[небо/автомат]

4,5-12. Дуринцест. У гномов тоже есть подобие дня всех влюбленных, когда один признается другому, что это навсегда. Можно ангст и безответные чувства.

Исполнение №1

@темы: Выполнено, Торин, Кили, Фили, Мини-тур

Comments

[Hobbit!Anon]

Автор увидел слово ангст...И Остапа понесло. Автор морально готов к пинкам.
Пафос овер 9000, вселенские страдания и немного флаффа плюс больная фантазия

Исполенение №1

1350 слов

Свинцовые тяжелые тучи нависли над Одинокой Горой, заключив ее острую вершину в свои объятья. Крупными хлопьями падал снег. Никто из сторожил не помнил, что бы в день Гранатовых Соцветий небо так печалилось. Обычно в этот день на протяжении многих столетий ярко светило солнце. Его лучи проникали в самое нутро горы, растворялись в спертом воздухе подгорного королевства. Ибо в этот день казады присягали своим избранникам и избранницам в верности, следуя велениям своих сердец. И в подтверждение своих слов они преподносили им Дары, сотворенные своими руками, в которые они вкладывали свою душу и все свои помыслы. Именно поэтому за подобные Дары люди и эльфы могли отдать горы золота, потому что их красота, подпитанная любовью, превосходила всякое воображение. Но гному, получившему такое сокровище, было проще вынести страшные муки и пережить чудовищные пытки, чем даже допустить ничтожную мысль о передаче, или что еще хуже, о продаже Дара. Это символ верности и крепких уз, священный для каждого гнома. Избранники могли принять или отказать в чувствах, но отвергнуть Дар – Ауле упаси, никогда. Она сохраняли их до конца дней своих. Дар клали в могилу вместе с усопшим, чтобы он грел его душу в чертогах Махала. Эта традиция свято соблюдалась даже когда Смог напал на Эребор, даже когда изгнанные из своего дома гномы скитались по неприветливым землям, даже когда они обосновались в Синих Горах, и вновь возродилась в восстановленном Эреборе. Это был первый день Гранатовых Соцветий после возвращения Королевства – под - Горой наследникам Дурина и первый раз в этот день тучи поглотили солнце, а ветер доносил до открытых галерей леденящий душу вой волков.
Настроение Кили было под стать угрюмым небесам. Вокруг наследного принца царило оживление, его оглушал и ослеплял этот водоворот счастливых лиц и радостного гомона. Он был вынужден уклончиво отвечать на вопросы о своем Даре, которые пробивали его насквозь, словно гоблинские стрелы. Слушать сплетни и догадки о том, кто будет та счастливица, которой он преподнесет его. Вымученно улыбаться окружающим, отшучиваться от особо назойливых, еле удерживаясь от того, чтобы не выпустить наружу горестный вопль, раздиравший всю его душу вот уже много месяцев. И, наконец, тихо выскользнуть в какой-нибудь потайной лаз, коих тут было великое множество, и почти вслепую добраться до места, где его никто не тронет – он наизусть помнил все коридоры и потайные ходы, ведущие сюда: усыпальница великих правителей Эребора. Где Кили, под испещренным рунами холодным мрамором, похоронил свой Дар и свое сердце. Гробница Фили, павшего тогда, месяцы назад, в битве Пяти Воинств. Он садился прямо на каменный пол, прислоняясь к гробнице спиной, и прикрывал глаза. Бесчисленное количество раз Кили пытался заставить себя больше не приходить сюда и каждая попытка оборачивалась сокрушительным провалом. Ему проще было терзаться воспоминаниями здесь, чем смотреть на верных подданных, жаждущих увидеть его под руку с какой-нибудь наследницей почетного и уважаемого семейства гномов. О том, что свой Дар он давно сотворил и уже успел накрыть крышкой гроба, он умалчивал, твердо решив хранить это втайне всю свою жизнь. Преподнести Дар своему брату, той же плоти и крови, что и ты сам – неслыханно и подверглось бы суровому осуждению. К такому казады относились с неприязнью, такая связь была отвратительна им и непонятна, так что все это могло бы обернуться для Кили изгнанием. А представить себя вдали от этой белоснежной гробницы, которая сковала принца по рукам и ногам – от одной мысли об этом у него перехватывало дыхание. Никто не стал бы слушать его жалких оправданий о том, что у них была одна душа и одни мысли, а сердца их бились всегда в унисон. Так что он приходил в мрачный полутемный чертог, проводя здесь долгие часы, выплескивая накопившиеся эмоции и делясь событиями с пустотой, абсолютно уверенный, что Фили услышит его. Он выпростал из-под одежды цепочку, хитроумно сплетенную из множества тонких серебряных нитей – каждая толщиной с волос. Так искусно и крепко переплетены, что и мечом не перерубишь, как ни старайся. Цепочка мерцала тысячью теплых отблесков в неровном свете факелов. Слабая улыбка тронула его губы.

