торин подошёл, и первой мыслью у него, обмершего и забывшего как дышать, было, что рядом с ним он и правда кажется девицей. Оставленной далеко-далеко суженой, которая подсчитывает, сколько недель прошло с прошлой встречи, беспокоится, если кажется, что попутчики её задерживаются и не приезжают, а потом ворчит, что опять они перевернули весь её дом вверх дном, но через день смиренно прячет серебро — хоть с собой увози, — накрепко запирает дом и едет с ними за тридевять земель, к своему королю.
Хмуро посмотрев, он подался навстречу выжидающему взгляду и облокотился плечами о грудь гнома.
— Я не умею быть воительницей, — вздохнул он, надеясь, что Торин передумает. — Спаси меня, о доблестный гном! Защити от этого огромного дракона! — пропищал он, запрокинув голову и глядя на Торина через плечо.
Тот удивлённо смотрел на него.
— Неправильно? — вздохнул снова Бильбо, разворачиваясь у него в руках и кладя ладонь на грудь гнома, где под золотом, тёплым бархатом, кожей и металлом билось сердце. Ему иногда казалось, что и вся Гора: её кузницы, очаги, свет факелов в самых дальних рудниках — пульсирует в такт этому сердцу. А порой даже казалось, что и его собственное, стоит ему приехать.
— Правильно, только не так, — защекотала его ухо борода, — ты же и сам смог бы справиться с драконом, тебе же не нужна моя помощь. Ты же великий… великая воительница, которая ни перед одним мужчиной, пусть он и дракон, не опустит меча.
— Правда? — Он растерялся. Это как же тогда? И зачем… — А зачем мне тогда король гномов? Или он, кхм, тоже ни перед одной девой меча не опустит?
Торин расхохотался и с непонятным Бильбо довольством во взгляде провёл ладонями по его груди, раздвигая полы плаща. Передёрнув плечами, Бильбо позволил тому упасть на пол.
— Можно и так, только отчего же тогда воительница уступила?
Бильбо, старательно примеряя на себя образ этой непонятной воительницы, всё не мог придумать ответа. Вместо этого он начал пока снимать украшавшие бороду Торина тяжёлые узорные зажимы. Расплетутся косицы, он и сам заплетёт, а второй раз потянуться за поцелуем и случайно получить по носу и чуть без глаза не остаться — нет уж.
— Пожалела? — жалобно спросил он, осознав, что вообще не понимает эту воительницу. Может, её в бою слишком сильно ударили, и она в первого попавшегося влюбилась?
— Пожалела?
— Она его спасла. Дважды. — Торин хмыкнул, и пальцы его запнулись на шнуровке куртки Бильбо. — И она поняла, что вот тот, кого я готова полюбить… Тш-ш, я же воительница — потом про себя расскажешь. И вот она поняла, что готова полюбить. Он сильный воин, самый сильный из всех встреченных ею, король, даже король гномов, а гномов она тоже никогда не видела и, право, поначалу посчитала совершенно невыносимыми, — он хохотнул от щекотно коснувшихся его боков пальцев. — А потом влюбилась.
— Почему?
— Женщины любят тех, кого… о ком можно позаботиться. Накормить, согреть… связать что-нибудь.
— Зачем обо мне заботиться, если я жив и здоров?
— Мне вот было бы приятно, — укорил Бильбо и развёл руками. — Плохая из меня дева-воительница.
— Зато хоббит хороший, — прошипел из-под снимаемой через голову кольчуги Торин. Он сдавленно выругался, а Бильбо постарался не улыбаться, когда перед ним предстал растрёпанный гном, зацепившийся, наверное, прядью за звенья.
Убрав в сторону сбившуюся и висящую на лбу косицу, Бильбо несильно надавил на затылок Торину, пытаясь заставить его нагнуться. Ну не на цыпочки же ему вставать. Но едва он коснулся губ Торина поцелуем, тот вдруг сгрёб его в объятьях, чуть присел и мгновение спустя Бильбо почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
— Ой!.. — Торин легко подбросил его на руках, перехватывая удобнее. — Поставь меня!
— Прекрасных дев нужно на руках носить, — хохотнул Торин и, пнув в сторону с пути сваленную грудой кольчугу, понёс Бильбо вглубь комнат.
— Я не дева!
— Ну-ну.
— Я ранена, но не настолько сильно.
— Когда это ты была ранена? — нахмурился Торин.
— Перед тем, как влюбилась. Тебя спасала, к твоему сведению, — попытался вывернуться Бильбо, но передумал: падать на пол не хотелось.
А вот на кровать и он, и дева (да и переставший тревожиться гном) вполне были согласны.