Фили днями пропадал в одной из ювелирных мастерских, запершись на все запоры и никого не пуская. Уходил рано утром и приходил лишь поздней ночью. Стал задумчив и неразговорчив. Кили не находил себе места, на все вопросы его брат отвечал крайне расплывчато и не желал признаваться, что он делает в ювелирной. У Кили не оставалось сомнений, что он решил создать Дар, тем более до дня Гранатовых Соцветий осталась седьмица – другая. Но кому? Кили что-то не припоминал, чтобы Фили миловался с какой-нибудь гномкой, хоть ты тресни. Сам он давно уже сделал Дар. Его поступок мог разрушить все, а он был уверен, что так и будет. Он сделал его для Фили. Кили верил, что тот отвергнет его далеко не братские чувства. Но он должен быть честным до конца.

Пальцы бездумно скользили по прохладному металлу. Ледяной мрамор до боли морозил спину, без труда проникая под одежду, и цепкими лапами забирался под кожу, в мышцы и еще глубже, в самое нутро. Но для Кили никакого значения это не имело.


В этот день для Кили весь мир перевернулся с ног на голову. Он проснулся еще до рассвета, от страха сводило мышцы живота, а сердце заходилось в грудной клетке. Он представления не имел, как он преподнесет свой Дар, как будет оправдываться, и как будет потом смотреть Фили в глаза. Кили прикрыл веки и еще несколько часов провалялся в полузабытьи, пока не раздался тихий стук в дверь его комнаты. Он вскочил и метнулся к двери. На пороге стоял Фили. Он был непривычно бледен, казалось, даже золото его волос потускнело. Он тихо прошептал:
- Пойдем… поговорить надо.
Кили кивнул и недоуменно проследовал за ним. Через некоторое время он понял, что Фили ведет его в ювелирную мастерскую, в которой он так упорно работал в течение последних недель. Рассвет наступил не так давно, так что в мастерской не было ни души. Фили запер дверь и повернулся к все еще недоумевающему брату. Немного помявшись, он произнес:
- Я хочу тебе кое-что рассказать. И я прошу тебя, не перебивай меня, хорошо? Потом…можешь накричать на меня, ударить, я пойму. Только выслушай сначала.
Кили наклонил голову в знак согласия, и…неожиданная догадка слабым лучиком забрезжила в его голове.
- Прости меня, все эти недели я почти не разговаривал с тобой, пропадал здесь. Наверно, ты сильно переживал. Я… мне трудно говорить об этом… Непривычно. И мне кажется, я все делаю неправильно…
Кили, набрав в легкие побольше воздуха, резко перебил его, бросившись сразу в омут с головой:
- Ты создавал Дар, да? Я тоже сделал и сделал давно, и сделал его для… – он помолчал, собираясь с духом. – Тебя.
С этими словами он снял с шеи маленький кожаный мешочек и дрожащей рукой протянул Фили. Тот стоял, словно громом пораженный. Затем медленно поднял руку, взял мешочек и, развязав тесемки, вытряхнул на ладонь его содержимое. Это оказалась витая цепочка, сплетенная из тончайших нитей, полученных в результате сплава золота с медью и поэтому имеющих легкий красноватый оттенок. Над этим Кили бился чуть ли не полгода, изготавливая ее втайне ото всех.
- Я хотел, чтобы она сравнилась с великолепием твоих волос, - невпопад брякнул Кили и прикусил язык.
Фили бережно зажимая Дар в руке, подошел к столу. Потом отодвинул один из ящиков, покопался там и достал небольшую деревянную шкатулку, украшенную резьбой. Взял оттуда что-то, и, подойдя к Кили, осторожно вложил это что-то тому в руку. Кили взглянул: это была цепочка…сплетенная точно таким же образом. Только серебряная. Кили едва не задохнулся, сердце готово было разорваться. Такой развязки он никак не ожидал. Весь мир сошел с ума. Или это Кили сошел с ума, выдавая желаемое за действительное? Цепочки были сплетены абсолютно одинаково. Каждая деталь одной цепочки отражалась в другой как в зеркале. Да, окружающие не преувеличивали, поговаривая, что братья были как единое существо.
Фили обнял замершего младшего и, приложив свой лоб к темным вихрам Кили, прошептал:
- Вот мы и сделали свой выбор.
Все слова куда-то разом исчезли, и Кили смог только неловко обнять брата в ответ и улыбнуться.


Да, они сделали свой выбор. Кили поднялся на ноги, поеживаясь. Теперь он снова наденет беззаботную маску, скрывавшую прокушенные губы и разбитые о каменные стены кулаки; миллионы вопросов, заданных в тишину, так и оставшихся без ответа. Кили будет жить дальше.
Торин знал, что Кили много времени проводит в усыпальнице, и был уверен, что его единственный оставшийся в живых племянник практически лишился рассудка. Еще он точно знал, что Дис никогда не дождется желанных внуков.