Если себя, подбирая более гномье сравнение, Бильбо представлял спокойным огнём, уютно устроившимся в камине, то Торин был огнём кузниц, жарким, пожирающим, пропитывающим своим дыханием всё вокруг.
Бильбо всегда нужно было больше времени, чтобы начать отвечать на ласки Торина, а, может, он с меньшим нетерпением ждал каждый раз этой встречи, потому что где-то в глубине души не удивился бы, если бы однажды все сроки прошли, а на его пороге так и не оказалось трёх-четырёх гномов. Но оказываясь каждый раз здесь: рядом с Торином, в покоях Торина, под Торином… Каждый раз он думал, правильно ли сделал выбор. Думал и терял ход мыслей, стоило ощутить, как оглаживает его тело широкая ладонь, как вслед за ней почти осязаемо по коже движется и взгляд Торина, как тёплое дыхание вместе с щекотным прикосновением тугих косиц касается его спины между лопаток, как язык слизывает капельку сбежавшего по шее пота.
Открываясь навстречу ему, позволяя себя открыть, Бильбо тихонько дышал, смаргивая стекающий на ресницы пот. Он жаждал прикосновений Торина, но поначалу всегда было неловко и неудобно, казалось, что делают они что-то неправильно.
Но разве могло быть что-то неправильное в том, чтобы давать и принимать, сливаться воедино, отмечая единением тел — душевное?
Что думал об этом Торин, он, право, не спрашивал, потому что и не его это было дело, и не на все вопросы он хотел бы получить ответ.
Лишь ёкало сердце, когда тот шумно, едва не рыча выдыхал сквозь стиснутые зубы за спиной; а потом так же сладко замирало, когда волосы Торина щекочущими змейками касались спины, и хотелось поджать пальцы ног и податься вперёд, избегая прикосновения, от которого волоски дыбом вставали на шее. Но, даже прогибаясь из-под груди Торина, он подавался бёдрами ему навстречу, цеплялся пальцами за подушку и старался сдерживать рвущиеся из груди стоны. Ему всё казалось, что хоть и отстояли ярусы друг от друга на добрых три пролёта, а услышат их; и всегда слышат, и всегда знают, что происходит в королевских покоях.
Ойкнув, когда слишком резко двинула по его члену ладонь гнома, он вцепился в подушку зубами. Бёдра сводило, колени скользили по покрывалу, он уже лежал грудью на постели, но слаще боли и слаще неудобства было ощущать, как размеренно и плавно, без столь ожидаемой грубости… как почти что нежно движется в нём Торин. Дрожа от жара, что отдалялся и, приблизившись, вжимался в его бёдра, Бильбо, хоть и выбросил уже из головы глупую игру Торина, совсем не к месту подумал, что, наверное, и правда лучше бы был он девой. Не ради того, чтобы законной супругой стоять у трона или выносить Торину детей (уж этого он точно не жаждал), а чтобы удобнее было в такие мгновения оказываться к Торину лицом, чтобы видеть, как прикусывает он губу, как напрягаются стальными канатами жилы на шее, как сдерживает он себя… Видеть чаще, видеть всегда, видеть то, что никто не видит. Видеть, как в его глазах загорается и гаснет, придавленное железной волей, нетерпеливое жадное желание обладать. Видеть, как сменяется оно опаской… нет, не опаской — нежностью, ласковостью…
Он охнул, когда Торин сильнее толкнулся в него бёдрами, всем телом продвинув по постели.
Всё было бы проще, будь он девой, хоть и сумасбродной воительницей. Вспомнилась не менее сумасбродная причина, и он фыркнул в подушку. И тут же неосознанно зажмурился от тяжёлого движения внутрь себя и наружу. Ладонь перехватила его плоть у основания, и Бильбо замычал в подушку, сдерживая столь подходящие к роли и потому непозволительные ему самому мольбы. Низ живота сводило в ожидании освобождения, но вместо этого Торин лишь толкнулся в него ещё раз, с большей силой.
— Во имя!..
Имя гномьего создателя потерялось в стоне, когда Торин выпустил его и уже двумя ладонями сдавил пальцами его за бёдра и дёрнул на себя раз-другой, вздохнул будто удивлённо, но в следующее же мгновение выскользнул, давая семеню выплеснуться в кулак.
Бильбо охнул, почувствовав, как влажно и сильно, полная излившегося жара ладонь двинулась по его члену. Много ему не понадобилось, и несколько движений спустя ноги всё-таки предали его, и он растянулся по постели, придавив ладонь Торина. Обмякнув и шумно дыша в пахнущую его солью и стонами подушку, он слышал, как колотится его сердце и как начинает замедлять оно бег, словно прислушивается и подстраивается под биение другого, за спиной. Это Торин укладывался рядом, сытый, лениво вытирающий ладонь о покрывало, довольный. Улыбнувшемуся Бильбо не нужно было видеть его глаза, чтобы чувствовать, как вольготно растягивается тот по постели.