[pink panther]

очень пронзительно и красиво

[Mopa]

Как грустно

[Мальчик-Который-Выжил]

Что же делаете, автор...
Я сижу и плачу. Так больно за Кили...
Это очень красиво и очень тронуло. Спасибо...

[Тарья Мор]

Простите великодушно, автор, я не со зла, но эта фраза заставила меня гнусно хихикать на самом ангстовом моменте)

- Я хотел, чтобы она сравнилась с великолепием твоих волос,

[Hobbit!Anon]

Анон дочитал до третьего предложения, увидел там

Никто из сторожил не помнил

и, зарыдав кровавыми слезами, бросил.
Вы бы хоть грамматику проверяли перед выкладкой, ей-богу.

[Hobbit!Anon]

Hobbit!Anon, позор на мои седины
естественно, должно быть стАрожил
вообще, текст был вычитан перед выкладкой, но этот момент я упустила.
спасибо, что указали на ошибку.

автор

[Hobbit!Anon]

Саймон., Mopa, Мальчик-Который-Выжил,
Тарья Мор, ну, так и должно быть))Кили сдуру это ляпнул

поправить бы как-то эту опечатку про старожилов

автор

[Hobbit!Anon]

Так сильно и печально... Очень понравилось, спасибо.

[Kyokka Suigetsu]

простите, слов просто нет

[Hobbit!Anon]

флаффный флафф

Исполнение 2

470 слов

Кили не решается который год, хотя ему давно хочется внести хоть какую-то определенность в то, что происходит между ними, - но это не какая-то, это клятва; это своя жизнь, отданная другому, и чужая в твоих руках; навсегда. Насчет чужой жизни в своей руках Кили совсем не уверен, ведь Торин, хоть сходит с ума, не забывается настолько, чтобы признаться в этом; Кили думает, что он не признается в этом даже самому себе. Он прячет безумие, но оно часто появляется в его глазах; его слышно в голосе.
Кили не признается себе, что каждый раз ждет. Уже четыре года в этот день он ходит как пьяный, не может успокоиться до вечера; а потом прислушивается к словам, которые шепчет Торин ему в губы, и слышит, почти слышит заветные слова среди пошлостей. Он заставляет себя не ждать, надеясь на неожиданность; ведь все, что у них есть - спонтанные встречи, слова, случайно сорвавшиеся с языка; неуправляемая, безумная страсть, сразившая короля - и его наследника. Но вздрагивает от стука в дверь, не слушает Фили; долго чертит неизвестные знаки по столу, потом сбегает во двор, чувствуя привычную смесь возбуждения и страха. Он знает, что Торин - рядом, за несколькими стенами, сто шагов - и коснешься рукой; и Торин уже ищет его.
Им всегда хватает одного взгляда, брошенного друг на друга; Торин выходит, и Кили выходит за ним, догоняет его быстрыми шагами. Кили нравится не смотреть на Торина весь обед, чувствовать тяжелый взгляд на себе, и оглянуться, выходя; он любит дразнить Торина, злить его, заставлять искать себя по пустым коридорам. Он замирает, когда Торин гладит синяки и царапины, которыми наградил его, прижимая к стене. У Кили подкашиваются ноги от всего этого; гордость со связанными руками, умоляющая; король, стоящий перед ним на коленях; вкус покорности на губах после поцелуев, от которых замирает сердце. Торин яростно сопротивляется, но подчиняется каждый раз.
Кили наслаждается его злой, отчаянной грубостью; но он забывает про все, когда Торин нежен; и в этот раз он не думает про сегодняшний день, не мучается вопросами, он только тает под легкими прикосновениями, плавится, как золото, ставшее безумием его предков; но он сразу понимает, про что Торин, когда тот спрашивает: "да?". И сразу отвечает - "да"; но Кили всегда согласен на все, что предлагает Торин, он всегда говорит "да", и Торин, наверное, это понимает, потому что спрашивает: "что да? ну что - да?" - и хватает Кили за руки, не давая себя гладить; Кили чувствует, как он напрягается, его руки сжимают ладони Кили до боли. Кили становится смешно; он ничего не может поделать и улыбается в лицо Торину, который вглядывается в него и, кажется, всерьез думает, что Кили не понимает. "Я люблю тебя", - почему-то не говорит, а шепчет Кили, и не может перестать улыбаться, когда Торин повторяет его слова, когда целует его; и вырывает руки из его рук, чтобы обнять и не отпускать – потому что да, да, да.

[Niellune]

да-да-да *рассыпалась на сердечки*

[Времена_года]

Автор 2, спасибо за такое хорошее исполнение Замечательное Торинкили))) (фанат этого пейринга на седьмом небе от счастья))

[Hobbit!Anon]

Niellune, Времена_года, спасибо!
а2