***
Он позволил Торину прижать себя к нему, хотя и так, казалось, с мига на миг готов был вспыхнуть как пересушенное дерево: среди холодных стен было нестерпимо жарко, душно, волосы его липли к шее, а каждое новое прикосновение тёплых ладоней отпечатывалось на нём, словно мастерская метка. Знак, что работа сделана хорошо.
Поёрзав, он устроился так, что греясь одним боком о бок гнома, другой — он оставлял медленно наползавшей прохладе.
— Видишь? — зевнул над ухом Торин. — А ты был против.
Сложно было вспомнить, с чего всё началось; и ещё меньше хотелось спорить.
— В следующий раз будем играть в… ширские сюжеты, — сказал он, не придумав остроты лучше. — В рыбаков и пастухов, или в…
— Я уже знаю, — фыркнул, перебив его, Торин. — Будем торговаться за самого жирного борова, а потом окажется, что кошель ты забыл дома, а гостям для угощения похвалился выставить лучшее на всю округу жаркое и…
— Не смешно, — буркнул Бильбо, чувствуя себя смущённым, ведь вот этот сюжет он бы, наверное, и не отказался бы воплотить. Здесь он бы был хитрым, немного даже ушлым, здесь он бы лишь прикинулся, что потерял кошель, и про гостей бы приврал, и, кто знает, может, он хотел зазвать к себе одного вполне конкретного гостя.
Он толкнул Торина плечом, но тот лишь улыбнулся и царапнул бородой его по плечу, касаясь губами.
— Если бы ты приезжал чаще, всё было бы проще. А если бы остался…
Торин не договорил, но Бильбо в очередной раз почувствовал себя так, словно касается пальцем, проверяя остроту, лезвия кинжала. Вроде и не опасно, а чуть дрогнешь, нажмёшь чуть сильнее — вмиг порежешься.
— Здесь один камень, — виновато проговорил он. Сколько ни пытался он привыкнуть к световым окошкам, пробитым в толще породы, к сложной системе линз и зеркал, наполняющих коридоры почти солнечным светом, сколь свободен бы он ни был выходить на галерею у главного входа или и вовсе выезжать вместе с гномами, всё равно это было не то солнце, не тот воздух, не те холмы и просторы. И, вздыхал он про себя, всё-таки слишком много гномов вокруг.
— Когда-нибудь я верну Морию, а там и до Шира недалеко.
— Тоже завоюешь?
— Почему бы и нет.
В глазах Торина светилась усмешка, но на всякий случай Бильбо решил возразить:
— Зачем гномам Шир? У нас ни серебра, ни золота, холмы лишь и луга.
— И правильно, зачем мне весь Шир? — усмехнулся Торин, проводя по его боку, словно разглаживая до сих пор ощущавшиеся следы своих ладоней.
А Бильбо, перехватив обнимающую его ладонь и сонно потёршись щекой о дрогнувшие в ответ пальцы, подумал, что ещё большой вопрос, кто кого завоевал. Всё-таки это Торин позвал его, чтобы он помог справиться с драконом.
Какая может быть депрессия, если у меня появилась идея!
Автор, заказчик счастлив, как объевшийся сметаной кот ))) Вы, кроме заявленного, еще несколько кинков заказчика почесали за ушком ) Спасибо за исполнение
Thistle, вам тоже спасибо за заявку. А если уж и другие кинки попутно поглажены, то я рада вдвойне А нагло будет спросить, что за попутные кинки? Любопытства ради
А нагло будет спросить, что за попутные кинки? Любопытства ради Сам секс: и акцент на мыслях пассивного партнера, и то, как нежно это было. И поза тоже )))
Исполнение №1
2006 слов
1/2
тиииильбоооо
и какое нежное, спокойное
и все выжили ааааа!!Аноны,
Dinara555,
curious_Cas,
tar,
ГРУДЬ В ФИЛЯХ,
Bad,
Natalia Solanas,
HelenSummer,
Очень рада, что понравилось. *выдохнул* Потому что немного опасалась, что ждали разнузданного порева, а я тут с нежностями
Thistle, вам тоже спасибо за заявку. А если уж и другие кинки попутно поглажены, то я рада вдвойне
А нагло будет спросить, что за попутные кинки? Любопытства ради
А.
А нагло будет спросить, что за попутные кинки? Любопытства ради
Сам секс: и акцент на мыслях пассивного партнера, и то, как нежно это было. И поза тоже )))